Железный поток — краткое содержание романа серафимович

Здесь можно скачать бесплатно «Александр Серафимович — Железный поток (сборник)» в формате fb2, epub, txt, doc, pdf. Жанр: Советская классическая проза, издательство Правда, год 1981. Так же Вы можете читать книгу онлайн без регистрации и SMS на сайте LibFox.

Ru (ЛибФокс) или прочесть описание и ознакомиться с отзывами.

На Facebook
В Твиттере
В Instagram
В Одноклассниках
Мы Вконтакте

Описание и краткое содержание «Железный поток (сборник)» читать бесплатно онлайн.

В книгу включены произведения известного советского писателя А. С. Серафимовича (1863–1949).

«Железный поток» — это романтическое взволнованное повествование о народном подвиге. Походный лагерь Таманской армии воспринимается как образ революционной России, ведущей человечество к свободе и счастью.

Рассказы «Бомбы», «У обрыва», «Зарева», «Сопка с крестами», «Две смерти» посвящены бурным событиям революций 1905 и 1917 годов.

https://ruslit.traumlibrary.net

Александр Серафимович Серафимович

Железный поток

1

В неоглядно-знойных облаках пыли, задыхаясь, потонули станичные сады, улицы, хаты, плетни, и лишь остро выглядывают верхушки пирамидальных тополей.

Отовсюду многоголосо несется говор, гул, собачий лай, лошадиное ржанье, лязг железа, детский плач, густая матерная брань, бабьи переклики, охриплые забубенные песни под пьяную гармонику. Как будто громадный невиданный улей, потерявший матку, разноголосо-растерянно гудит нестройным больным гудом.

Эта безграничная горячая муть поглотила и степь до самых ветряков на кургане, — и там несмолкаемо-тысячеголосое царство.

Только пенисто-клокочущую реку холодной горной воды, что кипуче несется за станицей, не в силах покрыть удушливые облака. Вдали за рекой синеющими громадами загораживают полнеба горы.

Не то это ярмарка. Но отчего же нигде ни палаток, ни торговцев, ни наваленных товаров?

Не то — табор переселенцев. Но откуда же тут орудия, зарядные ящики, двуколки, составленные винтовки?

Не то — армия. Но почему же со всех сторон плачут дети; на винтовках сохнут пеленки; к орудиям подвешены люльки; молодайки кормят грудью; вместе с артиллерийскими лошадьми жуют сено коровы, и загорелые бабы, девки подвешивают котелки с пшеном и салом над пахуче-дымящимися кизяками.

Смутно, неясно, запыленно, нестройно; перепутано гамом, шумом, невероятной разноголосицей.

В станице только казачки, старухи, дети. Казаков ни одного, как провалились. Казачки поглядывают в хатах в оконца на содом и гоморру, разлившиеся по широким, закутанным облаками пыли улицам и переулкам:

— Щоб вам повылазило!

2

Выделяясь из коровьего мычанья, горластого, петушиного крика, людского говора, разносятся то обветренные, хриплые, то крепкие степные звонкие голоса:

— Товарищи, на митинг!..

— На собрание!..

— Гей, собирайся, ребята!..

• — До громады!
• — До витряков!
• Вместе с медленно остывающим солнцем медленно садится горячая пыль, и во всю громадную вышину открываются пирамидальные тополя.
• Сколько глаз хватает, проступили сады, белеют хаты, и все улицы и все переулки от края до края заставлены повозками, арбами, двуколками, лошадьми, коровами, — и в садах и за садами, до самых ветряков, что на степном кургане растопыривают во все стороны длинные перепончатые пальцы.

А вокруг ветряков с возрастающим гомоном все шире растекается людское море, неохватимо теряясь пятнами бронзовых лиц. Седобородые старики, бабы с измученными лицами, веселые глаза дивчат; ребятишки шныряют между ногами; собаки, торопливо дыша, дергают высунутыми языками, — и все это тонет в громадной, все заливающей массе солдат.

Лохмато-воинственные папахи, измызганные фуражки, войлочные горские шляпы с обвисшими краями. В рваных гимнастерках, в вылинявших ситцевых рубахах, в черкесках, а иные до пояса голые, и по бронзово-мускулистому телу накрест пулеметные ленты. Нестройно, как попало, глядят во все стороны над головами темно-вороненые штыки.

Потемнелые от старости ветряки с удивлением смотрят: никогда не было такого.

На кургане возле ветряков собрались полковники, батальонные, ротные, начальники штаба.

Все это начальники маленьких красных отрядов, которые они организовали на своей улице, в своей станице, в своем хуторе, в своем поселке. Есть и кадровые офицеры, примкнувшие к революции.

Командир полка, Воробьев, с аршинными усами, косая сажень, взобрался на заскрипевший под ним поворотный брус с колесом на конце, и его голос зычно прозвучал толпе:

— Товарищи!

Какой же он крохотный, этот голос, перед тысячами бронзовых лиц, перед тысячами устремленных глаз. Около столпился весь остальной командный состав.

— Товарищи!..

— Пошел к черту!..

— Долой!..

— К бисовой матери!..

— Ня ннадо…

— Начальник, мать вашу!..

— Али в погонах не ходил?!

— Та вин давно сризав их…

— Чего гавкаешь?..

— Бей его, разэтак их!

Неохватимое человеческое море взмыло лесом рук. Да разве можно разобрать, кто что кричал!

У ветряка стоит низкий, весь тяжело сбитый, точно из свинца, со сцепленными четырехугольными челюстями. Из-под низко срезанных бровей, как два шила, посверкивают маленькие, ничего не упускающие глазки, серые глазки. Тень от него лежит короткая — голову ей оттаптывают кругом ногами.

А с бруса с большими усами, надсаживаясь, зычно кричит:

— Да подождите, выслушайте!.. Надо же обсудить положение…

1. — Пошел к такой матери!
2. Шум, ругань потопили его одинокий голос.

Источник: https://www.libfox.ru/387245-aleksandr-serafimovich-zheleznyy-potok-sbornik.html

Александр Серафимович. Критика. Составные образования в романе "Железный поток"

Л.И. Шелгунова

Роман А.С. Серафимовича «Железный поток» — классическое произведение советской литературы о гражданской войне. Писатель очень тщательно работал над языком романа.

Сохранившиеся черновые рукописи свидетельствуют о такой работе автора в области составных образований (качественные прилагательные и наречия) — исступленно-звериный визг; черно-сожженные лица; пустынно-сожженные горы; невыносимо-ослепительно сверкает море и подобные.

Несомненно, составные образования — один из путей, которыми идет автор, стремясь писать экономно, максимально сжато, стремясь найти «хорошее емкое словечко». В очерке «Из истории „Железного потока»» А.С. Серафимович об этом стремлении говорит неоднократно.

