Если Луговской и Твардовский, осмысляя с высот «середины века» пути родины и народа, каждый по-своему стремились к возможной полноте воссоздания большой исторической эпохи, отразившейся в человеческой душе, то для Ахматовой характерно прежде всего обращение к трагическим, узловым моментам, где скрещиваются противоречии времени, для нее важно постичь и раскрыть во всей неповторимости их глубинную суть. «Поэма без героя» Ахматовой — уникальное и, наряду с «Реквиемом», пожалуй, самое, значительное произведение середины столетия — создавалась около четверти века.
Первоначальная редакция «Поэмы без героя» (1940—1942, Ленинград — Ташкент) печаталась в отрывках, начиная с 1944 г.
Наиболее полной прижизненной публикацией стала ее первая часть — «Девятьсот тринадцатый год», напечатанная в итоговом сборнике «Бег времени» (1965), хотя туда и не вошли две другие части поэмы.
И несмотря на то, что в последующие десятилетия в разных изданиях были опубликованы все три ее части, окончательного, канонического текста все же не существует.
Тем не менее известны, опубликованные в 3-м томе 6-томного Собрания сочинений 4 редакции (1943. 1946, 1956 и 1963 гг.), хотя работа над «Поэмой…» продолжалась буквально до последних дней. Четвертая редакция под названием «Поэма без героя. Триптих. 1940—1965», — по мнению специалистов, наиболее полно отражает волю автора.
Уже в названии обозначена прямая ссылка на традицию («поэма ») и одновременно полемический отказ от нее, точнее, переосмысление и обновление канонических требований жанра (романтический герой, динамический сюжет и т.п.).
В 1959 г. А. Ахматова пишет: «Поэма оказалась вместительнее, чем я думала… я вижу ее совершенно единой и цельной». Тем не менее двумя годами позже появляется новая запись: «Поэма опять двоится. …она так вместительна, чтобы не сказать бездонна».
Эти высказывания и подзаголовок «Триптих», указывающий на трехчастное построение и перекликающийся со словами автора: «У шкатулки ж тройное дно», — говорят об удивительной глубине, многослойности произведения, и об особенностях его свободной структуры.
Основная часть поэмы носит название «Девятьсот тринадцатый год», снабжена подзаголовком «Петербургская повесть». В тот год, последний перед мировой войной, столица Российской империи жила в преддверии грядущих катастроф и перемен.
К этой поре своей молодости автор обращается из совсем другой эпохи, обогащенный опытом исторического видения, с некой вершины оглядываясь на прошлое и одновременно предощущая новые испытания. Именно так звучит «Вступление», датированное «25 августа 1941.
Осажденный Ленинград».
Первая глава этой части предваряется двумя стихотворными эпиграфами, которые определяют время действия и адресуют читателя к вершинам русской поэзии XIX—XX веков. Вслед за ними идет проза веский текст — своего рода сценическая ремарка.
И дальше в авторском воображении (или сне) начинается карнавал (арлекинада): возникает вереница фигур, масок, проходит череда эпизодов, сцен, интермедий — причем все это разворачивается именно внутри прихотливого и целостного лирического монолога.
К.И.
Чуковский, назвавший Ахматову Анну Андреевну«мастером исторической живописи» и показавший ее великолепное мастерство, подлинное чувство истории на множестве примеров, в частности, заметил, что настоящий герой в «Поэме без героя» есть, и это – Время. Можно, конечно, по-разному относиться к этому суждению, но, думается, оно нисколько не принижает роли и места лирического героя поэмы, и автора, организующего и определяющего ее жанровую специфику, делающего ее единой и цельной.
Интересно сопоставить с выше приведенными словами К. Чуковского свидетельство самой А. Ахматовой из ее «Примечания» в «Прозе о Поэме»: «Героиня Поэмы (Коломбина) вовсе не портрет О.А. Судейкиной. Это скорее портрет эпохи — это 10-е голы, петербургские и артистические…». Характерно, что здесь речь идет, во-первых, о героине и, во-вторых, об эпохе, как у Чуковского.
Назвав первую часть своего «Триптиха» — «Петербургской повестью», А. Ахматова не только обозначила место действия и соотнесенность с классической, пушкинской традицией, но и указала на особенности ее построения.
Здесь действительно есть приметы повествовательного жанра и прежде всего то, что в центре — романтическая история любви и самоубийства юного поэта, «глупого мальчика», «драгунского Пьеро», которого увлекла, а затем изменила ему «петербургская кукла, актерка», «Коломбина десятых годов».
Эта история, данная в отдельных звеньях, смутная и зашифрованная, разворачивается на фоне маскарада и «бала метелей», «бездонной», бесконечно длящейся новогодней ночи. Сами судьбы персонажей (а за ними стоят реальные прототипы: актриса Ольга Глебова-Судейкина, поэт Всеволод Князев) — зеркало переживаний автора. И героиня — «белокурое чудо», «голубка, солнце, сестра» — двойник его души.
Своеобразие «повести» Ахматовой в том, что ее сюжет и конфликт — формы выражения авторского переживания эпохи.
Не случайно четыре основных главы этой части, в которых к автору приходят воспоминания — «тени из тринадцатого года», окружены таким плотным лирическим «кольцом», обрамлены Посвящениями, Вступлением, Послесловием.
Вместе с тем ощущение эпохи, черты и приметы надвигающихся событий проступают в характерных зарисовках.
Условные «персонажи» (Ветер, Тишина), конечно, тоже лишь двойники авторского лирического «я». Но их появление симптоматично. Они возникают тогда, когда нужно дать наиболее полную характеристику сложного и противоречивого времени, и свидетельствуют, насколько проницательным и углубленным стало у поэта чувство эпохи и истории.
И вот — от фантастического «новогоднего бала метелей», «адской арлекинады», «полночной Гофманианы» и «Петербургской чертовни» с ее первыми жертвами — до зловещих событий, «пыток и казней» конца 30-х годов и всенародной трагедии военных лет.
От чувства обреченности поколения к ощущению неустойчивости и гибельности самого времени — таково движение мысли-переживания. В ходе работы над произведением расширялась его тематика и масштабность, шло углубление в суть исторических событий, постижение связи времен («Как в прошедшем грядущее зреет, / так в грядущем прошлое тлеет…»), понимание сути эпохи, всего XX столетия.
Во 2-й части поэмы — «Решка» — представление об эпохе еще более расширяется и одновременно конкретизируется, показывая, каким обернулся «Настоящий Двадцатый Век» в судьбе самого поэта и многих людей.
