«…безумие и ужас.
Впервые я почувствовал это, когда мы шли по энской дороге — шли десять часов непрерывно, не замедляя хода, не подбирая упавших и оставляя их неприятелю, который двигался сзади нас и через три-четыре часа стирал следы наших ног своими ногами…»
Рассказчик — молодой литератор, призванный в действующую армию. В знойной степи его преследует видение: клочок старых голубых обоев в его кабинете, дома, и запыленный графин с водой, и голоса жены и сына в соседней комнате. И еще — как звуковая галлюцинация — преследуют его два слова: «Красный смех».
Куда идут люди? Зачем этот зной? Кто они все? Что такое дом, клочок обоев, графин? Он, измотанный видениями — теми, что перед его глазами, и теми, что в его сознании, — присаживается на придорожный камень; рядом с ним садятся на раскаленную землю другие офицеры и солдаты, отставшие от марша. Невидящие взгляды, неслышащие уши, губы, шепчущие Бог весть что…
Повествование о войне, которое он ведет, похоже на клочья, обрывки снов и яви, зафиксированные полубезумным рассудком.
Вот — бой. Трое суток сатанинского грохота и визга, почти сутки без сна и пищи.
И опять перед глазами — голубые обои, графин с водой… Внезапно он видит молоденького гонца — вольноопределяющегося, бывшего студента: «Генерал просит продержаться еще два часа, а там будет подкрепление».
«Я думал в эту минуту о том, почему не спит мой сын в соседней комнате, и ответил, что могу продержаться сколько угодно…» Белое лицо гонца, белое, как свет, вдруг взрывается красным пятном — из шеи, на которой только что была голова, хлещет кровь…
Вот он: Красный смех! Он повсюду: в наших телах, в небе, в солнце, и скоро он разольется по всей земле…
Уже нельзя отличить, где кончается явь и начинается бред. В армии, в лазаретах — четыре психиатрических покоя. Люди сходят с ума, как заболевают, заражаясь друг от друга, при эпидемии. В атаке солдаты кричат как бешеные; в перерыве между боями — как безумные поют и пляшут. И дико смеются. Красный смех…
Он — на госпитальной койке. Напротив — похожий на мертвеца офицер, вспоминающий о том бое, в котором получил смертельное ранение. Он вспоминает эту атаку отчасти со страхом, отчасти с восторгом, как будто мечтая пережить то же самое вновь. «И опять пулю в грудь?» — «Ну, не каждый же раз — пуля… Хорошо бы и орден за храбрость!..»
Тот, кто через три дня будет брошен на другие мертвые тела в общую могилу, мечтательно улыбаясь, чуть ли не посмеиваясь, говорит об ордене за храбрость. Безумие…
В лазарете праздник: где-то раздобыли самовар, чай, лимон. Оборванные, тощие, грязные, завшивевшие — поют, смеются, вспоминают о доме. «Что такое «дом»? Какой «дом»? Разве есть где-нибудь какой-то «дом»?» — «Есть — там, где теперь нас нет». — «А где мы?» — «На войне…»
…Еще видение. Поезд медленно ползет по рельсам через поле боя, усеянное мертвецами. Люди подбирают тела — тех, кто еще жив.
Тяжело раненным уступают места в телячьих вагонах те, кто в состоянии идти пешком. Юный санитар не выдерживает этого безумия — пускает себе пулю в лоб.
А поезд, медленно везущий калек «домой», подрывается на мине: противника не останавливает даже видный издалека Красный Крест…
Рассказчик — дома. Кабинет, синие обои, графин, покрытый слоем пыли. Неужели это наяву? Он просит жену посидеть с сыном в соседней комнате. Нет, кажется, это все-таки наяву.
Сидя в ванне, он разговаривает с братом: похоже, мы все сходим с ума. Брат кивает: «Ты еще не читаешь газет. Они полны слов о смерти, об убийствах, о крови. Когда несколько человек стоят где-нибудь и о чем-то беседуют, мне кажется, что они сейчас бросятся друг на друга и убьют…»
Рассказчик умирает от ран и безумного, самоубийственного труда: два месяца без сна, в кабинете с зашторенными окнами, при электрическом свете, за письменным столом, почти механически водя пером по бумаге.
Прерванный монолог подхватывает его брат: вирус безумия, вселившийся в покойного на фронте, теперь в крови оставшегося жить. Все симптомы тяжкой хвори: горячка, бред, нет уже сил бороться с Красным смехом, обступающим тебя со всех сторон.
Хочется выбежать на площадь и крикнуть: «Сейчас прекратите войну — или…»
Но какое «или»? Сотни тысяч, миллионы слезами омывают мир, оглашают его воплями — и это ничего не дает…
Вокзал. Из вагона солдаты-конвоиры выводят пленных; встреча взглядами с офицером, идущим позади и поодаль шеренги. «Кто этот — с глазами?» — а глаза у него, как бездна, без зрачков. «Сумасшедший, — отвечает конвоир буднично. — Их таких много…»
В газете среди сотен имен убитых — имя жениха сестры. В одночасье с газетой приходит письмо — от него, убитого, — адресованное покойному брату. Мертвые — переписываются, разговаривают, обсуждают фронтовые новости.
Это — реальнее той яви, в которой существуют еще не умершие.