«Соблюдать огромную экономию — ничего лишнего; не только лишнего человека, но даже лишнего куска пейзажа, лишней фразы, даже лишнего слова, запятой». «Я выбирал такие черты, которые… страшно экономны». «…

Во все время писания „Железного потока» я непрестанно спрашивал себя, достаточно ли сжато я изобразил?».

Составные образования показывают явление с нескольких различных сторон (кроваво-огненный ураган; кроваво-изодранная в лохмотья кожа; торопливо-хриплое дыхание; хитро-веселые глаза и т. д.). Они могут одновременно указывать на зрительные и слуховые (пенисто-клокочущая река), зрительные и осязательные (липко-красные бока лошади) и другие ощущения и представления.

Эта семантическая емкость создается не столько в результате «сложения смыслов», сколько в результате того, что соединение различных значений рождает некий дополнительный смысл.

Емкости составных образований способствует и то, что значительная их часть в качестве опорного слова имеет причастие, указывающее на развивающийся признак.

Причастие, двойственное по своей природе, обладает большими, чем прилагательное, возможностями иметь при себе зависимое слово.

Первый компонент, таким образом, тяготеет одновременно к определяемому слову и ко второму компоненту составного образования: черно-сожженные лица; голодно-оскаленные ущелья.

Составные (пишущиеся через дефис) образования в романе А.С. Серафимовича не берутся как готовые единицы, а всегда формируются в процессе высказывания, и читатель ощущает напряженную работу мысли автора и биение пульса художника, охваченного вдохновением.

Отсюда их употребление только в авторской речи и отсутствие в речи персонажей. Не случайно наряду с более или менее обычными образованиями встречаются довольно неожиданные: нестерпимо-звериный рев; лица красно-озарены; железно-мягкий голос (Кожуха) и т. д.

• Работа писателя в области составных слов с количественно-качественным значением шла, в основном, в следующих направлениях.
• Прилагательное или наречие осложняется вторым компонентом, который потом выступает в первой или во второй части составного образования: лохматые папахи — лохмато-воинственные папахи; неоглядные облака—неоглядно-знойные облака; желтеющее море — неохватимо-желтеющее море и др.
• Два прилагательных (причастия) или наречия объединяются в одно составное: черные провалившиеся ямы глаз — черно-провалившиеся; несмолкаемое тысячеголосое царство — несмолкаемо-тысячеголосое и др.
• Вставляется составное образование целиком: крохотные глазки — крохотные светло-колючие глазки; тополя — остро-темневшие тополя.
• Наречие, написанное раздельно с прилагательным, соединяется с ним, то есть предлагается дефисное написание вместо раздельного и, значит, иное осмысление: невиданно огромная стена — невиданно-огромная стена и подобные.

Чрезвычайно интересным представляется вопрос о составных цветовых обозначениях в романе. Это почти всегда не только обозначение цвета или оттенка.

Такого типа составные цветовые прилагательные (точнее сказать, их компоненты) могут быть использованы в очень широком контексте.

Они могут выступать в самых различных сочетаниях и лексико-словообразовательных вариантах. Смотри, например, данную на полутора страницах (гл.

Семантика составных образований очень разнообразна. Но отчетливо прослеживается тяготение к определенным, «центральным», значениям.

Таковы, например, образования, группирующиеся вокруг слова красный: красно-колеблющийся круг костра; липко-красные бока лошади; лица красно-озарены и другие.

Они создают соответствующий «фон» романа, передавая цвет боев, ночных костров, огня, цвет проливаемой крови, цвет солнечного восхода, зари, как символа революции.

В составных образованиях очень часто встречаются слова, указывающие на степень проявления качества: неоглядно, неизъяснимо, неузнаваемо, несмолкаемо, нескончаемо, неисчислимо, нечеловечески, бесчисленно и подобные (среди них основную группу составляют причастные образования с префиксом не- и суффиксами -им-, -ем-): неоглядно-знойные облака пыли; неузнаваемо-черный; нечеловечески-раздирающая боль. Смотри также отдельно употребленные: нескончаемо (идут), неисчислимо (блестят штыки), нестерпимо, неисчислимый, неохватимый и др.

Образования с данным смыслом несут основную нагрузку в повествовании, где речь идет о героическом походе Таманской армии, о невыносимо тяжелых условиях перехода, о радости победы — огромной, не имеющей границ, «нестерпимой», о единстве рядов, рожденном в этом нечеловечески трудном походе и боях за народную власть.

Подобные же языковые средства использованы автором при описании величественного пейзажа (море, горы, степь), на фоне которого развертывается героическая эпопея: «Море — нечеловечески-огромный зверь»; «невиданно-огромная стена (моря)» и т. д.

Та же семантика, которая прослеживается на всем протяжении романа и сконцентрирована в составных образованиях, характерна и для конца произведения, заключительного аккорда: «Неисчислимо блестят в темноте костры, также неисчислимы над ними звезды. Тихонько подымается озаренный дымок».

В «сочинительной» группе компоненты могут находиться в позиции «нейтралитета» по отношению друг к другу (мутно-горячая мгла; ласково-мудрые морщины; росло-колючие кусты); в синонимических отношениях: возбужденно-озлобленные голоса, мягко-задумчивый голос, легко-воздушны голубые горы; в антонимических отношениях: железно-мягкий голос, мертво-живые места.

В «подчинительной» группе различаются причинно-следственные отношения (коричнево-табачные концы пальцев), отношения меры и степени (невыносимо-ослепительно сверкает море), отношения сравнения (струнно-звенящие звуки) и т. д.

«Сочинительно-подчинительная» группа самая многочисленная.

Компоненты в ней связаны одновременно и сочинительными (например, синонимическими) и подчинительными отношениями (например, отношениями меры и степени): изумленно-растерянные лица; исступленно-звериный визг; произошло чудовищно-неожиданное; утомленно-медленно шагали; заразительно-счастливый смех; смертельно-пристальный взгляд крохотного солнца и т. д.

Составные образования в романе, как правило, как бы сосредоточивают в себе контекст и становятся более понятными — из контекста. Например: «…И железно-ломаный, с лязгом, голос, как будто протиснутый сквозь неразмыкающиеся челюсти, поломал оцепенение и тишину»; «Хозяйственный мужичок тяжело-упрям, как бык, на все наваливается каменной глыбой».

Очень часто составные образования концентрируют в себе содержание целой картины или эпизода, важного в структуре художественного целого.

Например, в 31 главе романа описывается, как идут голодные, босые, смертельно усталые люди Кожуха сквозь нестерпимый, изнуряющий зной и пыль, идут с воспаленными глазами, потрескавшимися губами, почерневшими от голода, усталости и жары лицами.