Здесь уже нет каких-либо элементов повествовательности — все подчинил себе лирический голос автора, который звучит с предельной откровенностью, особенно в строфах, ранее опущенных и замененных точками по цензурным соображениям. И особенно впечатляющ финал «Решки» — прямая перекличка с «Реквиемом» в двух последних строфах, предваряемых авторской ремаркой: «(Вой в печной трубе стихает…)».
Эта часть поэмы («Решка») в значительной степени представляет разговор с различными собеседниками: с непонятливым редактором, с читателем-другом, наконец, с таким условным персонажем, как «столетняя чаровница» — романтическая поэма XIX века. Именно к последней обращены трагические финальные строфы, с особой силой выявляющие и акцентирующие своеобразие лиро-эпоса Ахматовой в русле и на фоне отечественной и мировой традиции («Обезумевшие Гекубы / и Кассандры из Чухломы»),
Третья часть поэмы — «Эпилог», обращенный к родному городу. Вводная ремарка рисует осажденный Ленинград в развалинах и пожарах под орудийный грохот июня 1942 года. Автор, находящийся за 7 тысяч километров, в Ташкенте, охватывает мысленным взором всю страну и видит ее целиком — от прифронтовых рубежей до отдаленных ГУЛАГовских мест заключения.
Заключительные, последние строфы «Эпилога» рисуют расставание с Городом, путь в эвакуацию, завершается «Поэма…» на скорбной и трагической ноте, что подчеркивает еще ее тесную связь с «Реквиемом», заставляя читателя ощутить их как две части единого целого — портрета и памятника трагической эпохи.
В «Поэме без героя», особенно в ее первой части, есть условный сюжет, зарисовки быта, специально обозначенные «лирические отступления» и прямые авторские монологи и обращения. В ней отчетливо выразилось музыкальное начало. А.
Ахматова сочувственно отнеслась к мнению Михаила Зенкевича, что это «Трагическая Симфония — музыка ей не нужна, потому что содержится в ней самой». Вместе с тем ее построение напоминает драматургическое произведение (есть даже «Интермедия» — «Через площадку»).
Несомненно влияние на нее драматургии Александра Блока, его лирических драм: «Балаганчика», «Незнакомки», драматической поэмы «Песня судьбы».
И хотя лирическому началу в поэме А. Ахматовой несомненно принадлежит заглавная роль, было бы неверным не замечать ее сложного единства и тенденции к синтезу родовых начал и — шире — различных искусств.
Поэма выявила общее тяготение к художественному синтезу, к углубленному постижению человека, времени, мира в их взаимосвязи.
Следует особо подчеркнуть исключительную широту творчески освоенных в «Реквиеме» и «Поэме без героя» опыта и традиций отечественной и мировой литературы и искусства — опору на фольклор, античную мифологию, Библию богатейшее наследие смежных искусств: театра, живописи, музыки, оперы, балета…
В рамках отличающейся особой плотностью поэтической ткани, вобравшей, сконцентрировавшей в себе пространство и время, людские трагедии и ход истории лирической поэмы-цикла о жестоких испытаниях конца 30-х годов — «Реквием», в «Триптихе» о событиях 10-х и 30—40-х годов — «Поэме без героя», не ограничивающихся тесным взаимодействием лирики и эпоса, но и включающих драматическое, трагедийное начало, на основе глубоко личностного вживания в эпоху, а также подлинно эпического мироощущения А. Ахматова создала уникальные произведения с чертами большого художественного синтеза.
Источник: Зайцев В.А. и др. История русской литературы второй половины XX века. М.: Высшая школа, 2004
Источник: https://classlit.ru/publ/literatura_20_veka/akhmatova_a_a/poehma_bez_geroja_akhmatovoj_analiz/68-1-0-180
Краткое содержание «Поэма без героя»
Автору слышится Траурный марш Шопена и шепот теплого ливня в плюще. Ей снится молодость, его миновавшая чаша. Она ждет человека, с которым ей суждено заслужить такое, что смутится Двадцатый Век.
Но вместо того, кого она ждала, новогодним вечером к автору в Фонтанный Дом приходят тени из тринадцатого года под видом ряженых. Один наряжен Фаустом, другой — Дон Жуаном. Приходят Дапертутто, Иоканаан, северный Глан, убийца Дориан.
Автор не боится своих неожиданных гостей, но приходит в замешательство, не понимая: как могло случиться, что лишь она, одна из всех, осталась в живых? Ей вдруг кажется, что сама она — такая, какою была в тринадцатом году и с какою не хотела бы встретиться до Страшного Суда, — войдет сейчас в Белый зал.
Она забыла уроки краснобаев и лжепророков, но они её не забыли: как в прошедшем грядущее зреет, так в грядущем прошлое тлеет.
Единственный, кто не появился на этом страшном празднике мертвой листвы, — Гость из Будущего. Зато приходит Поэт, наряженный полосатой верстой, — ровесник Мамврийского дуба, вековой собеседник луны.
Он не ждет для себя пышных юбилейных кресел, к нему не пристают грехи. Но об этом лучше всего рассказали его стихи.
Среди гостей — и тот самый демон, который в переполненном зале посылал черную розу в бокале и который встретился с Командором.
В беспечной, пряной, бесстыдной маскарадной болтовне автору слышатся знакомые голоса. Говорят о Казакове, о кафе «Бродячая собака». Кто-то притаскивает в Белый зал козлоногую. Она полна окаянной пляской и парадно обнажена. После крика: «Героя на авансцену!» — призраки убегают.
Оставшись в одиночестве, автор видит своего зазеркального гостя с бледным лбом и открытыми глазами — и понимает, что могильные плиты хрупки и гранит мягче воска. Гость шепчет, что оставит её живою, но она вечно будет его вдовою.
Потом в отдаленье слышится его чистый голос: «Я к смерти готов».
Ветер, не то вспоминая, не то пророчествуя, бормочет о Петербурге 1913 г. В тот год серебряный месяц ярко над серебряным веком стыл. Город уходил в туман, в предвоенной морозной духоте жил какой-то будущий гул. Но тогда он почти не тревожил души и тонул в невских сугробах. А по набережной легендарной приближался не календарный — настоящий Двадцатый Век.
В тот год и встал над мятежной юностью автора незабвенный и нежный друг — только раз приснившийся сон. Навек забыта его могила, словно вовсе и не жил он. Но она верит, что он придет, чтобы снова сказать ей победившее смерть слово и разгадку её жизни.