«Воронье кричит…» — несколько раз повторяется в письме, еще хранящем тепло рук того, кто его писал… Все это ложь! Войны нет! Брат жив — как и жених сестры! Мертвые — живы! Но что тогда сказать о живых?..
Театр. Красный свет льется со сцены в партер. Ужас, как много здесь людей — и все живые. А что, если сейчас крикнуть:
«Пожар!» — какая будет давка, сколько зрителей погибнет в этой давке? Он готов крикнуть — и выскочить на сцену, и наблюдать, как они станут давить, душить, убивать друг друга. А когда наступит тишина, он бросит в зал со смехом: «Это потому, что вы убили брата!»
«Потише», — шепчет ему кто-то сбоку: он, видимо, начал произносить свои мысли вслух…
Сон, один другого страшнее. В каждом — смерть, кровь, мертвые. Дети на улице играют в войну. Один, увидев человека в окне, просится к нему. «Нет. Ты убьешь меня…»
Все чаще приходит брат. А с ним — другие мертвецы, узнаваемые и незнакомые. Они заполняют дом, тесно толпятся во всех комнатах — и нет здесь уже места живым.
Вы прочитали краткое содержание рассказа «Красный смех». Предлагаем вам также посетить раздел Краткие содержания, чтобы ознакомиться с изложениями других популярных писателей.
Источник: https://reedcafe.ru/summary/krasnyy-smeh
Краткое содержание “Красный смех” Леонида Андреева
Военный отряд бредет в степи, уходя от наступающего неприятеля. Невыносимая жара, молчаливо бредущие в неизвестность, измотанные войска – люди, кони, скрежет колес, надрывное дыхание. Среди них – молодой литератор, призванный в действующую армию.
Окружающая действительность ужасает молодого человека. На раскаленном солнце головы окружающих видятся ему огромными жуткими шарами. Над толпой поднимается лошадь в последнем хрипящем порыве – падает под ноги равнодушного людского потока, молча обходящих ее остывающую фигуру.
Его начинают преследовать галлюцинации: в дрожащем мареве пыльной дороги он видит фрагменты обстановки своего дома, слышит голоса жены, сына. В мозгу постоянно звучит странная фраза – «Красный смех».
Почти безумный рассудок фиксирует происходящее: трое суток беспрерывного боя, грохот, вой снарядов, смерть повсюду. Происходящее заслоняется в сознании рассказчика мыслями о плохо засыпающем сыне. Внезапно начинается дождь – и повествователь мечется по батарее в поисках плаща или зонта.
В мерном стуке капель орудие напоминает что-то милое и нежное из прошлой мирной жизни…
Юный посыльный едва успевает передать на словах приказ генерала, как через мгновение лишается головы – ее место на шее занимают потоки брызжущей крови. Красный смех чудится во всем, кажется, что еще немного – и он заполонит всю землю.
Границы яви и безумия постепенно стираются.
Прорываясь через колючую проволоку, люди соскальзывали в ямы от воронок, цеплялись за других, втягивали их в кровавое месиво мертвых и живых. В полном безумии возникает песня – хор исполняет веселую плясовую.
В бою повествователю отрывает ноги, он попадает в госпиталь. Армейские лазареты переполнены: безумие распространяется как заразное заболевание от одного к другому. Крик – безумный, бешеный в атаке и заразительно-ненормальный в редкие минуты отдыха. И над всем этим – смех, Красный смех…
Ненормальность становится обыденным состоянием, в ней живут, ее уже не замечают. Смертельно раненный офицер с мечтательной улыбкой грезит об ордене, не обращая внимания на свое состояние.
В начинающемся бреду он беспокоится о матери – как же оставить ее одну! Раненые собираются за самоваром на чаепитие (где-то достали лимон!), им чудится присутствие за столом уже погибших сослуживцев.
Нечаянное воспоминание о доме вызывает ужас и отчаяние – никто не может вспомнить, что это такое.
Рассказчик вновь оказывается на границе сознания – поезд, сошедший с ума доктор, трупы вокруг, которым нет числа.
Те, кто может идти самостоятельно, бредут за поездом пешком. Стреляется молодой санитар, не выдерживая ужаса происходящего.
После странного боя со своими же частями повествователь попадает в госпиталь – ему оторвало ноги. Ужасное событие не укладывается в сознании, он видит в странно застывших глазах доктора все тот же Красный смех, и, – чудо! – доктор его понимает! В горячке восторженного безумия доктор сообщает о своей будущей армии мертвецов, будущей великой армии победителей всего живого.
Санитарный поезд подрывается на мине.
После госпиталя выздоравливающий рассказчик попадает домой. Он видит перед собой обстановку из своих видений на войне и не понимает – это снова галлюцинация, или все происходит наяву.
Мать, жена, брат, маленький сын – все напряжены, словно ожидают чего-то ужасного.
Эмоции выплескиваются при виде обрезанных ног рассказчика – потрясение от вида тридцатилетного, совсем молодого инвалида, вызывают слезы отчаяния.
Разговор с братом добавляет ощущения распространения безумия: все вокруг пропитано разговорами о смертях, потерях, везде – кровь. Единственное светлое ощущение – возможность вновь заниматься литературным творчеством, вернуться к мирной жизни. Несчастный приходит к ужасному открытию – рука с пером его не слушается, он не может вспомнить имена и лица окружающих, он не может работать!
