Искра жизни — краткое содержание романа ремарка

Роман «Искра жизни» посвящён сестре писателя – Эльфриде Шольц. Ещё в 1931 году Ремарк был вынужден покинуть Германию. На писателя начались гонения со стороны пришедшей к власти Национал-социалистической партии. Новое правительство лишило Ремарка немецкого гражданства, которое писателю так и не удалось восстановить. В 1933 году книги Ремарка были запрещены на территории Германии.

Не имея возможности расправиться с самим писателем, нацисты решил «отыграться» на его сестре. Эльфрида не имела никакого отношения ни к политике, ни к литературе. Она была простой портнихой. Одна из клиенток оклеветала Эльфриду перед нацистскими властями.

В 1943 году женщина была арестована. Её обвинили в попытке подорвать обороноспособность Германии. Эльфрида была приговорена к обезглавливанию. Сестру Ремарка казнили осенью 1943 года.

А в конце 1970-х годов одну из улиц Оснабрюке, родного города Эльфриды, назвали её именем.

История создания

Ремарк никогда не был в концлагере, поэтому не мог опереться на личный опыт. Писателю пришлось проделать огромную работу по сбору материала. Основным источником информации стали архивные документы и свидетельства очевидцев. Работа над романом значительно затянулась: изучая свидетельства, Ремарк впал в глубокую депрессию.

Концепция романа была готова уже к 1944 году. Однако к работе над книгой автор приступил только в 1946 году, после того, как ему стало известно о трагической гибели сестры от рук нацистов.

Писатель прекрасно понимал, что затрагивать подобные темы недопустимо, однако это не смогло его остановить. В швейцарском издательстве «Шерц» Ремарку отказали. С писателем расторгли договор.

В начале 1952 года роман всё-таки был издан.

Отзывы критиков

Отзывы о новом романе Ремарка были неоднозначными. В Соединённых Штатах книга пользовалась успехом. Немецкие критики приняли роман слишком холодно. В Германии книгу по достоинству оценили только бывшие жертвы концлагерей.

На родине Ремарка роман покупали очень плохо. В Советском Союзе «Искра жизни» не смогла пройти цензуру. Советские критики обвинили Ремарка в том, что он провёл параллель между фашизмом и коммунизмом.

На русском языке роман был издан только в 1992 году.

Краткое содержание

Ни города, ни концлагеря, о которых идёт речь в романе, на самом деле никогда не существовало. В вымышленном городе Меллерн нетрудно узнать черты Оснабрюке, города, в котором родился автор. Чтобы максимально правдоподобно описать концлагерь, Ремарк изучил огромное количество документальных свидетельств о Бухенвальде.

На страницах романа предстают жуткие сцены из жизни обитателей концлагеря. Автор стремится к тому, чтобы показать огромное количество судеб самых разных людей.

Читатель видит еврейскую девушку, изнасилованную фашистами, одиннадцатилетнего мальчика, который большую часть жизни провёл в стенах концлагеря. Мальчик выжил только благодаря тому, что не брезговал питаться трупами. Одних заключённых пытки и мучения уподобили фашистам.

Другие же не потеряли своего нравственного облика, несмотря ни на что. Кроме этого, автор рассказывает о личной жизни коменданта Бруно Нойбауэра.

Характеристика персонажей

Номер 509

Бывшего редактора либеральной газеты автор предпочитает называть не по имени, а просто Пятьсот девятый. Бывший редактор провёл в стенах концлагеря не один год. Он перенёс голод, издевательства и унижения фашистов. В самом начале повествования Ремарк называет своего героя скелетом. Так выглядел не только Пятьсот девятый, но и все остальные заключённые.

В жалком, обтянутом кожей скелете, трудно узнать человека. У этого существа даже нет имени. Однако Человека внутри себя бывшему редактору всё же удалось сохранить. Жажда жизни и непоколебимая воля спасли его от гибели и утраты морального облика. К сожалению, Пятьсот девятый не успел насладиться свободой: он погиб незадолго до освобождения из концлагеря.

Бруно Нойбауэр

Нойбауэр, в отличие от Пятьсот девятого, представляет мир, противоположный миру заключённых концлагеря. Автор показывает 2 лица одного человека. С одной стороны, Бруно Нойбауэр – добропорядочный отец семейства.

Как и любой хороший семьянин, Нойбауэр заинтересован в благополучии своей семьи. С другой стороны, Бруно – безжалостный комендант концлагеря.

Ежедневно он наблюдает за истязаниями людей, среди которых тоже есть чьи-то дети, мужья, жёны, родители, братья и сёстры.

Еще один шедевр Эриха Марии Ремарка “Триумфальная арка”, в котором автор описал жизнь немецкого хирурга, скрывающегося от преследований нацистов во Франции накануне Второй мировой войны.

Первое произведение известного писателя Эриха Марии Ремарка “Приют грез”, написанное по окончании Первой Мировой Войны, хотя и не признанное немецкими критиками и читателями.

Два лица Нойбауэра не противопоставлены друг другу. Они плавно переходят одно в другое. Границу, на которой заканчивается одно лицо и начинается другое, определить практически невозможно.

Комендант чувствует приближение конца империи фюрера. Нойбауэр не сочувствует своим жертвам, не сожалеет о содеянном.

Единственная его забота – сохранить своё благосостояние и избежать ответственности за свои преступления.

Искра жизни

Несмотря на некоторую образность названия, его смысл более чем понятен даже не склонным к философии читателям. Искра жизни – это то, что ещё осталось в заключённых концлагеря, более похожих на трупы, чем на живых людей. У тех, кто здесь оказался, было отнято всё.

Главное, чего лишили заключённых, это их право быть людьми. Автор предлагает читателям задуматься над тем, почему одни человеческие существа могут безнаказанно чинить произвол над другими. «Неправильная» национальность одного человека не даёт представителям «высшей расы» права на его истребление.

Тем не менее, это происходит вопреки здравому смыслу.