Адская арлекинада тринадцатого года проносится мимо. Автор остается в Фонтанном Доме 5 января 1941 г. В окне виден призрак оснеженного клена. В вое ветра слышатся очень глубоко и очень умело спрятанные обрывки Реквиема. Редактор поэмы недоволен автором.
Он говорит, что невозможно понять, кто в кого влюблен, кто, когда и зачем встречался, кто погиб, и кто жив остался, и кто автор, и кто герой. Редактор уверен, что сегодня ни к чему рассуждения о поэте и рой призраков.
Автор возражает: она сама рада была бы не видеть адской арлекинады и не петь среди ужаса пыток, ссылок и казней.
Вместе со своими современницами — каторжанками, «стопятницами», пленницами — она готова рассказать, как они жили в страхе по ту сторону ада, растили детей для плахи, застенка и тюрьмы. Но она не может сойти с той дороги, на которую чудом набрела, и не дописать свою поэму.
Белой ночью 24 июня 1942 г. догорают пожары в развалинах Ленинграда. В Шереметевском саду цветут липы и поет соловей. Увечный клен растет под окном Фонтанного Дома.
Автор, находящийся за семь тысяч километров, знает, что клен ещё в начале войны предвидел разлуку.
Она видит своего двойника, идущего на допрос за проволокой колючей, в самом сердце тайги дремучей, и слышит свой голос из уст двойника: за тебя я заплатила чистоганом, ровно десять лет ходила под наганом…
Автор понимает, что её невозможно разлучить с крамольным, опальным, милым городом, на стенах которого — её тень.
Она вспоминает день, когда покидала свой город в начале войны, в брюхе летучей рыбы спасаясь от злой погони. Внизу ей открылась та дорога, по которой увезли её сына и ещё многих людей.
И, зная срок отмщения, обуянная смертным страхом, опустивши глаза сухие и ломая руки, Россия шла перед нею на восток.
Источник: https://all-the-books.ru/briefly/gorenko-anna-poema-bez-geroya/
«Поэма без героя» как пророчество • Расшифровка эпизода
Содержание третьей лекции из курса «Мир Анны Ахматовой»
«Поэма без героя» — центральное произведение Ахматовой, триптих, который подвергался самым разнообразным толкованиям. И кажется, что сама Ахматова не вполне понимала или, во всяком случае, предпочитала скрывать от себя самой тайный смысл этого внезапно явившегося ей произведения.
Филолог Виктор Жирмунский называл поэму сбывшейся мечтой символистов. И в самом деле, у символистов как-то не очень ладилось с крупной формой.
Символистский роман — это, как правило, произведение чудовищное из-за совершенно неадекватного смешения реальности и самой разнузданной фантастики; именно таков, скажем, роман Сологуба «Навьи чары».
Пришлось Пастернаку написать «Доктора Живаго», чтобы у России появился образцовый символистский роман.
С символистской поэмой тоже дело обстояло неважно, может быть, потому, что нужна была по-настоящему серьезная временная дистанция, чтобы разглядеть Серебряный век и осмыслить его. И вот таким осмыслением русского Серебряного века стала «Поэма без героя», где напрямую сказано: «И серебряный месяц ярко / Над серебряным веком стыл».
Но, конечно, смысл поэмы гораздо сложнее и гораздо актуальней для 1940 года, нежели попытка осмыслить год 1913-й. Когда в 1941-м Ахматова прочла Цветаевой первую часть триптиха, та язвительно заметила: «Надо обладать большой смелостью, чтобы в 41-м году писать об Арлекинах, Коломбинах и Пьеро».
Между тем никакой особой смелости для этого не требуется — стоит только задуматься, что роднит между собою 1913 и 1940 год.
Мы с некоторым ужасом — во всяком случае, неожиданно для себя — увидим, что эти годы предвоенные, и поэма Ахматовой могла бы с полным основанием называться «Предчувствие Отечественной войны».
Ахматова считала свою поэму достаточно ясной: «Никаких третьих, седьмых и двадцать девятых смыслов поэма не содержит. Ни изменять ее, ни объяснять я не буду. „Еже писахъ — писахъ“». Ее смысл и правда достаточно очевиден, хотя людям 1940 года он не мог открыться, в силу того что их собственное предчувствие Отечественной войны было не таким ясным и не таким мучительным, как у Ахматовой.
Надо сказать, что русская литература и в 1914 году ничего особенного не чувствовала. Ни Мандельштам, ни, в особенности, Пастернак с его вечно радостным мировоззрением подумать не могли, что мир находится на пороге бойни. А Ахматова тогда написала знаменитое пророческое стихотворение «Июль 1914 года»:
Пахнет гарью. Четыре недели Торф сухой по болотам горит. Даже птицы сегодня не пели,
И осина уже не дрожит.
и далее:
- «…Только нашей земли не разделит На потеху себе супостат: Богородица белый расстелет
- Над скорбями великими плат».
С той же остротой она предчувствовала и катастрофу 1941 года. И не только потому, что в 1940-м Вторая мировая уже шла вовсю (хотя надо сказать, что Ахматова была одним из очень немногих поэтов, кто на Вторую мировую сразу же откликнулся скорбными стихами: «Когда погребают эпоху…» и «Лондонцам»; она воспринимала эти события как факты личной биографии, поскольку вся Европа была ее домом).
У болезненно острого предчувствия Ахматовой была еще одна причина, которую не так-то просто назвать вслух. Спросим себя, почему одна Ахматова смогла в 1937–1938 годах написать «Реквием»? Почему вся русская поэзия в это время молчит? Да потому что поди напиши поэму о репрессиях из униженного, раздавленного состояния, из состояния человека, над которым непрерывно глумятся.
А для Ахматовой эта лирическая поза естественна: она никогда не ищет правоты, она в этом смысле поэт ветхозаветный — для нее расплата не имеет моральных причин.
«Я лирический поэт, я могу валяться в канаве», — как она шутя говорила в Ташкенте в 1943 году, когда ей докладывали, что в канаве лежит пьяный Луговской.
Ахматова могла о себе сказать поразившие Цветаеву слова: «Я дурная мать»; «Муж в могиле, сын в тюрьме, / Помолитесь обо мне»; «Эта женщина больна, эта женщина одна». Кто из русских поэтов может о себе такое сказать? Ахматова может.