Два месяца без сна, заперев дверь, занавесив окна от дневного света, рассказчик провел за столом – он непрерывно работал за письменным столом, хотя на самом деле ручка хаотично передвигалась по листу бумаги, царапая его. От полученных ранений и бесполезного труда без сна и отдыха рассказчик умирает.
Повествование продолжает его брат. С его слов становится понятно, в каком нездоровом восторге несчастный калека прожил последние дни – его полностью поглотила безумная жажда творчества, от умершего к нему переходит вирус безумия.
Теперь уже брат рассказчика чувствует, как его обступает со всех сторон Красный смех. Встреча с пленными на вокзале, вагоны с безумными соотечественниками, желание увидеть гибель массы людей в театре, кошмары по ночам – война, смерть, человеческое горе обступают со всех сторон.
По ночам в опустевшем доме братья встречаются – живой и мертвый прекрасно понимают друг друга
У сестры погибает жених, но спустя некоторое время от него приходит письмо. В них рассуждения молодого здорового мужчины о жизни перемежаются с военными впечатлениями. Рассказчик чувствует всю неестественность происходящего: он, живой, мысленно беседует с мертвым, неожиданно приходя к выводу, что умершего ему не жаль.
Антивоенный митинг заканчивается кровью. Рассказчик бежит прочь с разбитым лицом, попадает в лабиринт темных, будто мертвых, улиц, едва не погибает в схватке с незнакомцем.
Дома он видит в темноте фигуру умершего брата. Тот указывает ему на окно: там все залито красным цветом. Дом заполняют трупы: они везде, их становится все больше, они преграждают живым путь к выходу. Единственный путь к спасению – окно. Но там стоит Красный смех.
Источник: https://school-essay.ru/kratkoe-soderzhanie-krasnyj-smex-leonida-andreeva.html
Леонид Андреев «Красный смех»
Сюрреалистичная притча о безумных военных кошмарах, настолько сильных, что, возвращаясь в искалеченных душах человеческих с фронтов, они продолжают жить, постепенно материализуясь и мучая, пытая, сводя с ума других, ещё не затронутых ими жертв…
Входит в:
Лингвистический анализ текста:
- Приблизительно страниц: 56
- Активный словарный запас: очень низкий (2360 уникальных слов на 10000 слов текста)
- Средняя длина предложения: 78 знаков, что близко к среднему (81)
- Доля диалогов в тексте: 28%, что немного ниже среднего (37%)
- подробные результаты анализа >>
Издания: ВСЕ (50) 1923 г. 1971 г. 1977 г. 1979 г. 1979 г. 1979 г. 1981 г. 1984 г. 1985 г. 1988 г. 1990 г. 1997 г. 1998 г. 1999 г. 2000 г. 2000 г. 2001 г. 2002 г. 2003 г. 2004 г. 2005 г. 2007 г. 2007 г. 2007 г. 2007 г. 2007 г. 2008 г. 2009 г. 2009 г. 2010 г. 2010 г. 2010 г. 2010 г. 2010 г. 2012 г. 2013 г. 2013 г. 2013 г. 2017 г. 2018 г. 2018 г. 2018 г. 2018 г. 2019 г. 2019 г. 2000 г. 2003 г. 2006 г. 2007 г. 2011 г.
Доступность в электронном виде:
Сортировка: по дате | по рейтингу | по оценке
Рыжий_кот, 24 января 2016 г.
«Да, кажется, это были наши, — и нашей гранатой, пущенной из нашей пушки нашим солдатом, оторвало мне ноги. И никто не мог объяснить, как это случилось».
«…безумие и ужас». Именно с этих слов начинается «Красный смех» Леонида Андреева и именно этими словами вкратце можно описать данную повесть. Ужас войны, кровавым светом входящий в измученный мозг людей и молчаливое безумие, заражающее быстрее любого смертоносного вируса. Да и сравнение с вирусом не совсем корректно.
От него хотя бы можно убежать или спрятаться, а как можно спрятаться от собственных мыслей, не способных понять и принять первобытное желание убивать подобных себе? Когда две армии организованно выстраиваются одна напротив другой с единственной целью и цель эта далека от цветов и песен, эта цель древнее всего, что знает человечество.
Это как оскал белоснежного черепа, скрытый за розовой плотью и тонкой кожей. Можно сколько угодно рядиться в цивилизованные одежды, но нашей внутренней сути это не изменить.
И вот уже солдаты начинают убивать своих же соратников, ведь враг далеко, а так хочется искупаться в красном вине и нет сил избежать сладостной дрожи в руках, когда перерезаешь горло спящим.
Каждая строчка повести пропитана невыносимым страхом и чем-то ещё, что можно назвать безумием, но одно-единственное слово не способно передать всех ощущений от прочтения. Мне приходилось читать «Красный смех» небольшими порциями, заставляя себя, перебарывая внутреннее сопротивление.
Это как погружаться на дно водоёма, воздух рано или поздно закончится и нужно подняться наверх, чтобы сделать новый глоток, а потом снова вниз, не зная зачем. Мозг отказывался принимать, что кто-то мог такое пережить или представить.
Все слова стоят на своих местах и кричат от ужаса, они хотят уйти, им горестно быть частью чего-то настолько противоестественного. По впечатлениям повесть больше всего похожа на фильм «Иди и смотри» Элема Климова.
То же желание послать всё к чёртовой матери и оторвать свои глаза от этого ужасающего зрелища. Но что-то всё равно заставляет смотреть или читать. Что-то, что выше моих сил.
ivan2543, 9 октября 2013 г.