Делаем выписки: нестерпимо звенящий зной; покатилось нестерпимое знойно-звенящее дребезжание; солнце доканывает; в воспаленные лица солдат исступленно глядит солнце; неподвижно под палящим солнцем лежали…

; все судорожно-знойно трепещет безумное солнце; безумно смотрит солнце; исступленно глядит солнце; глядя вперед блестящими глазами; глядя в знойно трепещущую даль; идут…, впиваясь искорками мучительно суженных глаз в далекое знойное трепетанье; …не отрываясь, впились в знойную даль и др. Такие «стержневые» составные наименования повторяются несколько раз (иногда с перестановкой компонентов, заменой одного из них или обоих синонимичными словами и т. д.).

Л-ра: Русская речь. – 1978. – № 1. – С. 42-47.

Биография

Произведения

• Бабья деревня
• Бригадир
• Три друга

Критика

Ключевые слова: Александр Серафимович,составные образования,Железный поток,критика на творчество Александра Серафимовича,критика на произведения Александра Серафимовича,анализ произведений Александра Серафимовича,скачать критику,скачать анализ,скачать бесплатно,русская л

Источник: https://md-eksperiment.org/post/20160720-zheleznyj-potok-a-s-serafimovicha

Серафимовича.с

Действие романа происходит после революции 1917 года, во время гражданской войны.Огромный людской поток — не то табор переселенцев, не то армия — входил в казацкую станицу. Казаков ни одного, только женщины и дети. На кургане возле ветряков митинг. Народ кричит, бунтует, хочет расходиться, но некуда — вокруг враги.

Человек с железными челюстями пытается уговорить, но на него замахиваются штыком, слышится крик. «Бей их!». Внезапно всё смолкло. Подскакал верхом человек весь в крови. «Казаки идут!». Стали выбирать командира. Выбрали железного Кожуха.Ночь, жестяная керосиновая лампа без стекла, на полу — громадная карта Кавказа.

Штаб обсуждает положение, но, как не крути, люди в западне. С одной стороны горы, с другой — море.

Командиры предлагают занять Новороссийск и там отсиживаться. Кожух решил. Дойти до Туапсе, по шоссе перевалить через главный хребет и соединиться с главными силами. С Кожухом не согласны, каждый убеждён в своей правоте.Раздался далёкий выстрел, потом посыпало, как из решета, и смолкло. Кожух послал Приходько узнать, что случилось.

Алексей Приходько шёл по спящему лагерю, дошёл до знакомого места, там — Анка. Девушка красивая, статная, жениться бы на ней. И сразу же проступает тонкая, нежная шейка девушки — гимназистки. Голубые глаза, белое платье. Невеста, которую он никогда не видал, но которая где-то есть. Отвернулся Приходько от Анки, пошёл дальше.

Под одной из телег молодая мать воркует над ребёнком. Сколько любви и радости в её голосе.

У каждого своё. Приходько доложил Кожуху и лёг спать.Ночь взорвалась звоном железа, лязгом, треском, криками — напали казаки. Кожух сидит перед хатой, лицо спокойно-железное, отдаёт приказы. Он видит, как послушно и гибко выполняют приказы солдаты, как точно приводят в исполнение его распоряжения командиры. Обоз начал отступать через мост, и вскоре покинул станицу.

Мост за собой разрушили.Богата Кубань и землёй, и недрами своими. Хозяева здесь — казаки. Не сами пришли — пригнала их сюда царица Катька, разрушила вольную Запорожскую Сечь. Потом потянулись на Кубань гонимые нуждой люди. И стали переселенцы батраками у казаков. В октябре что-то произошло в далёкой России, и повалили полки с турецкого фронта.

А на Кубани уже Советская власть, и летят головы с офицеров.

Потом пришла плра делить землю, и потемнела Кубань, разгорелась междоусобная война.Отстроили заново мост, быстро переходят его казацкие войска — спешат догнать красного врага.Двигаются, скрипя, бесконечные обозы. Не в первый раз так поднимаются переселенцы, но теперь это тянется слишком долго, кончается хлеб.

Выделяясь стройными рядами, фигурами в черкесках, едет на добрых конях колонна кубанских казаков — не враги, а революционеры, казачья беднота.Любовно смотрит на эту толпу Кожух, ведь он один из них. С шести лет — общественный пастушонок. Потом мальчишкой в лавке у кулака — потихоньку и грамоте выучился. Потом война, турецкий фронт.

Он с бычьим упорством одолел учёбу — и срезался. Вокруг смеялись. Тупая скотина в офицеры лезет. Его возвратили в полк как неспособного. И одна цель — выбиться в люди. Кожуха во второй раз посылают в школу прапорщиков — офицеров нехватка, а его солдаты любят, для них он свой. Учиться трудно было, издевались, резали на ответах, хотя отвечал правильно.

И отослали в полк за неспособностью. Его в третий раз посылают в школу. И добился — презрительно выпустили прапорщиком. Вернулся в полк — на плечах золотые погоны. Поблескивавшее на плечах отделило от солдат, а к офицерам не приблизило. Вокруг Кожуха замкнулся пустой круг. Он спокойно, каменно ненавидел и презирал офицеров. И вдруг нахлынула революция.

Кожух с отвращением сорвал с плеч погоны и вернулся домой.

В станицах, в хуторах, в сёлах — Советская власть. Следы с таким трудом добытых пагонов жгли плечи. Потом закипела Кубань — и Советскую власть смахнуло. И едет теперь Кожух посреди обоза.На последней станции перед горами сбились десятки тысяч людей. Подошёл и Смолокуров со своей колонной. Никто не хотел идти дальше, но колонна Кожуха выступила — и все кинулись следом.

И поползла в горы бесконечная живая змея. Шли всю ночь. Утром вышли на перевал. Внизу неясно белел город, а за ним — море.Немецкий комендант, пребывавший на броненосце «Гебен», заметил непредусмотренное движение в городе. Отдал распоряжение, чтобы обоз остановился, но пыльная серая змея неспешно уползала.

В этот нескончаемый поток с матерной руганью стал вливаться другой поток груженых повозок.

На них виднелись матросы. Комендант, не дождавшись остановки, дал залп по обозу, потом второй. Взрывом перевернуло телегу Анки, пала лошадь. У молодой матери убило ребёнка. Высоко на перевале показались люди, лошади. И тотчас же там ахнуло четыре раза. То там, то тут стали падать со стоном люди, лошади, коровы, но змея всё равно ползла не размыкаясь.