Она живет с изначальным сознанием греховности, и поэтому раздавленность в 1938 году — для нее естественная позиция. Это постоянное сознание греховности и заслуженной расплаты всегда витает над ее лирикой, и именно оно позволяет ей почувствовать, что в 1941 году настанет абсолютная и универсальная расплата — всемирная расплата за частные грехи.
Например, для Ахматовой сущим олицетворением греховности был описанный в «Поэме без героя» Михаил Кузмин.
Но почему, не из-за гомосексуализма же, из которого он, между прочим, делал прекрасные стихи? По всей видимости, Ахматова не принимала в Кузмине другого — его ясности, его спокойной радости.
Она не понимала, как можно столько грешить, пройти через такое количество романов — и не мучиться совестью ни секунды, писать легкие, жизнерадостные тексты, так же легко и жизнерадостно отдаваться новому разврату.
Первая часть «Поэмы без героя», которая рассказывает историю самоубийства лирика Всеволода Князева из-за несчастной любви, повествует о том же, о чем Ахматова говорит в давнем стихотворении Серебряного века: «Все мы бражники здесь, блудницы, / Как невесело вместе нам!» Это тоже история о расплате.
По воспоминаниям Гумилева, Ахматова каждое утро терзала его разговором о небывших изменах, говорила ему: «Никола, опять этой ночью снилось мне, что я тебе неверна», — о чем он потом издевательски рассказывал Ирине Одоевцевой.
И для Ахматовой, с ее с болезненным постоянным сознанием собственной вины, Всеволод Князев — это тоже олицетворение того самого частного греха, за который скоро придется расплачиваться всем.
Ужас греховности Серебряного века — не только в том, что у всех романы со всеми. Не только в том, что Глебова-Судейкина — «Путаница-Психея» — легко и непринужденно изменяет мужу.
Не только в том, что Паллада Богданова-Бельская, самая известная петербуржская развратница, становится музой всех салонов и героиней всех поэтов.
Ужас в том, что Серебряный век — это непрерывная игра, это постоянный карнавал, в котором нет ничего серьезного. И за эту игру наступает самая серьезная и трагическая расплата.
«Поэма без героя» обычно рассматривается в одном контексте с ахматовскими стихами Серебряного века, но это не совсем верно: ее надо рассматривать вместе с другими предвоенными сочинениями ее великих ровесников, таких как Пастернак и Мандельштам.
Мандельштам в это время пишет полную таких же таинственных предчувствий ораторию «Стихи о неизвестном солдате». Роднит эти вещи не только непонятность, не только своеобразная галлюцинаторная природа, но то, что они пропитаны предчувствием огромных жертв.
Ахматова пишет:
- Как в прошедшем грядущее зреет, Так в грядущем прошлое тлеет —
- Страшный праздник мертвой листвы.
А вот Мандельштам:
Ясность ясеневая, зоркость яворовая Чуть-чуть красная мчится в свой дом.
Из всех расшифровок этой метафоры самой верной мне кажется такая: это просто листья падают на землю точно так же, как в земле растворяются миллионы жизней, миллионы трупов.
В этом контексте находится и во многом еще не объясненный пастернаковский цикл 1940 года, так называемый переделкинский. Там есть знаменитое стихотворение «Вальс с чертовщиной», в котором, как и в «Поэме без героя», описана веселая пляска со зловещим подтекстом:
- Реянье блузок, пенье дверей, Рев карапузов, смех матерей. Финики, книги, игры, нуга,
- Иглы, ковриги, скачки, бега.
Почему в 1940 году два поэта, у которых и содержательные, и формальные параллели очень редки, вдруг одновременно обращаются к теме новогоднего зловещего карнавала? Это, я думаю, отражает страшную и праздничную атмосферу советского 1940 года, необычайно похожую на атмосферу предвоенного 1913 года. Все участвуют в одном карнавале, все носят маски, и все понимают, что этот карнавал обречен, что скоро за эту всеобщую ложь и веселье придется расплачиваться.
У Булгакова, который в то же время пишет окончательный вариант «Мастера и Маргариты», постоянно присутствует тема страшного праздника, бесовского карнавала. Все и осознают террор, и празднуют с утроенной силой, потому что зрелище всеобщей смерти страшным образом подзаводит этот праздник. Как и у Ахматовой, и у Пастернака, главная тема здесь — театр террора, театральность насилия.
И по Ахматовой, расплатой, как и в 1913 году, становится военная катастрофа.
Логично спросить: что такого ужасного сделали Князев и Глебова-Судейкина? Почему весь мир так жестоко наказан за обычный адюльтер, за обычную бисексуальность, за обычную любовную игру? Но главная идея «Поэмы без героя» в том, что грех всегда бывает частным, а расплата — всеобщей: за множество мелких частных грехов наступает расплата, несоизмеримая с грехом.
Всеобщая греховность 1940 года, когда все пляшут и нарочно не замечают гибели, этой страшной подкладки, обернется расплатой в планетарном масштабе. Неслучайно вторая часть поэмы, которая уже вплотную подводит к событиям войны, называется «Решка», то есть оболочка, реверс, изнанка празднества, его страшное подполье, страшная расплата за всеобщую ложь.
Сама структура «Поэмы без героя» наводит на мысль о триптихе в религиозном смысле, а значит — об искуплении. В первой части триптиха, в историческом экскурсе, рисуется страшная бесовская пляска 1913 года.
Во второй части возникает тема мрачного ожидания расплаты.
А в третьей части, написанной в Ташкенте, возникает тема искупления, потому что война 1941–1945 годов — это такой подвиг и возрождение народного духа, который искупает страшный грех всеобщей лжи 1930-х. В этой части поэмы появляется герой:
- Опустивши глаза сухие И ломая руки, Россия
- Предо мною шла на восток.
Герой — это Россия, которая прошла через очистительное пламя.
Есть много расшифровок названия «Поэмы без героя». Лев Лосев полагал, что ПбГ — это зашифрованное название Петербурга, который и есть главный герой. Можно увидеть намек на то, что герой поэмы — невидимка, таинственный призрак.
«С детства ряженых я боялась», потому что среди ряженых затесался кто-то невидимый. Но мне кажется, что смысл названия очень простой.
«Поэма без героя» — это поэма негероического времени, поэма времени, в котором нет героя, а есть только страшный карнавал ряженых.
И герой своим появлением искупает эту трагедию. Появляясь в третьей части поэмы, российский народ становится тем героем, которого не хватает времени. Этот террор, этот страшный театр, эта невротизация общества ничем, кроме подвига, кроме появления героя, не могут быть искуплены.