Первый раз прочитал эту вещь, учась в 11 классе, пару раз перечитывал в студенческие годы, и вот перечитал в рамках изучения «399 темных рассказов» в авторской колонке Вертера де Гете.
При первом прочтении помню крайне тягостное впечатление. Нереально жуткие картины, похожие на страшные сны вперемешку с натуралистичными ужасами войны. Сюрреализм в чистом виде, где грань между реальностью и бредовым кошмаром – кажущаяся.
Извращенная логика, нечеловеческой напряженности эмоции, окружающий и нарастающий хаос – полная картина гибели мира.
Повесть тогда внушила отвращение, но в то же время отдельные, наиболее жуткие отрывки, в особенности финал, так и притягивали их перечитать, засев в воображении больным зубом, до которого хочется дотронуться языком – чтобы не впасть в самообман, что боль ушла навсегда.
Позднее, конечно, впечатления сгладились – и сам повзрослел, и знал, чего ожидать от этой книги. Но атмосфера безумия по-прежнему воспринимается очень сильно. Мистические «ужастики» так напугать не могут. Даже «Елеазар» того же Андреева, при всей своей философской глубине исследований восприятия человеком своей смертности, куда как меньше давит на психику.
Что же такое Красный смех? Это цвет опасности, открытых ран, пожаров. Это кровь мира, убивающего себя руками людей. Которые почему-то не хотят остановиться, на каждой развилке истории сворачивая в сторону все большего и большего безумия. Это смех сумасшедшего, который радуется хаосу, смерти и безумию, потому что кроме них не осталось ничего.
Повесть многие упрекали в пафосности, доведении до абсурда. До сих пор ходят слухи, что якобы Лев Толстой (знающий, что такое война на своем опыте), презрительно отнесся к «Красному смеху» (на самом деле – рекомендовал к чтению).
Да, до реализма этому произведению далеко – иначе бы человечество уже погибло. Но вот что интересно – сюрреалистические кошмары Андреева не менее страшны, чем натуралистичные описания войны, а может быть, и более, если это возможно.
Не буду долго писать банальности о пророческом даре автора – год написания повести говорит сам за себя. В этом-то, и причина насмешек современников – Андреев писал о будущем, которого боялся. И после двух мировых войн вряд ли найдется много читателей, которые сочтут «Красный смех» забавным преувеличением.
- Итог: одна из самых страшных антивоенных книг в истории литературы.
- Оценка произведению: 9 из 10 (отлично).
- Оценка «страшности»: 5 из 5 (шокирует).
Кел-кор, 5 марта 2011 г.
Наверное, сначала стоит сказать, что вообще-то творчество Леонида Андреева не вызывает у меня восторга. Все, что ни читал до этой повести, оказывалось хорошо написанной литературой, но не в моем вкусе. Читал-то я не то чтобы много, но достаточно, чтобы осознать, что к творчеству автора стоит подходить осторожно.
С повестью же «Красный смех» я решил познакомиться, потому что это — один из столпов отечественной литературы ужасов, как мне удалось выяснить. Это произведение — единственное из русской литературы, что выдает поиск по жанру на фантлабе в первой пятидесятке лучших из лучших (кроме разве что «Семьи вурдалака» А. К. Толстого, ну, и «Дикой охоты короля Стаха» В. Короткевича).
Довольно сложно передать те мысли и чувства, которые вызвала к жизни эта повесть. Но некоторые ощущения были очень сильны. Поэтому-то они и сохранились по прошествии времени (повесть я читал не только что).
Во-первых, это чувство отвращения к войне — к этому автор стремился и блестяще справился с задачей! — а во-вторых, ощущение страха вперемешку с восторгом от замечательной прозы! Это сюрреалистическое повествование, которое ведут два рассказчика, настолько ярко, насыщенно, что некоторые картины до сих пор так и стоят перед глазами! Принимали или не принимали люди участие в военных действиях — ко всем является Красный смех, никого он не минует. Этот образ вобрал в себя все, во имя противления чему и было написано данное произведение. Красный смех — все то, с чем приходится столкнуться в эти ужасные дни людям. И не каждый выдерживает это противостояние…
Сейчас вот любят иногда поговорить о судьбах русского хоррора, о том, существовал ли он когда-либо вообще… А он был! И лучшие его образцы, по-моему, созданы как раз в конце XIX — начале XX вв. И это по большому счету были все же наши, оригинальные вещи, не копирующие слепо иноземные образцы. И вот — одно из подтверждений этой мысли.
Но, безусловно, «Красный смех» — это не только и не столько русская литература ужасов. Это просто Русская Литература.
Как там было? «Я писал великое, я писал бессмертное — цветы и песни. Цветы и песни…»
Goodkat, 15 мая 2016 г.
Интересовались ли вы когда-нибудь, какого цвета мог бы быть смех? Ведь смех не имеет ни вкуса, ни цвета, ни запаха, но когда он приходит в вашу жизнь, тогда насыщает ее красками. В русском языке присутствует множество устойчивых идиом и фразеологизмов, связанных с цветом, если задуматься.
Зеленый смех, вероятно, рождается на устах младенца в значении нового начала, просыпающейся к новой жизни весенней природы.