Фашистская идеология не признаёт равенства людей. Что могут сделать заключённые для того, чтобы доказать фашистам, что они тоже люди? Они измучены, больны и бесправны. Однако, даже находясь на грани жизни и смерти, заключённые нашли способ. Только поступки показывают в человеке Человека.

Некоторые обитатели концлагеря успели ожесточиться. Ради куска хлеба и возможности избежать наказания они согласны предавать таких же несчастных, как и они сами. Но остались среди заключённых и те, для кого стать жестоким означает уподобиться своим мучителям, опуститься до их уровня.

Для этих заключённых намного страшнее встать в один ряд с изуверами, чем умереть во время пыток. Позволить убить в себе Человека – значит погибнуть окончательно. Именно поэтому такие заключённые изо всех сил стараются помочь своим ближним, разделить с ними последний кусок.

Это и есть искра жизни.

Темные тона в романе Возможно, некоторые читатели обвинят автора в излишнем натурализме и пессимизме. Но Ремарка не следует за это осуждать. Он потерял свою ни в чём не повинную сестру, погибшую, в некотором смысле, по его вине. Смерть близкого человека не может вдохновить на более жизнерадостное творчество.

Ремарк не ставил себе задачу как можно более красочно изобразить истязания узников.

Тем не менее, искра всё же осталась. Её ничто не смогло затушить. Искра кажется маленькой и незначительной, но именно она способна породить настоящее пламя.

Источник: https://r-book.club/zarubezhnye-pisateli/ehrikh-mariya-remark/iskra-zhizni.html

Искра жизни. Эрих Мария Ремарк. Продолжение

Начало здесь…

Спасать людей, которые вот-вот должны умереть может только человек с развитым зрительным вектором. Для таких человеческая жизнь превыше всего. Его огромное сердце сочувствием, состраданием и заботой помогало обитателям барака прожить хоть немного больше.

Люди со зрительным вектором рождаются с сильным страхом за свою жизнь.

 Если условия в детстве не позволили развиться и вытолкнуть страх наружу, заменив его на любовь, то потом всю жизнь человек мучается разными фобиями, тревожными предчувствиями, истеря и суеверя.

 Невозможность жить в соответствии со своей природой, любить и сопереживать делает человека несчастным. В романе «Искра жизни» Бергер, заключенный концлагеря, где на каждом шагу пытки и смерть, боялся не за свою личную жизнь, а за жизни других.

Другой яркий пример реализации себя на благо других – это Лео Лебенталь. Он доставал пищу для ветеранов. Создавал связи, имел товарооборот.

Несложно догадаться, что Лебенталь был обладателем кожного вектора, в желаниях которого как раз и естьвыкрутиться и найти способ добычи пропитания.

Лучше всего торговать получается именно у таких людей, они ловкие умом и телом, чувствуют выгоду кожей. И опять-таки, Лео искал эту выгоду не для себя, а для всех.

«Он торговал всем подряд. Через него можно было достать окурки, морковку или пару картофелин, отходы из кухни, кость, а иногда и кусок хлеба. Он никого не обманывал. Он лишь заботился о товарообороте. Позаботиться о себе самом, тайком от других, никогда не приходило ему в голову. Торговля поддерживала в нем жизнь — торговля, а не то, чем он торговал.»

Почти для всех героев романа Ремарк приготовил счастливое будущее после освобождения. Лебенталь договорился о табачной лавке, он будет торговать, т.е. делать то, что он больше всего любит.

Бергер снова смог оперировать, хотя боялся, что уже всё забыл. Тем не менее, он сможет и дальше жить, реализуя себя для всех.

Бухер, один из самых молодых, нашёл в лагере девушку, с которой они вышли из заключения вместе, с планами на долгую счастливую жизнь.

Левинский продолжит свою коммунистическую деятельность. И только для 509 не нашлось места в новой жизни после освобождения. Он погибает, уничтожая главное зло лагеря – Вебера.

«509-й попробовал думать; он хотел еще раз понять смысл и цель их поединка. Это должно было придать ему силы. Усталый мозг его еще понимал, что речь идет о чем-то самом простом в человеке, о чем-то, без чего мир был бы обречен на гибель.

И благодаря чему могло быть уничтожено другое — абсолютное зло, антихрист, смертный грех. Преступление против духа. «Слова… — думал он — Они почти ничего не выражают. Да и к чему они сейчас? Нужно просто выдержать. Нельзя умереть раньше, чем умрет оно.

Вот и все»… Мир сократился до размеров двух человеческих глаз. Они должны были померкнуть.»

Ремарк писал, что действия романа существуют, пока есть главный герой, который наблюдает всё описываемое. Писатель показал нам то, что хотел, и завершил жизнь 509-го. Но прежде уничтожил фашизм. И сделал это символично.

Звуковое зло (а фашизм это звуковая идея, нашедшая опору в фрустрациях анального вектора) может быть побеждено только противоположным.

Не чем-то зрительным, например, сопереживанием – этого мало, и даже не обонятельным – это временно, а такой же звуковой идеей, только со знаком плюс… Стремлением познать свое Я…

После окончания Второй Мировой Войны национализм и фашизм не прекратили своё существование в этом мире, невзирая на чудовищный след, оставленный в истории человечества. Сегодня по-прежнему находятся приверженцы идей чистоты крови.

Желание отделить свою нацию от других, доходящее до агрессии, появляется у людей с упрёком в глазах и обидой в сердце, изо дня в день остро ощущающих „несправедливость“ жизни, накапливающих и хранящих маленькое и большое зло в своей памяти.

Памяти, которая дана им совсем для другого…

Мы воспринимаем мир только через свои свойства. Мы разные. Причем отличаемся не только друг от друга, но и в зависимости от степени реализации своего собственного потенциала мы выражаем и чувствуем себя совершенно по-разному.

 Человек с анальным вектором в хорошем состоянии, счастливый и реализованный — это лояльный обществу гражданин, заботливый и примерный семьянин, надёжный друг. И совсем другим он будет в плохом состоянии.