Длинный хобот орудия на броненосце поднялся, ахнул огромным языком пламени, и грохнуло там, у перевала. Оттуда начали стрелять по броненосцу. «Гебен» вышел из бухты, развернулся и взорвался с оглушительным грохотом. От нечеловеческого сотрясения расселась земля, по всем улицам появились искалеченные люди, похожие на мертвецов, поползли вслед за обозом.

Их не берут — нечем кормить.

На одной из повозок страшная, молчаливая женщина держит на руках труп ребёнка. Надо бы похоронить — не отдаёт. Побежали за мужем, Степаном. А вокруг люди едят, спят, поют, пляшут, рассказывают. Ходят по лагерю матросы, подбивают на бунт, но мужики их не слушают, смеются. Прибежал Степан, забрал, похоронил сынаНаконец все заснули, только светится окно богатой виллы.

Там Кожух склонился над огромной картой Кавказа.

Ему говорят, что людей загнали, что нечего есть, но Кожух твердит одно. «Надо идти — в этом спасение». После долгих споров подписали приказ. За нарушение дисциплины, неподчинение приказу — расстрел.Утро. Обоз идёт уже давно. Вторая и третья колонны далеко отстали.

Когда останавливались на ночлег, всё также ходили между кострами матросы, но люди уже не смеялись — прислушивались. И точно также на пустой даче собрался командный состав всех колонн, не было только Кожуха. Каждый из них считал себя призванным спасти этих людей, но никто не знал, как. Наконец решили выбрать начальника над всеми колоннами.

Выбрали добродушного, но упрямого богатыря Смолокурова. Сразу всем стало ясно. Кругом виноват Кожух. Он заставляет всех идти за собой.

Смолокуров решил идти короткой дорогой через хребет. Послал приказ Кожуху, но он уходил всё дальше и был недосягаем. Смолокурову ничего не оставалось, как идти следом.На следующем привале к Кожуху огромной толпой пришли матросы требовать провианта.

«Становитесь в ряды армии, зачислим на довольствие», — спокойно ответил им Кожух. Вдруг матросы бросились со всех сторон на повозку Кожуха. Пулемёт в повозке засверкал, но ни одна пуля не задела людей, а только страшно зашевелил ветер смерти матросские фуражки.

Все кинулись врассыпную. Лагерь затих.Не успело посветлеть небо, а уже голова колонны поползла по шоссе. Забелели домики местечка. Хлеба у местных жителей, греков, нет. Забрали всех коз.

В русской деревне, невесть как очутившейся в горной долине, поделились, чем могли, но всё равно позабирали всех кур, гусей, уток.

На пустой даче нашли граммофон и кучу пластинок. Общим любимцем стал граммофон, орал с утра до вечера.Прискакал разведчик, доложил. Впереди казаки. Кожух попытался отделить обоз с бабами и детьми от основного войска, чтобы не мешали, но ничего не вышло. И снова все шли как попало по шоссе, ныряя иногда в лес и набивая животы дикими яблоками, кислицей и неспелой кукурузой.

Горный массив загораживал путь, а на самом верху — окопы противника.

Пройти нельзя — обстреливают пулемётами. Кожух не знает, что делать. Тут к нему подошли двое. Они встретили в лесу русских, которые взялись провести обоз в обход, горными тропами. Кожух послал все три эскадрона, отдал приказ. Обойти с тыла, ворваться в город, всех уничтожить.

Молодой, красивый грузинский князь, полковник Михеладзе, сам выбрал этот пост. Это он отсечёт голову ядовитой гадине, которая ползёт по побережью. Нестерпимо звериный рёв взорвал всё кругом. Полковник побежал, как заяц, а в голове одно. Спастись любой ценойНе спасся — зарубили шашкой.

Обоз заполз в город. Есть всё. Одежда, лекарства, боеприпасы. Нет только еды. Начали грабить город, но Кожух быстро это пресёк, заставил сдать всё награбленное в общее пользование.

Бесконечно извивающаяся змея вновь поползла в горы, к перевалу, чтобы сползти снова в степи, где хлеб и корм, где ждут свои.

К вечеру леса кончились, потянуло холодом с гор. Вдруг с неба хлынул мощный поток воды, изредка озаряемый белыми вспышками молний. В ту ночь погибло много людей. А на утро — дорога, жара, скалы. Дети уже не плачут — нет сил. Когда лошадь падает, матери несут детей на руках, а если их много — оставляют в телеге и уходят не оглядываясь. Наконец перевал.

Шоссе петлями пошло вниз.Кубанец из разъезда донёс. Верстах в тридцати впереди, за речкой, казаки роют окопы. Кожух решил обойти их по просёлку. Люди шли огромной толпой, слышались солёные шутки, орал граммофон. Вдруг всё смолкло. На ближних телеграфных столбах висело четыре трупа — один из них женский.

На бумаге, прибитой к первому столбу, было написано, что это — казнённые большевики.

Но не люди, а дьяволы навалились на казаков. Бросились казаки врассыпную, а когда встало солнце, ни одного из них не было в живых. Кожух доволен. Армия в руках у него, как инструмент, послушный и гибкий. Ночью опять штурм, и опять бегут казаки. Станица занята.Казаки были разбиты, но Кожух не трогался с места — ждал отставшие колонны.

Казаки собирали силы, а у Кожуха кончались боеприпасы.

Кожух собирает совещание, не хочет брать ответственность на себя.Далеко в тылу на отставшие колонны напали казаки. Думали — перед ними лёгкая добыча, а увидели дьяволов и бежали без оглядки.На совещании решили. Идти дальше не дожидаясь отставших. Кожух отдал приказ — готовиться к прорыву. Перед самым прорывом подошла колонна Смолокурова.

Прорыв произошёл с дьявольской силой. Генерал Покровский собрал остатки армии и повёл на Екатериноград, совершенно очистив «босякам» дорогу.Напрягая все силы, идёт железный поток. Казачьи части без выстрела расступаются, освобождая дорогу. Цель одна — догнать своих, но красные части быстро уходят, сжигая за собой мосты.

Тогда Кожух решил послать вперёд гонцов на трофейном автомобиле.

Вызвался молодой Селиванов, взял с собой двух солдат. На предельной скорости домчались до расположения красных. Командиры не поверили Селиванову, зачитали перехваченную радиотелеграмму генерала Покровского к генералу Деникину. В ней сообщалось, что с моря идёт неисчислимая орда босяков, всех сметая на своём пути — и белых, и красных.

Именно поэтому красные взрывали за собой мостыНе поверили, но, всё таки, решили проверить, и едет машина обратно в сопровождении кавалерийского эскадрона.Этой ночью матросы сделали последнюю попытку уничтожить Кожуха, но она не удалась.На следующее утро встретились две армии.

Одна — оборванная, но стоящая железным строем, а другая — сытая и одетая, но разболтанная, деморализованная.