Синий цвет мог бы означать депрессивную ухмылку смирения с неизбежностью, серый — застенчивую улыбку скрытого могущества, розовый — наивное веселье безмятежности.
Черный цвет однозначно представляется сатирической насмешкой, а белый смех наверняка искренний и громкий, как крепкое рукопожатие…
Ничего такого в этой повести вы не увидите и не услышите, ибо она написана исключительно красным смехом цвета крови, срывающейся с потрескавшихся губ, цвета безумия и ужаса, гипертрофированной страсти.
Писатель использует мрачные сюрреалистические образы, чтобы показать войну, как вирус, заражающий все население, пугающий больше чумы, ведь от него не убежать и не отмыться.
Изнанка военных сражений, рассмотренная под увеличительным стеклом, заражает читателя вшами и сумасшествием. Автор, как хирург, наносит разрез за разрезом на тело самого понятия войны, выпуская в мир потроха эмоций.
Красный цвет в совершенном отсутствии других цветов, как победитель, пишет историю багровыми чернилами и украшает ее орнаментом внутренностей…
Безумие — это болезнь души, и повесть Андреева демонстрирует лучшие образчики этой болезни. То есть писатель не просто плескает на страницы ужас, но заглядывает в голову душевнобольного и открывает его мир для читателя. И этот мир, сложившийся в условиях неверного, по мнению автора, взгляда на жизнь и отношения к войне, поистине страшен.
Несомненно, автору удалось впечатлить мрачными образами, мастерской работой с русским языком, посадить в голове зерно идеологических сомнений и показать богатство оттенков красного цвета.
Ложкой дегтя стал вопрос — чем бы мы ответили французам и фашистам, если бы послушались призыва, накопали ям и похоронили оружие в том далеком 1904 году? Не жестоко ли по отношению к детям, женам и матерям, нуждающимся в защите, идти на войну с кулаками, камнями да палками? Или вообще не идти?
Илориан, 2 апреля 2014 г.
Про эту книгу очень трудно говорить в категориях «нравится-не нравится». Это то, что было. Это то, что есть. Это то, что, к сожалению, будет. Это то, что призраком ходит за всеми революциями, войнами, Майданами и прочим.
Думаю, книгу должен прочитать каждый. Хотя бы ради того чтобы понять, что любое насилие, сотворенное даже во имя самых благородных целей — это крайнее безумие. И совершивший его хоть раз, не излечится никогда.
Kastro777, 30 января 2013 г.
Первоначально во время чтения возникло ощущение, что речь идет о первой мировой войне – очень уж велики масштабы описанных в повести военных действий. Однако год написания – 1904 – показал, что произведение стало своего рода пророчеством, взглядом в будущее, когда в угаре кровавого безумия, навеянного войной, погибла привычная для современников российская действительность.
- Несмотря на то, что автор не мог видеть таких войн, да и, судя по биографии, вообще в войнах не участвовал, описание психологической ломки не только человека, но и огромной массы народа одновременно, во многом предвосхитило те проблемы, с которыми мы столкнулись немного позже, проблемы, несомненно оказавшие влияние на наше современное общество.
- Читая повесть поневоле проникаешься миазмами ужаса, подступающего безумия, которое просто сочится со страниц книги, заволакивает мозг и позволяет представить во всех красках описываемые сцены, главный герой которых – красный смех, подчиняющий, ломающий и калечащий души… Примечательно, что автор не стал останавливаться на описании постепенно застилающего разум сумасшествия простого офицера, а показал, как ужас окружающих людей, их безумие и навязчивая одержимость постепенно проникают в сознание еще здоровых людей, не отравленных кровавыми картинами бесчеловечной войны, – родственников, близких, и неизбежно их разрушает, превращая в таких же калек, как и вернувшиеся ветераны.
- «Красный смех» несомненно является ярким и проникающим в самую душу представителем великолепной антивоенной и психологической прозы, развенчивающий сложившийся в то время образ романтической войны.
ааа иии, 25 августа 2019 г.
Очень приличные отзывы на этой странице, умеют фантлабовцы и прочувствовать русскую классику и поделится чувством. Видно, что вещи Андреева вызывают психическую реакцию разных типов.
«Литературными воспоминаниями» Вересаева зафиксирован еще один: «Мы читали «Красный смех» под Мукденом, под гром орудий и взрывы снарядов, и — смеялись.
Настолько неверен основной тон рассказа: упущена из виду самая страшная и самая спасительная особенность человека — способность ко всему привыкать.
«Красный смех» — произведение большого художника-неврастеника, больно и страстно переживавшего войну через газетные корреспонденции о ней».
maxxx8721, 6 мая 2016 г.
Сильное произведение.
Красный смех — это обнаженный ужас, который не ограничен какими-то рамками, глухими стенами и защитными рвами. Это всепоглощаяющий страх и массовое безумие, которое неумолимо заполняет пространство сознания, пожирая разум, как свет пожирает тьму, врываясь в распахнутое окно.
Красный смех — это муки, безумие Земли, которая не может оправиться от безумных войн, бессмысленного самоубийства человечества. Содрогаясь, ворочаясь, обливаясь жарким потом, она раскаляется, как железо в горниле, изжаривая всех, кто ступает по ней. Совершенно без разбора: детей, стариков, женщин, мужчин.
Красный смех — это сюреалистичная картина ада, которая своей атмосфреностью, мрачной отрешонностью шокирует куда больше, чем картины ада Данте, угнетает сильнее, чем «Крик» Мунка.