В которое его могли привести события детства, предательства людей, резко изменившееся обстоятельства жизни, но больше всего – потеря реализации в паре, в социуме. Изменить складывающийся неблагоприятный сценарий жизни возможно, осознав себя, свои желания, которые нами движут, найдя своё место в жизни.

• Статья написана с использованием материалов тренингов по системно-векторной психологии Юрия Бурлана.
• Наталья Вжесневская
• Читать также:
• Искра жизни. Эрих Мария Ремарк

МЕЖДУ ПРЯНИКОМ И КНУТОМЗАЧЕМ МЫ ПРИШЛИ НА ВВОДНЫЕ ЛЕКЦИИ? КАК ПОЛУЧИТЬ ОТВЕТ НА САМЫЕ ВАЖНЫЕ ВОПРОСЫ?

Поделитесь этим с другими:

Источник: https://xn—-7sbfghublmqkebkluk6dzkk.xn--p1ai/sistemno-vektornaja-psihologija-jurija-burlana/iskra-zhizni-erix-mariya-remark-prodolzhenie/

Эрих Ремарк «Искра жизни» (1952)

Средний отрезок творчества Эриха Ремарка ознаменовался шокирующими читателя первыми страницами произведений. Если где-то перемешаны в кучу тела убитых войной людей, то «Искра жизни» начинается с пробуждения безымянного человека с номером на груди, практически умершего от истощения, но продолжающего пребывать в сонном состоянии, покуда лучше оказаться спящим, нежели проснувшимся. Ремарк никогда не был узником концлагеря, он был эмигрантом, поэтому ему хорошо удавались произведения про страдания людей, вынужденных бродить по Европе от одной границы до другой, поскольку они никому не были нужны. Но вот Ремарк взялся показать ужасы пребывания людей в концлагере, причём не только со стороны узников, но и со стороны начальника, чья жизнь отнюдь не отличается благополучием. Всюду Ремарк стремится показать людей, создавая обезличенных персонажей, под которыми каждый может узнать самого себя. Только всё происходящее лишь вызывает трепетный ужас перед кощунственным отношением к человеческой плоти, но не является чем-то уникальным в плане литературы, сводя сюжет от животрепещущих тем к совсем уж малоправдоподобным выдумкам.

Человек — это пыль, которую можно использовать в качестве искусственного удобрения, посыпать дороги зимой вместо песка; человек — это подопытное животное: такие образы создаёт Ремарк, показывая действительную сторону власти одних людей над другими. Удивительно, но Ремарк никого не обвиняет, сокрушаясь только над заложенными природой в человека качествами.

Дай кому-то возможность быть выше остальных, разреши ему делать абсолютно всё, закрой ему глаза на моральные принципы и помести в герметичную обстановку, где он будет властелином, а другие — пустотелыми существами, тогда в человеке проснётся неистовый демон, чья душа уже никогда не вернёт прежний блеск, а руки будут обагрены кровью.

В этом деле не может быть исключений — так считает Ремарк — каждый станет жестоким, утратив человечность. Не может быть доброго начальника и не может быть восстающих за справедливость подчинённых — они все заражены спорами власти, их делом отныне является только пуск газа в камеры и разжигание огня в крематории, ведь другого им уже не дано.

Это покажется читателю сомнительным.

Желая создать должную атмосферу, писатели легко забывают о реальности. Обелять можно бесконечно, придумывая различные оправдывающие причины.

Но стоило ли развивать повествование в те годы, когда Германия практически потерпела поражение в войне? Безусловно, с таким раскладом дел легче подвести героев к благополучному завершению их пути, а не обречь на мучительную смерть, выстраданную неделями и месяцами истязаний.

Ремарк мог не кормить, мог не поить, мог не сообщать узникам никакой информации, сообщая читателю при этом, что концлагерь никогда не испытывает нехватки в заключённых, поскольку с воли постоянно пребывают новые волны осуждённых и евреев, которые в последующем становятся глухонемыми свидетелями творимых бесчинств, не открывая рта и не сообщая никому важной информации, что надо набраться терпения и ждать скорейшего освобождения. Ремарк просто не в силах дать надежду людям от самих людей, заставляя узников сжигать драгоценные спички, чтобы прочитать удачно подобранный отрывок газеты, где содержится именно та информация, что не даёт угаснуть искре жизни окончательно. Свет в конце тоннеля действительно может присутствовать, и не обязательно, если под ним подразумевается жадный огонь крематория.

Перед обстоятельствами, против которых человек бессилен, Ремарк не раз призывает придти к смирению с неизбежным. Лучше покориться воле сильного, тогда можно будет дожить до счастливого конца. Однако, не всё так радужно на самом деле.

Сперва Ремарк показывает читателю пример яростного неповиновения служителям науки, желая таким образом обосновать разумное противление насилию, чтобы следом похвалить дерзкое отношение угнетённого, дабы потом этот храбрый человек призывал всех к благоразумию и порицал любые акты сопротивления: противоречия на противоречиях. Конечно, за ужасами будних дней концлагеря это не должно приковывать чьё-либо внимание. Однако, надо быть последовательным до конца. Стоит признать, что у Ремарка вышел не тот концлагерь, который должен был получиться. Не те события и не в том месте происходят, это приходится признать.

• Художественной ценности в «Искре жизни» минимум, но быт концлагеря описан превосходно.
• Дополнительные метки: ремарк искра жизни критика, ремарк искра жизни анализ, ремарк искра жизни отзывы, ремарк искра жизни рецензия, ремарк искра жизни книга, Erich Maria Remarque, Der Funke Leben, Spark of Life
• Данное произведение вы можете приобрести в следующих интернет-магазинах:

Лабиринт | ЛитРес | Ozon | My-shop

Это тоже может вас заинтересовать:
— Станция на горизонте
— На Западном фронте без перемен
— Три товарища
— Возлюби ближнего своего
— Триумфальная арка
— Время жить и время умирать
— Чёрный обелиск
— Жизнь взаймы
— Ночь в Лиссабоне
— Тени в раю
— Гэм
— «Благоволительницы» Джонатана Литтелла

Источник: https://trounin.ru/remarque52/

Искра жизни — Эрих Мария Ремарк — читать книгу онлайн, на iPhone, iPad и Android

«…лень души, страх… паралич совести — вот наше несчастье… «

Я отключила все мысли. И чувства.  Чувства в первую очередь. Не думать.  Не брать в голову.  Просто читать. Но нельзя читать эту книгу, не волнуясь и не переживая.  И её нельзя не читать.  Кто-то должен это знать. Кто- то должен это помнить. И этот «кто-то»- мы.