Кожух забрался на повозку и произнёс речь. Слёзы потекли по обветренным лицам, и всем стало ясно, за что они бились, голодали, теряли детей. Не только за то, чтобы спасти свою жизнь, но за Советскую власть.

К повозке Кожуха прорвались матросы, покаялись, попросили прощения, нарекли Кожуха «батькой». До самого вечера говорили ораторы. Люди узнали о Красной армии. У всех нарастало ощущение неразрывности с той громадой, которая зовётся Советской Россией.Вечер.

Тихо наплывает сон. Костры гаснут. Тишина. Синяя ночь..

На нашем сайте Вы найдете значение «Серафимовича.с. — Железный Поток» в словаре Краткие содержания произведений, подробное описание, примеры использования, словосочетания с выражением Серафимовича.с. — Железный Поток, различные варианты толкований, скрытый смысл.

Первая буква «С». Общая длина 32 символа

Источник: https://my-dict.ru/dic/kratkie-soderzhaniya-proizvedeniy/1398185-serafimovichas—zheleznyy-potok/

Роман Серафимовича «Железный поток»

Всегда ли, обращаясь к творчеству Александра Серафимовича, к его знаменитому роману о походе Таманской армии летом 1918 года через объятую пламенем казачьего восстания Кубань «Железный поток» (1924), мы вспоминали об этой чрезвычайно важной оценке Толстого? Как и о том, что уже первые творческие шаги писателя, напоминающего Чехова, в конце XIX века встретили поддержку Г. И. Успенского и В. Г. Короленко?

Память истории просветляет… Советскую классику породили вовсе не одни «осознанные закономерности», тем более не «решения» и «постановления», но прежде всего неразрывная связь новой культуры с эпохой и классическим наследием. Еще до революции А. С.

Серафимович сказал, предсказав и свой путь: «…русская литература пойдет своим путем, пойдет со своим лицом,: которое ей дали родина и судьба».

Серафимович в предреволюционные годы — журналист, работавший в газетах «Приазовский край», «Донская речь», «Курьер»,— был прекрасным знатоком России рыбачьих слобод, станиц Дона и Кубани, азовских и черноморских портовых городов, шахт Юзовки и степных станций Приволжья. Он обладал вкусом к народоведению.

Талантливый рассказчик, буквально «распечатывавший» скорлупу любого быта — казачьего, босяцкого или рабочего,— он, казалось, ясно слышал говоры и напевы самой жизни.

В его рассказах осознавала себя Россия скромных тружеников, вчерашних крестьян, выброшенных вихрем буржуазных преобразований из привычной жизненной колеи.

Как осмыслить свое место в жизни, как защитить свой уголок на земле от натиска нужды, голода, невежества? Если перечитать многочисленные рассказы писателя, такие, как «Маленький шахтер» (1895), «Сцепщик» (1898), «Епишка» (1902) и др.

, то возникает вопрос: откуда возник в твврчестве этого скромного, «тихоголосого», как он сам себя называл, писателя, певца беззащитных, сиротливых людей, сам образ революции как кипящего «потока», действительно «железного», вулканической лавы? Как гремящего водопада, неостановимой огненной реки? Серафимович и до революции видел перед собой «поток», горя реченьку глубокую,— поток жалоб, молений, слепых и разрозненных, но явно нараставших протестов. В дни революции 1905 года, наблюдая рабочее восстание в Москве, на Красной Пресне, он ощутил, что «поток» этот становился «железным». «Не хватит сил сейчас, одолеем в будущем»,— говорят рабочие-дружинники с Красной Пресни в одном из очерков писателя 1905 года.

Первое упоминание о походе Таманской армии (в записной книжке писателя за 1920 год) уже говорит о глубочайшей сложности, напряженности восприятия этого эпического по смыслу — самосозидания, становления народа как творца своей судьбы! — похода писателем. Звучат интонации, которые можно уловить даже в «Окаянных днях» И. А. Бунина или «Заповедном слове к русскому народу» (1918) А. М. Ремизова:

«…Дивизия. Отчаянные рубаки. С Таманского полуострова отступали. Устали за три года. У каждого четыре-пять котелков (то есть срубил 4—5 голов). Плохо одеты. Иногда одни штаны да рваные башмаки, а торс голый.  Он подпоясывается, через голое тело надевает патронташ, засовывает револьвер… Война уже — ремесло…» Такова армия вчерашнего пастуха Ковтюха!

Многозначительны такие подробности: они начисто разрушают парадное, упрощенно-оптимистическое восприятие всей человеческой панорамы романа, этой грандиозной фрески с напряженными, захваченными в момент смертельного изнеможения борьбы фигурами.

«Железный поток» — не фабрика оптимизма, а трагическая, глубоко конфликтная эпопея. В ней нет неизменных, внутренне статичных людских множеств, в которых личность полностью отрешается от своего «я»: народ Серафимовича имеет в романе как бы внутреннюю «автобиографию», претерпевает глубокие изменения.

Писатель знал, как страшна стихия гражданской войны. В сущности для многих — и белых и красных — война — это жизнь под особым созвездием. «Под созвездием топора» (И. Елагин). Сейчас мы совсем по-иному читаем, без восторга, например, строки Н. Тихонова об этих днях:

• Неправда с нами ела и пила,
• Колокола гудели по привычке,
• Монеты вес утратили и звон,
• И дети не пугались мертвецов…
• Поэт утешает нас, правда, заверением, звучащим сейчас, когда мы знаем цену любого урока, не столь уж убедительно:
• Тогда впервые выучились мы
• Словам прекрасным, горьким и жестоким…

Но чем оплачены эти слова, эти великие утопии? Возникший «поток» — Серафимович сразу увидел это! — несет с собой не одни идеальные начала, но и исторически сложившиеся в народе пороки, навыки рабства, «обломовщины», порой хлестаковщины. Разве не Хлестаков тот же честолюбец Смолокуров, готовый со своим отрядом махнуть в Крым, мешающий Кожуху во время похода?

В «Железном потоке»  не так уж много чисто батальных сцен. До уровня общечеловеческих тревог М. Цветаевой, конечно, роман не возвышается. Но движение гуманистической мысли — и естественно, стиля, стихии чувств автора — есть.

Если и возникает в романе картина боя, то мы видим кровавую мешанину страстей, трагедию слепоты.

Не сверкает блеском парада «железо» в этом романе — на нем запекшаяся кровь и победителей, и жертв, и знамена таманцев тоже намокли от крови.

Серафимович доносит мысль, важную и сейчас: в гражданской войне побеждает часто не тот, кто совестливей, мягче, отзывчивей, а тот, кто фанатичен, «узок», как лезвие сабли, кто бесчувственнее к страданиям, кто более привержен абстрактной доктрине.