И именно поэтому «Поэма без героя», героиня которой находится по ту сторону ада, все-таки в целом имеет такое оптимистическое звучание. Страшный театральный призрачный карнавал миновал, и страна увидела свое собственное лицо.
Источник: https://arzamas.academy/materials/1010
Анализ произведения Ахматовой А.А. "Поэма без героя"
Введение
На рубеже веков, накануне революции 1917 года, во время Первой и Второй мировых войн в России появилось творчество А.А. Ахматовой, одно из самых значимых в мировой литературе. Как считал А.Коллонтай: «Ахматова написала целую книгу женской души». Анна Андреевна стала новатором в области поэзии.
Почти во всех произведениях у Ахматовой прослеживается Любовь к Родине. Анна Ахматова прожила долгую жизнь, в которой было и счастье, и горе. Ее муж был расстрелян, сын репрессирован. Поэтесса в своей жизни познала много лишений и горя, но с Родиной никогда не расставалась.
«Для меня в стихах – связь со временем, с новой жизнью моего народа… Я счастлива, что жила в эти годы и видела эти события…» — так писала Анна Андреевна о своей жизни.
Анна Ахматова жила в эпоху трагических событий. Противоречивое время наложило отпечаток, поэтесса стала «железной». Она не желала подстраиваться под обстоятельства, была независима в своих суждениях. И эта «железность» стала драмой жизни.
В творчестве Ахматовой главное место занимает «Поэма без героя». По мнению многих литературоведов, это произведение стало нововведением в области литературы: поэтическим повествованием о себе, о времени, судьбе своего поколения.
Как считала сама поэтесса, поэма явилась «вместилищем тайн и признаний». В этом произведении Ахматова соединила поэзию, драматургию, автобиографию и мемуары, литературоведческие исследования о творчестве таких людей, как Пушкин, Лермонтов, Достоевский.
В ходе исследования материалов, написанных о «Поэме без героя», было обнаружено много различных интерпретаций данного произведения. Ахматова же объяснила смысл поэмы цитатой Понтия Пилата: «Еже писахъ – писахъ».
Цель данной работы заключается в том, чтобы обобщив известные труды и интерпретируя текст, представить свое понимание данной поэмы.
Опыт прочтения
Ахматова писала поэму на протяжении 25 лет – с 1940 по 1965 года. Окончательного варианта своей поэмы она не представила. Произведение, написанное на основе рукописей автора, существует в нескольких редакциях.
Сравнивая разные редакции можно заметить, что в более поздних вариантах появляются эпиграфы, новые варианты эпизодов, подзаголовки, ремарки. Эти элементы также представляют интерес у читателя. Каждая деталь поэмы вызывает множество интерпретаций.
Сама Ахматова дает толкование «Поэмы без героев». Триптих – произведение, представляющее собой три части – три посвящения тем, кто погиб в блокадном Ленинграде. Структура произведения не менялась.
Вступление, главы, посвящения, части поэмы создавались в разные временные отрезки, «Поэма без героя» — целостный текст с определенной структурой, которую можно представить в виде схемы: первая часть – преступление, вторая – наказание, третья – искупление.
В тексте «Вместо предисловия» автор сам поясняет, что не нужно искать тайный смысл произведения, а воспринимать как есть.
Поэма — это размышления поэтессы о своем времени, о месте человека в этом мире, о его предназначении и о смысле жизни. Это отражено в эпиграфе «Deus conservat omnia» — Господь сохраняет всё.
Заглавие — «Поэма без героя», парадоксально само по себе и исключительно. Ему сложно дать однозначное толкование. Ведь не бывает поэм без героя.
Ахматова не случайно вынесла в заглавие жанр своего произведения. «Поэма без героя» — это своеобразная лирическая поэма, в которой присутствует лирическое «я». Этим приемом Анна Андреевна показывала нам, что является очевидцем описанных событий. А.В. Платонова отмечает, что невозможно определить жанровую принадлежность «Поэмы без героя». Это и поэма, и драма, и повесть.
Поэму можно даже отнести к мистерии или феерии. Ахматова соединила в основе сюжета библейские мотивы и бытовые сцены жизни.
- Что интересно, по словам же самой Анны Андреевны, поэма «с помощью скрытой в ней музыкой дважды уходила в балет»:
- «А во сне всё казалось, что это
- Я пишу для кого-то либретто,
- И отбоя от музыки нет…».
- Это своеобразный спектакль, в котором действующие лица представлены некими голосами: «слова из мрака», «голос, который читает», «ветер, не то вспоминая, не то пророчествуя, бормочет», «говорит сама тишина», «голос автора»
- Таким образом, в поэме перекликаются разные жанры, формы и виды искусства.
Заглавия в поэме состоят из уровней: заглавие самого произведения, подзаголовок – «Триптих», подзаголовки частей. Триптих указывает на то, что произведение состоит из трех частей – «1913 год», «Решка», «Эпилог».
Первая часть имеет подзаголовок «Петербургская повесть», который, по мнению А.В. Платоновой, связан с «Медным всадником» А.С. Пушкина. Тем самым исследователь обращает внимание на синтез родов литературы, поэзии и прозы.
Кто же главный герой? На этот вопрос пытались ответить такие исследователи, как К.Чуковский, М. Филькенберг, А.Хейт, З.Есипова и другие. Однозначного ответа никто не смог дать.
В самой поэме слово герой употребляется два раза. В первой части: «Героя на авансцену!» и во второй «И кто автор, кто герой…» Больше ничего не говорит о его присутствии в произведении. В поэме нет ни одного имени – только маски, некие марионетки, которыми кто-то управляет. Они не могут быть героями.
Интересно, что поэма не распадается при отсутствии героя. В ней прослеживается время и точка зрения автора, лирической героини, которая повествует об определенном времени и оценивает его. Ахматова через поэму беседует с читателем.
«Поэма без героя» о времени, в котором отсутствовали герои. Судьбами людей управляло время, когда жизнь человеческая не имела ценности.
Эпиграфы в композиции «Поэмы без героев» играют важную роль. Это цитаты из стихотворений разных поэтов или самой Ахматовой. С помощью эпиграфов можно увидеть интертекстуальность произведения.
Они подводят нас к определённым идеям поэмы, пониманию смысла, становятся в какой-то степени элементами диалога. Как считает Т.В.
Цивьян, за счет обращения к мировой поэтической поэзии размывается грань между «своими» и «чужими», что вводит поэму в орбиту мировой поэзии.