 Концентрационный лагерь Меллерн (читай Бухенвальд). Где-то там, внизу, пылает город. Война добралась и до мирных немецких жителей, теперь они тоже знают, что такое смерть, бомбёжка, разруха, потери близких.  Правда о голоде они не знают ничего.

 Может они и несчастны, но сыты. А здесь, в аду на земле, несколько тысяч скелетов живут надеждой и мыслями о кусочке хлеба.

Почему так случилось? Почему одни люди сочли себя богами и вершили судьбы других одним росчерком пера, одним движением руки. Почему, чтобы им жилось хорошо, миллионы должны были страдать?

В лагере Меллерн есть ещё один лагерь- Малый. Сюда попадают те, кому жить осталось считанные дни, кто уже  не может работать, двигаться и иногда даже мыслить. Они «мусульмане», даже не третий сорт, не брак, их просто уж  нет, хотя они ещё живы.

А среди них- небольшие искорки, горстка ветеранов, которые всеми силами поддерживают друг друга, потому что вызволение уже близко, потому что годы, проведённые здесь не позволяют им умирать безропотно, потому что смерть ушедших товарищей не должна быть бессмысленной, потому что они, не смотря ни на что,- люди, хоть с них годами пытались сделать бессловесный скот.  509 (он давно уже не упоминает своего имени), Бергер, Бухер, Лебенталь, Агасфер, 11-летний поляк Карел, — делают всё, что в их силах, чтобы дожить до светлого дня. Чтобы не сломаться, они поддерживают друг друга, как могут: скудной пищей, драными одеждами умерших и просто словами надежды.  Они «сотрудничают» из сопротивлением из большого лагеря, прячут оружие, людей. Они  понемножку складывают костёр, который, придёт время, вспыхнет так, что тысячу искр осветят эту окровавленную землю и зажгут свет в глазах  несчастных скелетов, которые вновь станут людьми.  Ремарк, как всегда, проникает в самое сердце. Ранит словами, обжигает образами 

Его немецкие офицеры, эсесовцы, да и вообще все те, кто издевался над заключёнными,- это не просто изнанка человеческой души, это её ад, её чернейшие стороны, о которых многие и не подозревали, пока не почувствовали власть.

И даже понимая, когда иногда приходило прозрение, что зарвались, некоторые всё же находили объяснения своим чудовищным поступкам, как, например комендант лагеря, оберштурмбаннфюрер СС Бруно Нойбауер.

Кажется, что он живёт в своём придуманном мире, где пьют французское шампанское, разводят примулы и тюльпаны, кормят кроликов и радуются каждому дню.

То, что у вверенном ему лагере тысячами умирают пленные, это какое-то недоразумение, ведь он хороший начальник, и всего лишь исполняет приказы. Даже в критической ситуации он ещё надеется на то, что его поймут и простят. 

О том, что это люди, он давно уже забыл.

Хочется несколько слов сказать о сопротивлении. Да только где найти такие слова, которые передали бы всю степень восхищения  людьми, которые даже в тех нечеловеческих условиях находили в себе силы и мужество бороться и поднимать других.

Левинский, Вернер, — они сплотили вокруг себя массы, благодаря им многие заключённые дожили до освобождения. Но вот здесь чувствуется, что Ремарк не очень жалует  коммунистов. Он их почти сравнивает с нацистами, с людьми, которые за идею готовы на всё.

Как показало время, не так уж и не прав оказался писатель. 

Такая страшная, очень тяжелая книга заканчивается на позитивной ноте. Конечно, не все дождались светлого часа, многие погибли в ту роковую для всех ночь.

Но тех, кому посчастливилось выжить, ждёт будущее. Неважно какое, они об этом не думали, и, конечно же будет тяжело, но они свободны, они теперь люди не просто для себя, а для всех. И они не герои.

Их не надо чествовать. Давайте просто помнить.  

Ф/М 201318/25

Источник: https://MyBook.ru/author/erih-mariya-remark/iskra-zhizni/

Искра жизни, Эрих Мария Ремарк — отзыв

Я не люблю писать отзывы на книги, предпочитаю «втихую» читать и никому ничего не рекомендовать. Каждый сам должен понять что ему читать. Но вот искру жизни не могу пропустить и ставлю ей тройку. Объясню, почему

Да простят меня фанаты Ремарка, но простить ему «англичане и американцы выиграли войну» и сквозь всю книгу красной нитью идет именно этот факт, и факт того, что в концлагере русских и не было(кроме пары «мусульман» — так в книге названы полумертвые ничего не ощущающие узники).

Очень жаль, что этому писателю никто не напомнил о потерях СССР в этой войне и количество славян, сгноенных в тех самых лагерях. 40 миллионов человек.

40 МИЛЛИОНОВ русских погибло, а войну по мнению Ремарка выиграли американцы и англичане (на минуточку, для тех кто не знает историю — сша и англия ввели свои войска в войну в 44м году! погибших около пары десятков тясяч.

Это несоизмеримо с потерями нашей страны, наших людей, это мы воевали, мы выиграли! Стыд и позор Ремарку за наглую ложь! Это исторический факт и чем больше времени проходит, тем меньшее количество людей помнит подвиг нашего народа, весь мир думает, что сша выиграло войну! Во многом благодаря таким вот самородкам.