И это произведение стоит того, чтобы прочесть. Да, повесть темная, мрачная, угрожающе накаленная, но читателю нужно через это пройти и не потерять рассудок, как солдату не потерять рассудок после тяжелого сражения.
Kaya Grey, 14 июля 2015 г.
Не ожидала от программы по литературе такого подвоха. Первый отрывок напомнил стихотворение Киплинга «Пыль» — та же жара, та же тяжесть в мозгах, но уже здесь виден Красный смех. И дальше — больше.
«Красный смех» — произведение, к прочтению которого надо подойти осознанно, нельзя заставить его прочитать. Написано очень ярко, порой кажется, что все это кошмарный сон — настолько безумно и ужасающе. Хотя и понимаешь, что человек ко всему привыкает, что не может такого умопомешательства быть на самом деле, но в какой-то момент задумываешься: а ведь где-то здесь есть частичка правды.
Картины по-настоящему безумной и кровавой войны, захватывающей все вокруг, даже землю и воздух, никого не оставят равнодушным.
Mercyful Fate, 30 января 2013 г.
Где-то к середине повести в сознании читателя начинает вырисовываться образ Красного смеха — нечто глубокое, фундаментальное, не поддающееся никакой классификации.
В моём понимании, Красный смех — это всё то, что находится за чертой здравомыслия, всё то, что люди стремятся вычеркнуть из своих душ и из своей памяти — картины ужаса и печали, меняющие человека раз и навсегда (особенно если пытаешься жить, смирившись с ними).
И, вместе с тем, Красный смех — это нечто неотъемлемое от общей картины, последний, ужасный штрих Творца.
Desenchantee, 18 августа 2010 г.
Страшная книга. Книга не о «священной» и справедливой войне. Книга о мясорубке, ломающей и карежущей человеческие судьбы.
Наносит сильный удар по психике, оставляет тягостное ощущение… Но такая встряска человеческому мозгу просто необходима. Чтобы не допустить. Снова. Не дай Бог.
MaynardArmitage, 7 января 2020 г.
Я не был на войне, что не мешает мне догадываться — это не самое беспечное занятие. Но Андреев для пущего обострения задействует приёмы уже откровенно грязные, сюрреалистические.
Писатель не был современником 'Войны и Мира' — а зачарованная славящим войну наполеоновским ампиром молодежь в те дни действительно взывала о нотациях.
Посмотрите на 'Морпехов' Сэма Мендеса — герои жаждут действия, и, если потребуется, убийств — но не получают этого, их воинский долг остаётся неотданным, а демобилизация — деморализует.
Это вполне можно представить. На мой взгляд, Мендес наиграл нечто куда больше утонченное, нежели Андреев. И для морпехов 'Ад' сложился именно таким, нечасто разыгрываемом в искусстве образом.
Но когда я скажу Вам, что автор взятой прозы неоднократно прибегал к суициду, сомневаюсь, что это будет шоком — ведь невротизмом склонного к преувеличениям романтика текст вымочен до неприличия.
Проза Николая Никулина — хроника очевидца, и ужасает хлеще любой придумки. А что андреевская сказка? Сказка отрезвить не может…
Подписаться на отзывы о произведении
Источник: https://fantlab.ru:5555/work122996
Краткие содержания произведений — леонид андреев — красный смех
леонид андреев — красный смех
«…безумие и ужас. Впервые я почувствовал это, когда мы шли по энскойдороге — шли десять часов непрерывно, не замедляя хода, не подбирая упавшихи оставляя их неприятелю, который двигался сзади нас и через три-четыре часа стиралследы наших ног своими ногами…»Рассказчик — молодой литератор, призванныйв действующую армию. В знойной степи его преследует видение: клочок старых голубых обоевв его кабинете, дома, и запыленный графин с водой, и голоса жены и сына в соседнейкомнате. И еще — как звуковая галлюцинация — преследуют его два слова: «Красныйсмех».Куда идут люди? Зачем этот зной? Кто они все? Что такое дом, клочок обоев, графин?Он, измотанный видениями — теми, что перед его глазами, и теми, что в егосознании, — присаживается на придорожный камень; рядом с ним садятся на раскаленнуюземлю другие офицеры и солдаты, отставшие от марша. Невидящие взгляды, неслышащие уши, губы,
шепчущие Бог весть что…Повествование о войне, которое он ведет, похоже на клочья,
обрывки снов и яви, зафиксированные полубезумным рассудком.Вот — бой. Трое сутоксатанинского грохота и визга, почти сутки без сна и пищи.
И опять перед глазами —голубые обои, графин с водой… Внезапно он видит молоденького гонца —вольноопределяющегося, бывшего студента: «Генерал просит продержаться еще два часа, а тамбудет подкрепление».
«Я думал в эту минуту о том, почему не спит мой сынв соседней комнате, и ответил, что могу продержаться сколько угодно…» Белое лицо гонца,
белое, как свет, вдруг взрывается красным пятном — из шеи, на которой только что былаголова, хлещет кровь…Вот он: Красный смех! Он повсюду: в наших телах, в небе,
в солнце, и скоро он разольется по всей земле…Уже нельзя отличить, где кончаетсяявь и начинается бред. В армии, в лазаретах — четыре психиатрических покоя. Людисходят с ума, как заболевают, заражаясь друг от друга, при эпидемии. В атаке солдаты кричаткак бешеные; в перерыве между боями — как безумные поют и пляшут. И дико смеются.