Одну из таких «побед» в «Железном потоке» вообще трудно назвать даже сражением. Однажды навстречу казакам таманцы вывели всех…

безоружных детей, стариков… Может быть, это вообще было не сражение, а взрыв отчаяния? А может быть, расчетливая эксплуатация «слабости», т. е. совестливости, жалости, общечеловеческой морали «врага»?

В «Бронепоезде 14-69» Вс. Иванова партизаны тоже поручают одному из бойцов лечь на рельсы на пути белого бронепоезда: авось, белые не станут давить человека и остановятся… Фантастическая картина  шествия обреченных возникает и у Серафимовича:

«Она схватила ребенка, единственное оставшееся дитя, и, зажав его у груди, кинулась навстречу нараставшей в топоте лавине.

— Сме-ерть!.. Сме-ерть!.. Сме-ерть идет!

Все, сколько их тут нн было, схватив, что попалось под руку, кто палку, кто охапку сена, кто дугу, кто кафтан, хворостину, раненые — свои костыли,— все в исступлении ужаса, мотая этим в воздухе, бросились навстречу своей смерти.

— Сме-ерть! Сме-ерть!

Ребятишки бежали, держась за подолы матерей, и тоже тоненько кричали:

— Сыелть… Смелть!

Источник: https://students-library.com/library/read/45945-roman-serafimovica-zeleznyj-potok

9. Роман о гражданской войне 1920-х гг («Падение Даира» А. Малышкина, «Железный поток» А. Серафимовича, «Разгром» А. Фадеева) — Билеты

Роман о гражданской
войне 1920-х гг («Падение Даира» А. Малышкина, «Железный поток» А.
Серафимовича, «Разгром» А. Фадеева)

А. Малышкин, «Падение Даира»

Малышкин сразу заявил о себе как о художнике лирического склада. Одно из
главных произведений – повесть «Падение
Даира» (1921). Хотя слово «повесть»
весьма условно. По содержанию и стилю это скорее поэма в прозе, масштабное лиро-эпическое
повествование с широтой обобщения
и напряженностью чувств.

Главная идея «Падения Даира» — идея железной закономерности революции. Раскрывая ее, Малышкин
художественно трансформирует реальные события – падение Перекопа и вход
революционных войск в Даир (Крым).

Он использует одни только образы-символы.

На
мир, находящийся в «предсмертной сумасшедшей агонии», двинулись «становья орд»
через голод и разруху, «в пеньи фанфар шли упоенные –  на крыльях сказок о грядущих веках».

Важно! От Малышкина еще скрыт
подлинный характер революции как революции пролетариата, у него лишь абстрактный образ революции-освободительницы.

А. Серафимович, «Железный поток»

Героическая
эпопея «Железный поток» также создана на основе реальных событий – отступление
Таманской армии под руководством Ковтюха (у Серафимовича – Кожуха) из Кубани,
охваченной контрреволюцией. Ее главная идея – показать процесс превращения бессознательной массы крестьянской бедноты под
руководством «железного командира» Кожуха в сознательную силу, в «железный поток».

• Главные особенности:
• — в основе
  сюжета – судьба масс, а не судьбы
  отдельных героев.
• — напряженность действия достигается сценами трудностей,
  преодолеваемых Таманской армией.
• — повторением этих сцен Серафимович подчеркивается главная идея —
  рост сознания масс (например, сцена митинга в начале и конце похода, сцена
  похорон убитых бойцов).
• — обрамляющий
  повествование пейзаж с доминирующим образом «шумящей реки»
  также работает на идею произведения.

— на идею работает
и подбор метафор и эпитетов, связанных с
образом «железного потока» (например, с одной стороны, — «толпа течет
бесконечным потоком», «человеческое море», с другой стороны, — «железные лица»,
«железное кольцо восставших»). Примечательно! Чем ближе к концу похода, тем
больше закаляется 660армия Кожуха и чаще употребляется
эпитет «железный».

Из «потока» Серафимович все же выделяет отдельные лица.
Пример – баба Горпина и ее муж. Писатель показывает перелом, который происходит
с Горпиной, в ней пробуждается  классовое
самосознание и чувство коллективизма. Это типично не только для нее, но и для
массы в целом.

Руководителя «железного потока», Кожуха, Серафимович дает и в
романтически-обобщенном плане (через повторение портретных деталей), и в реалистически-бытовом плане (через
биографию и особенности его речи). Поэтому образ
получился рельефным.

Как и у Малышкина,
эпопея насыщена лиризмом. Особенно им
насыщенна авторская речь – то восторженная, то грустная – и многочисленные пейзажные зарисовки. Но
этот лиризм сочетается с использованием
сниженно-бытовой лексики (и в речи персонажей, и в описаниях): «Заревели
быками казаки, кинулись с говяжьими глазами в кулаки».

 В целом «Железный
поток» — это и романтическая героика
войны, и реалистические сцены. О реализме «Железного потока» писал красный
командир Ковтюх –  реальный прототип
Кожуха: «Главное достоинство повести – беспощадная,
спокойная, суровая правда. Здесь нет прикрас. Здесь прямой показ неизбежно
совершающегося».

А. Фадеев, «Разгром»

У Фадеева герои «обыкновенные». Он производит
глубокий анализ их душевных перемен,
вызванных революцией и гражданской войной.

Рассмотрим образ Морозки. Иван Морозка был шахтером во втором поколении. С
двадцати лет катал вагонетки, матерился, пил водку, дрался, гулял, воровал ради
озорства овощи, сидел в тюрьме. Был на фронте, получил шесть ранений и две
контузии.

Он женат, но семьянин плохой, делает все необдуманно. Не любит «чистеньких»
людей, ему они кажутся ненастоящими. Морозка умеет размышлять: подумывает о
том, что жизнь становится «хитрей» и надо самому выбирать дорогу.

События
истории, описанные в романе, меняют его.

Понимает, что он обманут в прежней жизни.

Гульба и работа,
кровь и пот, а впереди ничего хорошего, и ему показалось, что всю жизнь он
старался выйти на прямую, ясную и правильную дорогу, но врага, который сидит в
нем самом, не замечал.

Только перед героической гибелью Морозка
понял, что Мечик – трусливый гад, предатель, думающий только о себе, и
воспоминание о близких, дорогих людях, которые ехали позади него, заставило его
пойти на самопожертвование. Фадееву важна мысль, что в революциях и войнах побеждает
часто не тот, кто совестливее, мягче, отзывчивей, а тот, кто фанатичнее и
бесчувственней к страданиям.

Образ
Павла Мечика.
Мечик, едва оперившийся юнец, устремился к романтике революции. Он мечтал о
братстве сильных и справедливых, видел себя своим в стане людей «в одежде из
порохового дыма и героических подвигов».