Меня с детства воспитывали в уважении и любви к тем, кто выиграл. Очень много читала документальных книг, ходила с детства по музеям ВОВ, смотрела фильмы. Я уважаю подвиг нашего народа, а Ремарк мне просто плюнул в лицо! Он плюнул в лицо всем русским людям и это я никогда не смогу простить.

Описание: в романе идет рассказ о людях, которые по 10 лет провели в концлагере, они почти смертники — настолько слабы, что им выделен отдельный барак и там они умирают.

Но некоторые сохранили волю к жизни и чувствуя приближение конца войны они всей душой жаждут дожить до того дня, когда смогут выйти из лагеря свободными людьми.

Кого не смущает наглая ложь — обязательно прочитайте! Эта книга наполнена болью, страданиями, но в ней есть надежда — очень много надежды, которую сохранили узники трудового концлагеря времен Великой Отечественной Войны. Роман очень сильный, при прочтении чувствуется рука творческого человека.

Я прочитала, но из-за вышеприведенных фактов перечитывать не буду, у меня просто не хватает злости, когда так откровенно лгут читателю. Пара фраз, разбросанных по всему роману и вот он безнадежно испорчен, для меня. Хотя это художественная литература, но та война — не место для лжи и лицемерия.

☞ Подписывайтесь на мои новые бесконечно идиотские отзывы, ставьте yes ,если отзыв понравился, если не понравился — можно полить какашками в комментах=).

Всем Бобра! Ежуська)

Источник: https://irecommend.ru/content/remark-iskazhaet-fakty

Искра жизниТекст

– Свиньи вонючие! Пересчитываетесь снова!

Бригады работяг из Большого лагеря, вытянувшись по стойке «смирно», стояли на лагерном плацу-линейке шеренгами по десять, разбившись на отделения. Уже темнело, и в этом смутном освещении арестанты в своих полосатых робах напоминали гигантское стадо загнанных зебр.

Поверка длилась уже больше часа, а счет все никак не сходился. Всему виной была бомбежка. В бригадах, что работали на медеплавильном заводе, имелись потери.

Одна из бомб разорвалась прямо в цехе, нескольких человек убило наповал, нескольких ранило.

А тут еще эсэсовская охрана, придя в себя после первого испуга, принялась палить по разбегающимся в поисках укрытия заключенным, думая, что те решили удрать. И еще человек шесть ухлопали.

После бомбежки пришлось заключенным из-под щебня и камней откапывать своих убитых или то, что от них осталось. Это было нужно для поверки. Хоть и ничтожна цена арестантской жизни, хоть и не ставят эсэсовцы эту жизнь ни во что, а на поверке счет должен сойтись, и всех, кого вывели из зоны, при входе надо предъявить живыми или мертвыми. Бюрократию трупы не пугали, пугала только недостача.

Бригады тщательно подобрали все, что сумели отыскать; кто нес руку, кто ногу, кто оторванную голову Несколько носилок, что удалось сколотить, предназначались для тех раненых, у кого недоставало конечностей или были разорваны животы.

Остальных вели или волоком тащили товарищи – это уж кого как. Перевязки мало кому сделали, перевязывать-то почти нечем. Проволокой или веревками затянули жгуты тем, кто истекал кровью.

Построились в колонну, с грехом пополам дотащились в гору до лагеря. По пути еще двое умерли. Их тоже пришлось волочить. Из-за этого случилось недоразумение, при котором изрядно осрамился шарфюрер СС Гюнтер Штайнбреннер. У главных ворот лагеря, как всегда, колонну встречал оркестр, игравший гимн «Фридрих Великий».

При приближении колонны оркестр по команде переходил на парадный марш, и бригаде надлежало строевым шагом, соблюдая равнение направо, промаршировать мимо начальника режима Вебера и его свиты. Даже тяжело раненные на носилках и те повернули головы вправо и попытались придать некоторую подтянутость своим полумертвым, изувеченным телам. Лишь мертвецы освобождались от ритуала приветствия.

Так вот, Штайнбреннер вдруг углядел, что какой-то бедолага, которого ведут двое товарищей, не держит равнение, а нагло плетется, свесив голову. Толком не разобравшись, не заметив, что ноги у арестанта тоже волочатся, Штайнбреннер мигом подскочил к наглецу и рукоятью револьвера заехал тому между глаз.

Штайнбреннер был еще молодой, горячий, вот и решил второпях, что арестант всего лишь без сознания. Голова мертвеца от удара дернулась назад, а челюсть, наоборот, отвисла, – со стороны казалось, что окровавленная пасть в каком-то последнем, мстительном порыве хочет цапнуть револьвер.

Остальные офицеры так и покатились со смеху, а Штайнбреннер был вне себя от ярости – он чувствовал, что этой промашкой отчасти утратил авторитет, который завоевал благодаря «курсу лечения» серной кислотой, проведенному на Йоэле Бухсбауме. Теперь придется повторить на ком-нибудь еще.

Дорога от завода до лагеря заняла много времени, и поверка началась позже обычного. Убитых и раненых разложили строго по порядку, как в строю, каждого при своем отделении и блоке. Даже тяжело раненных не отправили в госпиталь и пока что не стали делать перевязку – перекличка и счет важней.

– Живо! Рассчитывайтесь снова! Если в этот раз не сойдется, будем помогать.

Начальник режима Вебер сидел верхом на стуле, который специально для него вынесли на плац-линейку. Это был мужчина тридцати пяти лет, среднего роста и недюжинной физической силы.

Широкое смуглое лицо его отметил глубокий шрам, сбегавший от правого угла рта вниз к подбородку, – память о схватке с рабочими-путейцами в 1929 году.

Старосты блоков, потея от напряжения и страха, начали пересчет. Раздались монотонные голоса: «Первый, второй, третий…»

Неразбериха возникла, конечно же, из-за тех, кого в клочья разорвало на медеплавильном. Заключенные, понятно, старались и подобрали все головы, руки-ноги и тела, что там нашлись, но нашлось не все. С какого конца ни считай, а все получалось, что двоих нету.