«Поэма без героя» сама по себе парадоксальна за счет того, что нет связующего героя, они размыты. Только Образ автора в «Поэме без героя» является связующим звеном между миром персонажей. Л.Г. Кихней отмечает, что поэма представляет собой монолог автора.
В целом, первая часть «Девятьсот тринадцатый год. Петербургская повесть» является самой событийной. В основе сюжета взята реальная драматическая история поэта В. Князева и актрисы О. Глебовой-Судейкиной. Любовная история закончилась печально — молодой человек покончил жизнь самоубийством из-за несчастной любви к ветреной и непостоянной актрисе.
Фантасмагория – вот основная тема первой части.
Особенностью повести стало то, что Ахматова показала жизнь целой эпохи. Люди – актеры, скрываются под масками, а их жизнь – маскарад. Они только играют жизнь, играют определенные роли:
«Петербургская кукла, актёрка…»
Как отмечает Л.Лосев, герои выдают себя не за тех, кем они являются. Жизнь как фарс. И итог этой игры – смерть, как расплата за участие.
Вместо приглашенных гостей к лирической героине на празднование Нового года приходят тени: Дон Жуан, Фауст, Глан, Дориан, Дапертутто, Иоканаан. Эти герои символизируют беззаботную и грешную молодость автора.
Смешение этих образов говорит нам о том, что добро и зло всегда вместе, они неразрывны. Это является главным грехом молодого поколения.
- Петербург 1913 года – тоже один из главных персонажей произведения:
- «И валились с мостов кареты,
- И весь траурный город плыл…
- По Неве или против теченья, —
- Только прочь от своих могил».
- 1913 год – это время Распутина, череда самоубийств, предчувствие конца жизни.
- Река Нева является символом течения жизни, «убыстряющийся полет», движется, несет с собою. И для Ахматовой эта скоротечность времени наиболее ощутима в Петербурге:
- «Я с тобою неразлучима,
- Тень моя на стенах твоих».
Печальный исход первой части поэмы — смерть юноши, который не смог принять измену любимой женщины, только начало расплаты. Не случайно Ахматова вспоминает в блокадном Ленинграде то, «с чем давно простилась».
Во второй части поэмы «недовольный редактор» задает вопросы о смысле поэмы, ее «непонятности», недосказанности, запутанности. И автор в своей попытке объяснить погружает нас в эпоху романтизма. Являются призраки Шекспира, Эль Греко, Калиостро, Шелли. С помощью творчества людей автор пытается осмыслить прошлое человечества.
Размышления прерываются ремаркой «Вой в печной трубе стихает, слышны отдаленные звуки Requiem’a, какие-то глухие стоны. Это миллионы спящих женщин бредят во сне», что возвращает нас в действительность и усиливает ощущение, что «Поэма без героя» — исповедь лирической героини.
Русско-японская война, Первая мировая война, Революция 1905-1907 годов и Великая Октябрьская революция, репрессии, Великая Отечественная война – это, по мнению автора, расплата за грехи целого поколения. Кара неизбежна. Необходимы искупление и покаяние. А предстать перед «страшным судом» лирическая героиня боится без покаяния и искупления.
- «1913 год» своим сюжетом напоминает бал Сатаны. Тема Апокалипсиса, предчувствие катастрофы была распространена в начале ХХ века:
- «А для них расступились стены,
- Вспыхнул свет, завыли сирены,
- И как купол вспух потолок…
- Однако
- Я надеюсь, Владыку Мрака
- Вы не смели сюда ввести?»
Название второй части – «Решка» — а это оборотная сторона медали. За кажущимся благосостоянием скрыто негативное – аресты, репрессии. Поколение искупает грехи страданиями, гонениями.
Героиня Новый год встречает уже одна, «карнавальной полночью римской и не пахнет». «Напев Херувимский у закрытых церквей дрожит» — поздно каяться, скупать грехи, оправдываться.
В 1946 году Ахматовой после встречи с И. Берлином подверглась травли: не печатают её стихи, не принимают в литературные общества. В это время она пишет третью часть – Эпилог. О периоде искупления грехов своей молодости.
Страдания – главный мотив. «Город в развалинах… догорают пожары… ухают тяжёлые орудия» — так начинается третья часть поэмы – эпилог. Здесь нет место призракам. Это реальность.
Ленинград (бывший Петербург) – искупает грехи своих жителей.
Героиня уезжает в Ташкент. Разлука с городом ей невыносима, она чувствует вину, сравнивая себя с эмигрантами. Уехав в тяжелое время, героиня чувствует, что бросила родной город страдать.
Анна Андреевна оставила в Ленинграде часть своей жизни, часть себя, своего внутреннего мира:
«Тень моя на стенах твоих,
Отраженье мое в каналах…»
- Если в первой части у лирической героини появляется двойник – актер, то в третьей части – двойник – искупитель, который идет с допроса:
- «Чистоганом, Не глядела,
- Ровно десять лет ходила
- А за мной худая слава
- Под наганом, Шелестела».
- В «Поэме без героя» прошлое, настоящее, будущее перекликаются:
- «Как в прошедшем грядущее зреет,
Так в грядущем прошлое тлеет…».
Жизнь представлена как сон: «Сплю — мне снится молодость наша…». И во сне переплетается вся жизнь автора: «снится то, что с нами должно случиться…».
Во всем этом слышится отзвуки прошлого, без которого не может быть настоящего и будущего. Автор вскользь вспоминает свою жизнь, целое поколение прошлой эпохи.
Мотив времени прослеживается на протяжении всего произведения. Оно быстротечно как сон. Время – это история. История личности. История поколения. История Родины.
Ахматова анализирует опыт прошлого, чтобы понять, что может произойти в будущем с ней, с отдельными людьми, с Россией. Все беды, которые происходят, она распределяет поровну, не считает, что виноват кто-то один. Все виновны, все отвечают за происходящее: «Разве я других виноватей?»
Память и совесть связывают между собой всех героев «Поэмы без героя». Все соединения, неотделимы друг от друга.
Сам Автор – лирическая героиня – это не конкретный человек, а собирательный образ человека, который отвечает за свою судьбу, судьбу окружающих его людей, его страны.
Петербург в поэме показан одушевленным образом, многоликим, изменчивым, несокрушимым. Петербург предстает в разных обличиях. То он простонародный, площадной. То представлен как город соборов, театров, дворцов. То беспокойный, тревожный.
- Тройственность образа города показывает дисгармоничность происходящих событий, некую парадоксальность:
- «Ветер рвал со стены афиши,
- Дым плясал вприсядку на крыше,
- И кладбищем пахла сирень.