Но знакомство с этим «братством»
началось с неудачи – его избили, не разобравшись. И началась полоса
разочарований. Цитат: «Окружающие люди не походили на созданных его пылким
воображением. Эти были грязнее, вшивей, жестче и непосредственней.

Они
издевались над Мечиком по всякому поводу – над его городским пиджаком, над
правильной речью, над тем, что он не умеет чистить винтовку, даже над тем, что
он съедает меньше фунта хлеба за обедом». Мечик для них иной.

В итоге втоптан в
грязь портрет нежной девушки в кудряшках, и растоптаны его мечты. В итоге
повзрослевший Мечик становится жестче прежнего, в нем зреют черты предателя. В
итоге он бросает отряд, бежит от врага, схватившись за голову.

Это пример того,
как революция и война в лице командира отряда Левинсона из восторженного юного
горожанина выковывает Иуду.

Кроме того, Фадеев в романе поднимает тему гуманизма, которая связана с темой гражданского долга.

Писатель показывает, как ради интересов партии люди
черствели и переходили грань дозволенного.

Источник: https://www.sites.google.com/site/anniepepel/home/9

Человек и война в русской литературе XX века. А.Серафимович. "Железный поток" методическая разработка (литература, 11 класс) по теме

А.А.Малиновская,  

•  преподаватель
• Ногинского филиала ГОУ ВПО МГОУ
• Человек и война
• в  литературе 20-х годов
•  «Железный поток»

А.С.Серафимович

Опыт современного прочтения

Материалы к уроку

          В ряду включенных в программу произведений, значительно расширяющих представление учащихся  о литературе  20 — х годов, таких, как «Конармия» И. Бабеля, «Голый год» Б. Пильняка, «Россия, кровью умытая» А. Веселого , роман А. Серафимовича « Железный поток» нередко оказывается обойденным вниманием словесников.

Переоценка ценностей? Но был ли по достоинству оценен этот роман? В отличие от «Разгрома»  А. Фадеева, изучавшегося текстуально, «Железный поток» включался в обзор.

Почему? Уж не потому ли, что при вдумчивом чтении откроются истины, не совпадающие с традиционным освещением романа в учебной и методической литературе?

          Проблемы, поставленные Серафимовичем, не вмещаются во временные рамки, перерастают их, сохраняют актуальность и в наши дни; роман имеет не конкретно-историческое, а общечеловеческое значение.

          «Человек и война» — это и проблема личности в революции, и проблема руководителя и массы, и проблема гуманизма и революционной целесообразности. Краткая и емкая формула. И если вдуматься — страшная.

Страшная своей противоестественностью. К этому выводу приходят сами учащиеся в процессе работы над романом. «Что война делает с человеком?»- вот главный вопрос, поставленный писателем. На первом плане — не романтика подвига, не героический пафос — кровь.  

1.                                           ЧЕЛОВЕК  И  ВОЙНА
2.                                                                       Не было людей — было кишевшее,
3.                                                                             переплетшееся кровавое зверье…

            «Зверье» — это и белые, и красные, и «наши». И «не наши»…

Когда же люди превратились в зверей? Может быть, когда революция докатилась до Кубани и в казачьих станицах «кровавым мясом валялись офицеры с сорванными погонами»; «прятавшихся… беспощадно били, вешали , и они висели по нескольку дней , чтоб воронье растаскивало»?

«Забила… вековая ненависть»?

Или позже, когда уже бушевал пожар гражданской войны и «ахвицеры» с казаками беспощадно расправились с пленными матросами («полторы тыщи пригнали»)и ранеными ( «Всих порубилы — тысяч с двадцать… Богато залило увись город…)?

            Кровь за кровь — тут же рассказ веселого молодого казака о том, как топили «своих ахвицеров», а «вода сы-ыня та чиста, як слеза», и они «все руками, ногами дрыг-дрыг»…  « Он опять засмеялся…

»  Тьма, звезды, великое молчание в природе — и зловещий красный отсвет на лицах… Другой рассказчик вспоминает, как в их станице офицеров в мешках в море бросали,- и наконец слышится печальный (жалеющий?) голос: «Як же ж то можно людэй у мешках топить…

» — нет, не людей,  мешки пожалел: «Мешкив дэ теперь достанешь…»

            Где начало утраты нравственного чувства, изначально заложенное в человеке?

            Главное условие человеческого существования, основа нравственности — труд. А если работа созидательная заменяется разрушающей, губящей — наступает время кровавой жатвы, и можно ли остаться человеком?

            Помните первую пролитую Кожухом кровь? «… он заработал пулеметом, стал косить; люди, как трава , — рядами, и побежала на него, дымясь, горячая кровь …- но это была турецкая кровь и забывалась.

» Не здесь ли истоки гибели человечности ? Забылась турецкая кровь — забудется и русская, и любая другая — чужая.

И вот уже «хозяйственный мужичок», чувствующий себя «обладателем неведомого секрета жизни и смерти», готовясь к захвату города, даже не приказал, а «коротко уронил: — Всех уничтожить!» — и чуть позже: «… опять помолчав, уронил: — Всех истребить!» Поистине железный вождь железного потока!

         Город  взят, приказ выполнен: «Улицы, площади, набережная, мол, дворы, шоссе завалены. Груды людей неподвижно лежат в разнообразных позах. Одни страшно подвернули головы, у других шея без головы.

Студнем трясутся на мостовой мозги. Запекшаяся, как на бойне, кровь темно тянется вдоль домов, каменных заборов, подтекает под ворота».

Всюду трупы: на пароходах, на набережной, «и когда глянешь в прозрачно — голубую воду, спокойно лежат на ослизло-зеленоватых камнях…»

         Какова же позиция автора? Здесь, как, впрочем, и во всем романе, нет прямой авторской оценки происходящего, но можно ли сомневаться в его отношении к описанному? За кажущейся отстраненностью — не бесстрастность, а беспристрастность повествователя, предоставляющего читателю право делать выводы — читателю думающему, чье сознание не сковано  идеологическими установками. Это позиция писателя-гуманиста, не потерявшего надежду пробудить в человеке человеческое.