В наступающей темноте между некоторыми бригадами уже возникали споры из-за отдельных конечностей, а в первую очередь из-за голов. Каждое отделение стремилось предстать в полном составе, дабы избежать суровой кары, неизбежной в случае недостачи.

Кое-где люди уже рвали друг у друга из рук кровавые останки, уже пошли в ход кулаки, но тут раздалась команда: «Смирно!» В суматохе старосты так ничего и не успели придумать, двух тел по-прежнему не было.

Не иначе, бомба разорвала их в клочки, а клочки либо перелетели за ограду, либо их забросило на крышу, где они и валяются.

Дежурный офицер подошел к Веберу.

– Теперь, похоже, только полутора человек недостает. У русских на один труп три ноги, а у поляков рука лишняя нашлась.

Вебер зевнул.

– Пусть перекликаются поименно и выясняют, кого нет.

По рядам лагерников пробежал едва заметный трепет ужаса. Поименная перекличка означала, что придется стоять еще часа два, если не дольше, – у поляков и русских вечно происходила путаница с именами, поскольку по-немецки они почти не понимали.

Перекличка началась. Вдалеке раздались первые робкие голоса и почти сразу же ругань и удары. Эсэсовцы били от досады, что пропадает их свободное время. Десятники и бригадиры били просто от страха.

С немой мольбой устремляли они взоры на товарищей, а те, стоя навытяжку, руки по швам, ничем не могли им помочь. Для иных частокол ног в замызганных полосатых штанах был последним, что они видели в жизни.

Из-за крематория выползла луна. Воздух был мглистый, вокруг луны образовался широкий венец.

На какое-то время этот желто-красный шар застыл прямо за щелями трубы так, что казалось, будто в печах крематория сжигают духов и из труб вырывается голодное призрачное пламя.

Постепенно лунный диск вылез из-за трубы и встал над ней, так что теперь ее тупое рыло напоминало жерло миномета, изрыгнувшего огненное ядро прямо в небо.

В первой шеренге блока номер тринадцать стоял заключенный Гольдштейн. Стоял он крайним слева, так что рядом с ним лежали убитые и раненые из их отделения. Среди раненых был и Шеллер, друг Гольдштейна. Он лежал ближе всех.

Краем глаза Гольдштейн вдруг увидел, что черное пятно под раздробленной ногой Шеллера начало расползаться гораздо быстрее, чем прежде. Видимо, наспех сделанная повязка разом ослабла, и теперь Шеллер истекал кровью.

Гольдштейн ткнул локтем своего соседа Мюнцера, а потом начал заваливаться на бок, словно с ним обморок. И упал аккурат так, чтобы лечь Шеллеру на ноги.

Одного приличного удара кованым сапогом в висок было достаточно, чтобы успокоить Гольдштейна раз и навсегда. Арестанты вокруг стояли неподвижно, но тайком каждый напряженно наблюдал за происходящим.

Надзиратель вместе со старостой блока были как раз на другом конце шеренги. Староста что-то ему докладывал. Он тоже заметил уловку Гольдштейна и теперь пытался, как мог, хоть ненадолго отвлечь внимание шарфюрера.

Гольдштейн нащупал под собой веревку, которой была перевязана нога Шеллера. Прямо под собой он видел кровь, и его тошнило от запаха сырого мяса.

– Да брось ты, – прошептал Шеллер. Гольдштейн тем временем отыскал соскользнувший узел и развязал его. Кровь потекла сильнее. – Они меня все равно усыпят, – шептал Шеллер. – С такой-то ногой…

Нога держалась только на нескольких сухожилиях и лоскутах кожи. После того как Гольдштейн на нее свалился, нога странно вывернулась и лежала теперь совсем уж чудно – ступней вовнутрь, словно в ней появился еще один сустав. Руки у Гольдштейна были все в крови. Он затянул узел, но жгут снова соскользнул. Шеллер дернулся и опять прошептал:

– Да брось ты.

Пришлось Гольдштейну снова развязывать узел. Пальцы его наткнулись на раздробленную кость. Его стало мутить. Он сглотнул, продолжая копаться в осклизлом мясе, наконец нашел веревку, подтянул ее повыше – и замер. Мюнцер пихнул его в ногу. Это был сигнал – надзиратель блока, пыхтя, направлялся в их сторону.

– Еще один симулянт! Ну а с этим что?

– Обморок, господин шарфюрер, – угодливо пояснил староста. – А ну, вставай, падаль! – заорал он на Гольдштейна, пиная того ногой под ребра. Удар выглядел куда серьезней, чем был на самом деле – в последнюю секунду староста его смягчил. И тут же стукнул еще раз. Тем самым он избавлял Гольдштейна от ударов надзирателя. Гольдштейн не двигался. Кровь Шеллера текла прямо у него под носом.

– Да ладно. Пусть лежит, пошли. – Надзиратель двинулся дальше. – Черт, когда же мы управимся?

Староста поплелся за ним. Гольдштейн еще секунду-другую выждал. Потом схватил концы веревки, стянул их что есть силы вокруг ноги Шеллера, завязал, после чего крепко-накрепко закрутил деревянную палочку – хомутик, который и обеспечивал надежность перевязки. Кровь перестала течь ручьем. Она теперь только слабо сочилась. Гольдштейн осторожно убрал руки. Повязка держалась.

Перекличку закончили. В итоге порешили, что недостает трех четвертей русского и верхней половины поляка Сибольского из барака номер пять. Вообще-то это было не совсем так. Руки от Сибольского имелись.

По счастью, нашлись и еще кое-какие неоприходованные куски и конечности, которыми с грехом пополам покрыли недостачу одного человека с четвертью. То есть худо-бедно удалось доказать, что в сумятице при бомбежке ни один заключенный не сбежал.