- И, царицей Авдотьей заклятый,
- Достоевский и бесноватый
- Город в свой уходил туман».
- В последней части поэмы — эпилоге рассказывается в целом о России, о том, что она искупает свои грехи репрессиями и войнами.
- «Опустивши глаза сухие,
- И ломая руки, Россия
- предо мною шла на восток…»
Строки, поражающие своей силой и значимостью. После данных слов становится понятным, что Родина является главной героиней, эпоха, история. И той Родины, про которую рассказывал автор, уже нет.
Специфична архитектоника «Поэмы без героя»: судьба целой эпохи рассматривается на примере судьбы лирического героя.
Личная тема героя перерастает в национальную, тему истории России. К этому нас подводят ассоциации и эпиграфы поэмы.
Анна Ахматова предчувствует, что не закончены жертвы, потери. Драматическое настроение присутствует в окончании поэмы, когда проявляется образ Родины.
«Эпилог» был написан во время Великой отечественной войны, времени великой скорби и боли целого народа.
Текст произведения благодаря своей ритмичности и интонации музыкален, пластичен. Во всех трех частях структура строф отличается. В первой «1913 год» нет равномерности, строфы напоминаю нерифмованные, рваные фразы, — как «вихрь Саломеиной пляски…».
Во второй части ритм остается прежним, но прослеживается равномерные пронумерованные строфы. «Эпилог» же структура прочная, четкий ритм, который передает некую плавность, текучесть описанных событий.
В этом проявляется своеобразие динамики текста: от быстро пронесенного вихря событий 1913 года к репрессиям и эшелонам, а затем к Победе.
Главный принцип чтения произведения Ахматовой – контекстное чтение. Здесь большая роль отводится деталям – символам, которые помогают разгадать смысл текста: «У шкатулки ж тройное дно…».
- Например, строфы «Решки»:
- «Между «помнить» и «вспомнить», други,
- Расстояние, как от Луги
- До страны атласных баут».
В примечаниях Ахматовой «баут – маска с капюшоном». Во фразе «как от Луги до страны атласных баут» зашифрован смысл очень большое, огромное. Т.е., помнить и вспомнить – это разные понятия. Нужно не вспоминать о прошлом, а нужно помнить. Вот главный смысл этих строк.
Примечательно то, что в конце поэмы Россия описывается молодой, очищенной страданиями, новой. Она идет в надежде на обретение утраченных ценностей.
Анна Андреевна Ахматова, словно пророк, предчувствовала долгожданную победу, которая стала символом завершения страшных потерь и бед.
Заключение
Анна Ахматова принадлежит к поколению писателей, чьи имена ассоциируются с «серебряным веком» русской поэзии. Поэты этого направления старались показать ценность окружающего мира, ценность слова.
Ахматова начала писать «Поэму без героя» в 50 лет, а закончила через два года. Затем поэма дописывалась, переписывалась на протяжении 25 лет. За время исправлений объем текста увеличился почти в два раза.
Поэма жила вместе с автором, она «реагировала» на реакции читателей: «Их голоса я слышу и вспоминаю их, когда читаю поэму вслух…». Это первые слушатели поэмы, которые погибли во время блокады Ленинграда.
Вспоминая события 1913 года, репрессии 30-х, Ахматова подводит читателя к переломному моменту для России – Великой Отечественной войне. Поэма начинается трагедией человека, юного поэта, а заканчивается трагедией целого народа.
В «Поэме без героя» существует несколько подтекстовых слоев, прослеживается несколько тем и мотивов, связанных между собой, что представляет собой основную концепцию произведения.
Нет конкретного героя, так как он существует в неопределённом времени. Все герои соединяются в единое действующее лицо — великую страну – Россию, судьба которой зависит от каждого из нас.
Жанр произведения Анны Андреевны Ахматовой до сих пор вызывает множество вопросов. Поэма здесь рассматривается не в узком смысле этого слова, а в более широком. В этом произведении проявляется синтез жанров и искусств, что является отличительной чертой поэмы.
Размышлять о «Поэме без героя» можно бесконечно, доискиваться до смысла, до деталей произведения. Интерпретаций текста поэмы очень много.
В своей работе я попыталась выразить собственное впечатление от текста. И то, что произведение вызывает интерес у читателя, бесспорно. Это говорит о том, что Поэма будет жить вечно, как и само Время, которое, как считал К.Чуковский, является единственным героем поэмы.
Источник: https://infourok.ru/analiz-proizvedeniya-ahmatovoy-aa-poema-bez-geroya-1605200.html
Уроки с Дмитрием Быковым. Анна Ахматова и «Поэма без героя»
Креативный редактор Sobesednik.ru Дмитрий Быков — об одном из главных произведений Анны Ахматовой.
Уроки по отечественной литературе ХХ века известный литератор, поэт, публицист, вузовский и школьный преподаватель, журналист «Собеседника» Дмитрий Быков будет вести весь год без перерыва на каникулы. Сегодня речь пойдет о поэтессе, рядом с которой можно поставить лишь несколько имен.
Глядя в 13-й год из 40-го
«Поэма без героя» — центральное, любимое, самое понятное и наименее понятое из произведений Анны Ахматовой, — по собственному ее признанию, «не содержит никаких третьих, седьмых и двадцать девятых смыслов».
Для тех, кто знает, в чем дело — то есть понимает сюжет первой части, названной автором «1913 год.
Петербургская повесть», — этот триптих в самом деле прозрачен и чрезвычайно важен, потому что в российской поэзии не так много текстов о Великой Отечественной войне, в которых бы эта война не только описывалась, но прежде всего осмысливалась.
Пожалуй, назвать стоит две поэмы — «Тёркина» Твардовского и «Поэму без героя» Ахматовой, причем авторы наглухо друг друга не понимали. Ахматова, в частности, отзывалась о «Тёркине» пренебрежительно: «Во время войны нужны такие веселые стишки».
«Поэма без героя» задумана (и в значительной степени осуществлена) в 1940 году и рассказывает о годе 1913-м. На вопрос о том, что их роднит, любой школьник ответит: это годы предвоенные.
Война и есть главный сюжет ахматовской поэмы — война как общая расплата за частные грехи.
«1913 год» как раз и рассказывает о вакханалии Серебряного века — о том, что «все мы бражники здесь, блудницы» и скоро будем за это расплачиваться.