Красный смех…Он — на госпитальной койке. Напротив — похожий на мертвецаофицер, вспоминающий о том бое, в котором получил смертельное ранение. Он вспоминает этуатаку отчасти со страхом, отчасти с восторгом, как будто мечтая пережить то же самоевновь.
«И опять пулю в грудь?» — «Ну, не каждый же раз — пуля…Хорошо бы и орден за храбрость!..»Тот, кто через три дня будет брошен на другиемертвые тела в общую могилу, мечтательно улыбаясь, чуть ли не посмеиваясь, говоритоб ордене за храбрость.
Безумие…В лазарете праздник: где-то раздобыли самовар,
чай, лимон. Оборванные, тощие, грязные, завшивевшие — поют, смеются, вспоминают о доме.
«Что такое „дом“? Какой „дом“? Разве есть где-нибудь какой-то„дом“?» — «Есть — там, где теперь нас нет». — «А гдемы?» — «На войне…»…Еще видение. Поезд медленно ползет по рельсамчерез поле боя, усеянное мертвецами. Люди подбирают тела — тех, кто еще жив.
Тяжело раненнымуступают места в телячьих вагонах те, кто в состоянии идти пешком. Юный санитарне выдерживает этого безумия — пускает себе пулю в лоб. А поезд, медленно везущийкалек «домой», подрывается на мине: противника не останавливает даже видный издалекаКрасный Крест…Рассказчик — дома.
Кабинет, синие обои, графин, покрытый слоем пыли.
Неужели это наяву? Он просит жену посидеть с сыном в соседней комнате. Нет, кажется, этовсе-таки наяву.Сидя в ванне, он разговаривает с братом: похоже, мы все сходимс ума. Брат кивает: «Ты еще не читаешь газет. Они полны слов о смерти, об убийствах,
о крови.
Когда несколько человек стоят где-нибудь и о чем-то беседуют, мнекажется, что они сейчас бросятся друг на друга и убьют…»Рассказчик умираетот ран и безумного, самоубийственного труда: два месяца без сна, в кабинетес зашторенными окнами, при электрическом свете, за письменным столом, почти механически водяпером по бумаге. Прерванный монолог подхватывает его брат: вирус безумия, вселившийсяв покойного на фронте, теперь в крови оставшегося жить. Все симптомы тяжкой хвори: горячка,
бред, нет уже сил бороться с Красным смехом, обступающим тебя со всех сторон. Хочетсявыбежать на площадь и крикнуть: «Сейчас прекратите войну —или…»Но какое «или»? Сотни тысяч, миллионы слезами омывают мир, оглашают еговоплями — и это ничего не дает…Вокзал.
Из вагона солдаты-конвоиры выводятпленных; встреча взглядами с офицером, идущим позади и поодаль шеренги. «Кто этот —с глазами?» — а глаза у него, как бездна, без зрачков. «Сумасшедший, —отвечает конвоир буднично. — Их таких много…»В газете среди сотен именубитых — имя жениха сестры.
В одночасье с газетой приходит письмо — от него,
убитого, — адресованное покойному брату. Мертвые — переписываются, разговаривают,
обсуждают фронтовые новости. Это — реальнее той яви, в которой существуют ещене умершие.
«Воронье кричит…» — несколько раз повторяется в письме, ещехранящем тепло рук того, кто его писал… Все это ложь! Войны нет! Брат жив — как и женихсестры! Мертвые — живы! Но что тогда сказать о живых?..Театр. Красный свет льетсясо сцены в партер.
Ужас, как много здесь людей — и все живые. А что, если сейчаскрикнуть:«Пожар!» — какая будет давка, сколько зрителей погибнет в этой давке?Он готов крикнуть — и выскочить на сцену, и наблюдать, как они станут давить,
душить, убивать друг друга. А когда наступит тишина, он бросит в зал со смехом: «Этопотому, что вы убили брата!»«Потише», — шепчет ему кто-то сбоку:
он, видимо, начал произносить свои мысли вслух… Сон, один другого страшнее. Вкаждом — смерть, кровь, мертвые. Дети на улице играют в войну. Один, увидев человекав окне, просится к нему. «Нет. Ты убьешь меня…»Все чаще приходит брат.
А с ним — другие мертвецы, узнаваемые и незнакомые. Они заполняют дом, тесно толпятсяво всех комнатах — и нет здесь уже места живым.
См. также:
Р Л Стивенсон Странная История Доктора Джекила И Мистера Хайда, Другой Автор Повесть Временных Лет, Сетон-томпсон Эрнест Снап, Василь Быков Пойти И Не Вернуться, Народные И Древнерусские Произведения Тысяча И Одна Ночь Рассказ О Первом Путешествии Синдбада-морехода, Искандер Тринадцатый Подвиг Геракла
Источник: https://www.terminy.info/literature/summary-of-works/leonid-andreev-krasnyy-smeh
Леонид Андреев: Красный смех
Леонид Андреев
Красный смех
…безумие и ужас.
Впервые я почувствовал это, когда мы шли по энской дороге – шли десять часов непрерывно, не останавливаясь, не замедляя хода, не подбирая упавших и оставляя их неприятелю, который сплошными массами двигался сзади нас и через три-четыре часа стирал следы наших ног своими ногами. Стоял зной.