Хорошо еще, что так обернулось, не то пришлось бы стоять на плацу до утра, потом тащиться на завод и искать недостающие останки. Недели три назад весь лагерь простоял на ногах двое суток, пока не нашли пропавшего арестанта – он, как выяснилось, порешил себя в свинарнике.

Вебер невозмутимо сидел верхом на своем стуле, все также оперев подбородок на руки. За все время переклички он едва ли шелохнулся. Теперь, выслушав доклад, лениво встал и потянулся.

– Люди совсем застоялись. Неплохо бы им размяться. Занятия по топографии!

Над плацем разнеслось дробное эхо команд: «Руки за голову! Присесть на корточки! Прыжками вперед, по-лягушачьи, марш!»

Длиннющая колонна заключенных исправно выполнила приказ. Присев на корточки, все медленно попрыгали вперед. Луна тем временем поднялась повыше и засияла ярче. Она освещала лишь часть плаца, другая половина оставалась в тени лагерных строений. В лунном сиянии четко обозначились контуры крематория, главных ворот и даже виселицы.

– Прыжки назад!

Стройными рядами арестанты попрыгали обратно, из света снова в тень. Многие падали. Надзиратели, старосты и десятники пинками заставляли их подняться и прыгать дальше. За шарканьем сотен ног окриков и ударов было почти не слышно.

– Вперед! Назад! Вперед! Назад! Смир-р-р-но!

Только теперь, собственно, и начались занятия по топографии. Сводились они к тому, что заключенным следовало бросаться на землю, ползти по-пластунски, вскакивать, снова падать и снова ползти.

Раненые береглись, как могли, но в такой толкучке, да еще со страху, всякое было возможно.

Через четверть часа Вебер наконец скомандовал: «Отставить!» Эти пятнадцать минут произвели в рядах измученных узников основательное опустошение. Повсюду виднелись неподвижные силуэты тех, кто уже не в состоянии был подняться.

– Встать! Разобраться по блокам!

Все поплелись на свои места. Люди волоком тащили за собой свалившихся и поддерживали тех, кто хоть как-то мог стоять. Тех, кто не мог, сложили вместе с ранеными.

Лагерь снова стоял по стойке «смирно». Вебер вышел вперед.

– Все, чем вы сейчас занимались, делалось в ваших же интересах. Просто вы учились искать укрытие при воздушных налетах. – Несколько эсэсовцев захихикали. Вебер глянул в их сторону, потом продолжил: – Сегодня вы на собственной шкуре испытали, с каким бесчеловечным врагом мы имеем дело.

Германия, которая всегда стремилась только к миру, подвергается жестокому и вероломному нападению. Неприятель, видя, что на поле брани он терпит поражение, в отчаянии хватается за последнее средство: вопреки всем нормам международного права он самым подлым образом бомбит мирные немецкие города. Разрушает церкви и больницы. Убивает беззащитных женщин и детей.

Впрочем, ничего другого от этих недочеловеков и выродков ждать не приходится. Но и за должным ответом у нас дело не станет. С завтрашнего дня администрация лагеря вводит усиленный трудовой режим. Все бригады выходят на работу на час раньше и занимаются разборкой руин. Выходные по воскресеньям отныне отменяются.

Евреям в течение двух дней хлеб выдаваться не будет. Благодарите за это ваших заграничных друзей – поджигателей и убийц.

Вебер умолк, лагерь стоял тихо. Вдалеке послышался уверенный рокот мощного мотора, он быстро нарастал. Это забирался в гору «мерседес» Нойбауэра.

– Запе-вай! – скомандовал Вебер. – «Германия, Германия превыше всего!»

Люди запели не сразу. Они были ошарашены. В последние месяцы им не часто приходилось петь, а если и приходилось, то неизменно народные песни. Обычно им приказывали запевать во время телесных наказаний. Покуда истязуемые орали, остальным полагалось петь трогательные лирические песни. А старый, давнишний, еще донацистских времен, государственный гимн им уже много лет как не заказывали.

– Ну же, пойте, сволочи!

В блоке номер тринадцать первым запел Мюнцер. Остальные кое-как подхватили. Кто не помнил слов, просто шевелил губами. Это было самое главное – всем шевелить губами.

– Почему? – шепнул Мюнцер между куплетами своему соседу Вернеру, не поворачивая головы и продолжая делать вид, что поет.

– Что почему?

– Это что за скулеж? – возмутился начальник режима. – А ну-ка, сначала! И если в этот раз не споете, останетесь тут на всю ночь.

«Хор» затянул песню снова, взяв пониже. Теперь дело пошло лучше.

– Ты о чем? – переспросил Вернер.

• – Почему именно «Германия, Германия превыше всего»?
• Вернер прищурился.
• – Может, не слишком верят своим нацистским песням после сегодняшнего, – с чувством пропел он.

Арестанты как один глядели прямо перед собой. Внезапно Вернер почувствовал какой-то странный внутренний подъем. И сразу понял, что ощущает его не один, что то же самое испытывает и Мюнцер, и растянувшийся на земле Гольдштейн, и многие другие, и даже эсэсовцы почуяли что-то.

Песня вдруг зазвучала иначе, совсем не так, как обычно пели ее арестанты. Она звучала громко, слишком громко и почти вызывающе иронично, причем дело было вовсе не в тексте. «Господи, только бы Вебер не заметил, – подумал он, тревожно глядя на начальника режима.

 – И так вон сколько уже мертвецов лежит».

Лежа на земле, Гольдштейн вплотную придвинулся к Шеллеру. Тот шевелил губами. Гольдштейн не мог разобрать, что он бормочет, но по выражению полуоткрытых глаз и так догадался.

– Чушь! – сказал он. – У нас свой человек в больничке. Он устроит. Ты выкрутишься.

Шеллер что-то возразил.

Источник: https://www.litres.ru/erih-mariya-remark/iskra-zhizni/chitat-onlayn/page-4/

Эрих Мария Ремарк «Искра жизни»

Весной 1945 года дни немецкой армии были сочтены. Тем не менее в концентрационном лагере Меллерн всё идёт своим чередом и ничто не предвещает скорого окончания войны. Однако это обманчивое спокойствие было разрушено гулом разорвавшейся неподалёку бомбы.