Расплата за Серебряный век
У Ахматовой, в отличие от большинства современников, всегда присутствует строгое и неумолимое осознание своей (и общей) греховности. Это и позволило ей написать «Реквием» — позиция раздавленного, униженного поэта для нее не нова: ощущать себя последней для нее нормально. «Неужто я всех виноватей на этой планете была?» — спросит она современников и себя, и именно этот вопрос делает ее «златоустой Анной всея Руси», по цветаевскому определению. Это ее самоидентификация с Россией, которая тоже виновата — но платит все-таки не по грехам. Люди Серебряного века (Ахматова в «Поэме» одной из первых так назвала это время) заигрались в свое жизнетворчество, в очарование порока, в преступание границ — но расплатились куда страшней, чем предполагали. Ахматова воспринимала Первую мировую и неизбежно следовавшую за ней революцию как расплату за модерн, за появление новых людей, которых эта война истребила почти под корень. Модерн казался ей временем морального релятивизма, почти вседозволенности: «А та, что сейчас танцует, непременно будет в аду». История Всеволода Князева, любовника Михаила Кузмина и несчастливого воздыхателя Ольги Глебовой-Судейкиной, как раз и была для нее квинтэссенцией этой легкой, порочной, греховной эпохи. Да и сам Кузмин — которому она как поэт обязана весьма многим, в том числе строфой, которой написана поэма — выведен у нее как символ порока: «Перед ним самый смрадный грешник — воплощенная благодать». Князев застрелился потому, что запутался, и таких запутавшихся самоубийц эпоха порождала во множестве. Маскарад, карнавал — лейтмотив поэмы: «С детства ряженых я боялась». Не зря одной из самых громких премьер 1917 года был лермонтовский «Маскарад» в постановке Мейерхольда. Сравнительно невинный маскарад Серебряного века сменился страшным карнавалом террора в тридцатые, и снова все в масках, и опять никто себе не равен, — и расплатой за этот непрерывный кровавый праздник сталинского террора станет война, не в пример более страшная, чем Первая мировая.
«По ту сторону ада мы…»
«Поэму без героя» следует рассматривать в одном ряду не столько со стихами самой Ахматовой 1939–1940 гг. (прежде всего «Когда погребают эпоху»), но со «Стихами о неизвестном солдате» Мандельштама и переделкинским циклом Пастернака 1940 года: в этих циклах (своего «Солдата» Мандельштам называл ораторией) предчувствие войны звучит еще ярче, еще узнаваемей.
Любопытно, что в пастернаковском страшноватом «Вальсе с чертовщиной» тоже возникает новогодний карнавал, скорее грозный, чем радостный. Все-таки чертовщина витает в воздухе, задувает свечи, затевает сквозняк. Сталинское время было не только мрачным, но и карнавально, издевательски праздничным, беспрерывно что-нибудь отмечали, ликовали, плясали на костях.
Самый грозный период советской истории — между двумя смертными юбилеями: пушкинским (1937) и лермонтовским (1941). Все это Ахматова назвала «Страшный праздник мертвой листвы» — и об этом же человеческом листопаде говорит Мандельштам: «Ясность ясеневая, зоркость яворовая чуть-чуть красная мчится в свой дом».
Это же прямое и ясное описание листопада, опадающих, смешивающихся с землей листьев, то есть человеческих жизней. Расплатой за массовый террор, за всеобщую трусость и отказ от себя становится всемирная катастрофа, «пасмурный, оспенный и приниженный гений могил», как привиделось Мандельштаму.
Об этом — вторая часть «Поэмы», которую Ахматова назвала «Решкой» — изнанкой, тайной сущностью первой карнавальной части. Там прямо сказано: «Скоро мне нужна будет лира. Но Софокла уже, не Шекспира. На пороге стоит — Судьба». Об этом же — в стихах сорокового года: «Двадцать четвертую драму Шекспира пишет Время бесстрастной рукой».
«Решка» — рассказ о страшной изнанке русской жизни, о том, что таилось в вымаранных цензурой, секретных строфах второй части: «Ты спроси у моих современниц, каторжанок, стопятниц, пленниц, и тебе порасскажем мы, как в беспамятном жили страхе, как растили детей для плахи, для застенка и для тюрьмы.
Посинелые стиснув губы, обезумевшие Гекубы и Кассандры из Чухломы, загремим мы безмолвным хором, мы, увенчанные позором: „По ту сторону ада мы…“ Этой изнанки многие не знали, этих строф — не знали, а без них вторая часть поэмы лишается главного смысла.
В ожидании героя
В третьей же происходит искупление — Россия возвращается к себе, но страшной, нечеловеческой ценой. Война становится искуплением всеобщего предательства и трусливого беспамятства, война отменяет страшный сталинский карнавал и возвращает страну к страшной трезвости, к правде и свободе.
Но на самом-то деле, как мы знаем по опыту Первой мировой, война не снимает ни одной проблемы — она лишь загоняет их вглубь.
Вот почему „Поэма без героя“ заканчивается вовсе не победой, а эвакуацией: „От того, что сделалась прахом, обуянная смертным страхом и отмщения зная срок, опустивши глаза сухие и ломая руки, Россия предо мною шла на Восток“.
Это эвакуация, отступление, и хотя „сделался прахом“ весь морок тридцатых — на Востоке, кажется, тоже не ждет ничего особенно хорошего: это отступление, бегство, а не возвращение к себе.
Ахматова оказалась пророчески права: Россия после войны сделалась сильно „восточнее“, азиатская диктатура многократно укрепилась, и Падишах — как назвала она Сталина в одном из мучительнейших своих стихотворений „Подражание армянскому“ — нимало не поколебался, да еще, пожалуй, и укрепился на троне. Но по крайней мере кончилась эпоха притворства и вранья — и хоть в эти военные четыре года Россия „отмщения знала срок“.
А смысл названия поэмы и того ясней, хотя версий было много, и в том числе экзотических. Лев Лосев — не только первоклассный поэт, но и отличный филолог — видел в названии аббревиатуру „ПБГ“, то есть Петербург. Однако, думаю, всё еще проще: общество, в котором нет героя и упразднено само понятие героического, обречено на великие потрясения, во время которых герою еще только предстоит родиться. В этом смысле поэма Ахматовой сейчас, в наше принципиально антигероическое время, актуальна донельзя.
Видео дня. Бесконтактная доставка таксой рассмешила Сеть
Источник: https://weekend.rambler.ru/items/36992520-uroki-s-dmitriem-bykovym-anna-ahmatova-i-poema-bez-geroya/