Не знаю, сколько было градусов: сорок, пятьдесят или больше; знаю только, что он был непрерывен, безнадежно-ровен и глубок. Солнце было так огромно, так огненно и страшно, как будто земля приблизилась к нему и скоро сгорит в этом беспощадном огне. И не смотрели глаза.
Маленький, сузившийся зрачок, маленький, как зернышко мака, тщетно искал тьмы под сенью закрытых век: солнце пронизывало тонкую оболочку и кровавым светом входило в измученный мозг.
Но все-таки так было лучше, и я долго, быть может, несколько часов, шел с закрытыми глазами, слыша, как движется вокруг меня толпа: тяжелый и неровный топот ног, людских и лошадиных, скрежет железных колес, раздавливающих мелкий камень, чье-то тяжелое, надорванное дыхание и сухое чмяканье запекшимися губами. Но слов я не слыхал.
Все молчали, как будто двигалась армия немых, и, когда кто-нибудь падал, он падал молча, и другие натыкались на его тело, падали, молча поднимались и, не оглядываясь, шли дальше – как будто эти немые были также глухи и слепы.
Я сам несколько раз натыкался и падал, и тогда невольно открывал глаза, – и то, что я видел, казалось диким вымыслом, тяжелым бредом обезумевшей земли.
Раскаленный воздух дрожал, и беззвучно, точно готовые потечь, дрожали камни; и дальние ряды людей на завороте, орудия и лошади отделились от земли и беззвучно студенисто колыхались – точно не живые люди это шли, а армия бесплотных теней. Огромное, близкое, страшное солнце на каждом стволе ружья, на каждой металлической бляхе зажгло тысячи маленьких ослепительных солнц, и они отовсюду, с боков и снизу забирались в глаза, огненно-белые, острые, как концы добела раскаленных штыков. А иссушающий, палящий жар проникал в самую глубину тела, в кости, в мозг, и чудилось порою, что на плечах покачивается не голова, а какой-то странный и необыкновенный шар, тяжелый и легкий, чужой и страшный.
И тогда – и тогда внезапно я вспомнил дом: уголок комнаты, клочок голубых обоев и запыленный нетронутый графин с водою на моем столике – на моем столике, у которого одна ножка короче двух других и под нее подложен свернутый кусочек бумаги. А в соседней комнате, и я их не вижу, будто бы находятся жена моя и сын. Если бы я мог кричать, я закричал бы – так необыкновенен был этот простой и мирный образ, этот клочок голубых обоев и запыленный, нетронутый графин.
Знаю, что я остановился, подняв руки, но кто-то сзади толкнул меня; я быстро зашагал вперед, раздвигая толпу, куда-то торопясь, уже не чувствуя ни жара, ни усталости.
И я долго шел так сквозь бесконечные молчаливые ряды, мимо красных, обожженных затылков, почти касаясь бессильно опущенных горячих штыков, когда мысль о том, что же я делаю, куда иду так торопливо, – остановила меня.
Так же торопливо повернул в сторону, пробился на простор, перелез какой-то овраг и озабоченно сел на камень, как будто этот шершавый, горячий камень был целью всех моих стремлений.
И тут впервые я почувствовал это. Я ясно увидел, что эти люди, молчаливо шагающие в солнечном блеске, омертвевшие от усталости и зноя, качающиеся и падающие, что это безумные. Они не знают, куда они идут, они не знают, зачем это солнце, они ничего не знают. У них не голова на плечах, а странные и страшные шары.
Вот один, как и я, торопливо пробирается сквозь ряды и падает; вот другой, третий.
Вот поднялась над толпою голова лошади с красными безумными глазами и широко оскаленным ртом, только намекающим на какой-то страшный и необыкновенный крик, поднялась, упала, и в этом месте на минуту сгущается народ, приостанавливается, слышны хриплые, глухие голоса, короткий выстрел, и потом снова молчаливое, бесконечное движение.
Уже час сижу я на этом камне, а мимо меня все идут, и все так же дрожит земля, и воздух, и дальние призрачные ряды. Меня снова пронизывает иссушающий зной, и я уже не помню того, что представилось мне на секунду, а мимо меня все идут, идут, и я не понимаю, кто это.
Час тому назад я был один на этом камне, а теперь уже собралась вокруг меня кучка серых людей: одни лежат и неподвижны, быть может, умерли; другие сидят и остолбенело смотрят на проходящих, как и я. У одних есть ружья, и они похожи на солдат; другие раздеты почти догола, и кожа на теле так багрово-красна, что на нее не хочется смотреть.
Недалеко от меня лежит кто-то голый спиной кверху. По тому, как равнодушно уперся он лицом в острый и горячий камень, по белизне ладони опрокинутой руки видно, что он мертв, но спина его красна, точно у живого, и только легкий желтоватый налет, как в копченом мясе, говорит о смерти. Мне хочется отодвинуться от него, но нет сил, и, покачиваясь, я смотрю на бесконечно идущие, призрачные покачивающиеся ряды. По состоянию моей головы я знаю, что и у меня сейчас будет солнечный удар, но жду этого спокойно, как во сне, где смерть является только этапом на пути чудесных и запутанных видений.
Читать дальше
Источник: https://libcat.ru/knigi/proza/russkaya-klassicheskaya-proza/23345-leonid-andreev-krasnyj-smeh.html
Загрузка...