Входит в:

— журнал «Нева» № 1, 1993», 1993 г.

 1992 г. 1993 г. 2001 г. 2002 г. 2004 г. 2009 г. 2010 г. 2010 г. 2011 г. 2015 г. 2015 г. 2018 г. 2019 г. 1993 г.

Доступность в электронном виде:

Сортировка: по дате | по рейтингу | по оценке

Yargaro, 17 июля 2016 г.

«Искра жизни»:

Мой шестой роман Ремарка, впечатляющий не меньше, чем остальные. И снова писатель возвратился к военной тематике, только это для меня первое его произведение, действие которого происходит во время Второй мировой Войны, а не Первой.

1945 год, война близка к завершению, но еще сотни и сотни тысяч людей будут убиты и ранены. Судьба главных героев этой книги очень тяжела, длительное заключение в концентрационном лагере.

На протяжении многих лет они испытывали ужасные пытки, побои, голод, жажду, лишения, болезни, издевательства, унижения и прочие жестокие вещи.

Герои книги — люди, ставшие жертвами войны, люди, которые забыли, каково это быть людьми, они забыли свои прежние жизни, которые стали казаться им иллюзиями, они забыли свои собственные имена, заменив их порядковыми номерами, что вытатуированные или выжженные у них на телах, они забыли даже собственные лица, вместо которых они видят теперь изуродованные шрамами, изможденные голодом и болезнями, туго обтянуты кожей черепа.

Признаюсь, впервые читаю подобное, не смотря на другие книги Ремарка и прочие произведения о войне. Читая это, создается впечатления, что Ремарк может описать все с умопомрачительной точностью, достоверностью и непередаваемой чувствительностью.

Поэтому, когда читаешь эту книгу, остается лишь удивляться и восхищаться, как писательскому мастерству автора, так и жаждой к жизни героев и тому, на что они способны, на что готовы ради того, чтобы сохранить едва потухший огонек человеческой души, чтобы потом из этой маленькой искорки снова раздуть пламя жизни!

Илориан, 9 июля 2014 г.

Ремарк попытался дать ответ на этот вопрос. Описания лагерной жизни шокирующи и мерзки. Но всё же автор пощадил читателя. Не смотря впечатляющие картины нечеловеческой жестокости и унижения, книгу не настолько тяжело читать, как, например, Шаламова или Солженицина.

Потому что Ремарк как бы оставляет в стороне эмоциональную составляющую своих персонажей. Мы видим страдания масс, боль толпы, но не видим отдельного героя. Не знаю, возможно, в этом и состоял замысел автора, чтобы таким образом показать полное обезличивание человеческого «я» страданием.

Но любые чувства, вправду, начисто стёрты со страниц этой книги.

К тому же «ветераны»-арестанты выглядят очень уж нормальными. Просто не верится, что человек может 10 лет прожить в аду и сохранить такое греческо-философское здравомыслие. Даже эсэсовцы кажутся несколько потерявшими разум по сравнению с заключёнными. Нереально это как-то.

Но в целом, если не вдаваться в детали, «Искра жизни» — это замечательное произведение о человечности, которую удалось сохранить в аду. О том, что живя с волками, не обязательно выть по волчьи. Читайте — это актуально всегда.

soler, 21 мая 2018 г.

Тяжелый роман, показывающий изнутри жизнь заключенных в концлагере! Одна первая строка уже сразу обрушивает на тебя все тяготы такой жизни («Скелет номер 509 медленно приподнял голову и открыл глаза»).

«Искра жизни» — невероятное верное название романа! Жить в лагере на волоске, каждый день слышать унижения, получать телесные повреждения, постоянно голодать и все равно внутри у некоторых не угасает та самая искра, та самая надежда, что они выберутся отсюда, что их освободят.

Интересно было наблюдать за изменениями в характере начальника лагеря, за его «переживаниями» над заключенными, когда стало понятно, что войну они не выиграют.

Практически каждый роман автора, с которым я ознакомился, показывает всю нелюбовь, все отвращение автора к нацисткой Германии.

Velary, 17 мая 2019 г.

Несмотря на ужасно тяжёлую тему, роман получился очень светлым. Наверное, потому, что акцент в нём делается не на то, что потеряли, а на то, что сохранили. Та самая искра жизни, которая не дает сдаться, умереть, отупеть. Даже когда нет сил, нет надежды, люди могут оставаться людьми. Это главное.

Профессор, 16 сентября 2017 г.

Очень сложное чтиво, которое далось мне с большим трудом. После прочитанных мною «Триумфальная арка» и «Жизнь взаймы» очередная книга Ремарка далась крайне тяжело. Конечно причиной стало то, что книга повествует о военном времени, да к тому же о жизни в концлагере. Как и в предыдущих прочитанных мною книгах Ремарка скажу про потрясающий язык повествования.

Да, то что происходит в лагере это страшно, в тоже время при прочтении проникаешься чувствам к героям книги так, что злишься на все происходящее и подобно героям которые борются за свою жизнь и не хотят ее терять, я не хотел закрывать книгу и читать ее, несмотря на то, что это было сложно и больно.

В тоже время в этой книги Ремарк показывает не одну сюжетную линию, а две, опускает много подробностей, да к тому же очень плохо прописаны главные герои, коих было полно и в которых постоянно теряешься, потому как нет четкого представления и описания о них.

Пожалуй данная книга написана для тех кто испытал подобную жизнь в концлагере, а мне многое оказалось непонятным. Может быть просто военная тематика — это не мое.

Пожалуй мне повезло, что я начал знакомство с Ремарком не с этой книги. Потому как при всех приведенных мною недостатках этой книги, язык у него потрясающий, в чем я уже убедился. Поэтому продолжу чтения этого автора в дальнейшем.

Подписаться на отзывы о произведении

Источник: https://fantlab.ru/work283577