         Но не призрачна ли эта надежда? Перебивая друг друга, весело рассказывают солдаты о том, как «буржуазов разогналы, ково пристрелилы, ково на дерево вздернулы», об убийстве попа, который «довго лижав коло церкви, аж смердить зачав, — нихто не убирае. — И веселый голос весело и поспешно засмеялся, точно и тут боялся, чтоб не перебили. И все засмеялись». (!) «Эх, эх, без креста!..» — как тут не вспомнить блоковских защитников революции:  

•                                              «И идут без имен святого
•                                              Все двенадцать — вдаль.
•                                              Ко всему готовы,

                                             Ничего не жаль…»

          Не жаль ничего и никого — ни грузинских солдат, стоящих по горло в воде, — «им рубили шеи, головы, плечи, и по воде расходились кровавые круги», — ни детей станичного атамана –  лаконично написанная и потрясающая по силе эмоционального воздействия сцена:

          «Стали рубить детей. Атаманша на коленях волочилась с разметавшимися косами, неотдираемо хватаясь за их ноги. Один укоризненно сказал:

-Чого ж кричишь, як ризаная? От у мене аккурат як твоя дочка, трехлетка… В щебень закопалы там, у горах, — та я ж не кричав.

Срубил девочку, потом развалил череп хохотавшей матери».

          Дети и война… Зарубленные,  застреленные, умершие от голода и зарытые в щебень при дороге, брошенные в неподвижных повозках на верную гибель и оставшиеся в живых — они в любом случае жертвы.

С ранних лет видящие кровь и смерть, смогут ли они стать людьми? С детской непосредственностью хвастается казачонок своей лептой, внесенной в общее кровавое дело: «- А я одному с самострела глаз вышиб, — он пьяный в саду спал…

»   «С отчаянием обреченных устремились старики, женщины, дети, раненые навстречу черной лавине казаков, навстречу своей смерти.

— Сме-ерть!.. сме-ерть!.. — Ребятишки бежали, держась за подолы матерей, и тоненько кричали: — Смелть… сме-елть!..» Особенно страшен этот детский крик… А страшная работа, разрушающая душу человеческую, продолжается … «Закипела работа в реве, в кряканье, в стоне, в ругательствах … сатанинская штыковая работа…» «Кожух без пояса на лавке…

Посунулся плечами, повисли руки, опустилась голова. Так хозяин вернется с поля… по-хозяйски устал, трудовой усталостью устал» … «Четырехугольные, каменные, железные челюсти» … «железные желваки»… «каменное лицо» … «…

маленькие, крохотные, серые, отлива серой стали, острые, как шило, глазки» … «железно-мягкий, хрипучий, с железным лязгом, ржавого железа голос» … «низкий, весь тяжело сбитый, точно из свинца» — вот он, новый бог, мессия :  « … он спасет, он выведет вот этих, которые так покорно лежат, дожидаясь розог» … В его власти казнить и миловать, на него тысячи блестящих глаз глядят, не мигая, и бьется одним биением сердце, бьется одно невиданно огромное сердце …  Нет взводов, нет рот, батальонов, нет полков,  — есть одно неназываемое, громадное, единое. Бесчисленными шагами идет, бесчисленными глазами смотрит, множеством сердец бьется одно неохватимое сердце». Но «бог» тщеславен: не из соображений гуманности дожидается он отставших колонн, обреченных без его поддержки на уничтожение. «И тогда в славе, которая должна осенить Кожуха как спасителя десятков тысяч людей, это истребление будет меркнущим пятном». И он «созывает совещание, не хочет брать на себя»…

«На совещании решено… пробиться и уходить дальше, не дожидаясь задних колонн». Пятна на славе не будет,  даже если погибнут люди.

Но вторая колонна подходит, и «неестественно-ослепительным светом загорается» сознание великой миссии, данной ему свыше: «Он, Кожух, среди тысячи смертей  уцелел, уцелел, чтобы вывести, спасти не только своих, но и тысячи беспомощно следующих сзади и обреченных казакам».

      Смолокуров отказывается дать людей, атака может провалиться, а «у Кожуха, как сжатая пружина, упруго вытеснило все ощущения: «Если разобью, так один…

» Христос или Наполеон? Но вот долгожданное: вышли, пробились! «И молчаливая, без звуков, без слов, торжественная музыка разливалась над необозримой толпой в синем небе, в синей степи, в золотом зное». Осанна! Спаситель с повозки оглядывает «долгим взглядом и железные шеренги своих,.. и ряды главных сил.

И новообращенные  — «одетые и сытые», чувствовавшие себя «сиротами в этом неиспытанном торжестве, не стыдясь просившихся на глаза слез, поломали ряды и, все смывая, двинулись всесокрушающей лавиной к повозке… Они уверовали в него, они готовы идти за ним: «Оте-ец наш!! Веди нас, куды знаешь…

и мы свои головы сложим!»И чествуют его, как бога: « … тысячи рук подняли его над плечами, над головами и понесли», — и жаждут благодати: « … и матери протягивали к нему детей» , — и откровение снисходит на них: «Та у его глаза сыни!» (опять же как у Христа!) Кожух — Христос! Не натяжка ли это? Не вольное ли истолкование авторского текста? Но сопоставим два отрывка: « Он ответил им: «Кто Моя мать и Мои братья?» И, глядя на тех, кто сидел вокруг Него, Он сказал: «Вот Моя мать и Мои братья! Ибо любой, исполняющий волю Божью, — Мой брат, и  Моя сестра, и Моя мать». (Ев. от Марка).

       У Серафимовича: « А он ласково смотрел на них голубыми глазами, а в сердце выжигалось огненным клеймом: «Нэма у меня ни отца, ни матери, ни жены, ни братьев, ни близких, ни родни, тильки одни эти, которых вывел я из смерти… Я, я вывел…

А таких миллионы, и округ их шеи петля, и буду биться за их. Тут мой отец, дом, мать, жена, дети… Я, я, я спас от смерти тысячи, десятки тысяч людей… Я спас от смерти в страшном положении…

» Чем не «Евангелие от Серафимовича»? Но не страшен ли этот железный бог с каменным сердцем, исполненным не милосердия,  а непомерного честолюбия?

         И всем этим низменным страстям, суетным мыслям, кровавым деяниям  противостоит величественная в своей первозданной красоте  природа: бескрайние степи, морские просторы, громады гор. Чудный, дивный романтический пейзаж – словно другой мир: «Слепящий блеск играет в плоскодонном море.

Чуть приметно набегают стекловидные зеленые морщины, лениво моют прибрежные пески…» Иной стиль, иная языковая структура! «Рядом другое море — бездонно-голубое, и до дна, до самого дна отражается опрокинутая синева…

А от моря густо-синею громадой громоздятся горы; верхи завалены первозданными снегами, глубоко залегли в них голубые морщины… А от города, поражая неожиданностью, неохватимой синей стеной подымается море, такой невиданно-огромной стеной, что от ее синей густоты поголубели у всех глаза…

        Это — противостояние преходящего и вечного…

Источник: https://nsportal.ru/shkola/literatura/library/2013/12/10/chelovek-i-voyna-v-russkoy-literature-xx-veka-aserafimovich