Согласно Куприна, на Земле живёт Мефодий Тоффель, выполняющий желания человека джинн. Существует он со времён Соломона, с той поры ведёт отчёт своим дням. Он появляется перед людьми, обещая им богатое наследство от родственника, предлагая решить головоломку, после чего начинается бесконечное везение. Так люди обретали абсолютную власть, упиваясь ею и страдая от её последствий. В конце концов человек истощался или смирялся с неизбежным, выбирая право стать обычным, отказываясь от судьбы избранника фортуны. Будет ли подобное на страницах произведения Куприна в современные ему дни?
Нельзя взять и отказаться от заманчивого предложения.
Когда ты беден, тебе не светит продвижение по карьерной лестнице, начальник зверствует, то станет приятной неожиданностью явление перед тобой человека с вестью о богатстве, за обретение которого он просит определённый процент, при этом заранее позаботившись об отгуле на работе и подробно дав представление о предстоящем маршруте. Но что за чертовщина всему этому сопутствует?
Читатель понимает, Куприн представил известный сюжет, где действующему лицу предстоит подписать договор с тёмными силами.
Покуда добро никак себя не проявляет, создания из ада берут задачу по очернению человеческих душ на себя. И быть тому так, не смешай Александр мистику с восточными преданиями.
Не будет негативных последствий, нужно проявить умение разгадывать тайны, тогда могущество действительно окажется достижимым.
Герой Куприна обязан обрести новые способности.
Как он мог распорядиться ставшей доступной ему властью? Он поведёт социалистов к победе над монархистами или монархистам даст право выдержать натиск социалистов? А может его не интересует политика, поскольку он сразу станет властелином мира, наплевав на любые возможные противоречия сподвижников? Или ему просто будет везти на бирже, он станет богатым человеком и наконец-то приблизится к состоянию созерцателя, когда проблемы окружающего мира перестают волновать?
Не всё так просто. Разгадка тайны звезды Соломона даст герою возможность сбываться его мыслям. А так как мысли человека всегда настроены на плохое восприятие происходящего, то цирковые воздушные гимнасты начнут срываться и смертельно калечиться. И так о чём бы главное действующее лицо повествования не задумывалось. За всяким должным произойти несчастьем — именно несчастье и происходило.
Моральные мучения главного героя ставят его выше прежних владельцев джинна.
Его очередной хозяин не желал искать подчинения стран и народов, не хотел проливать реки крови и вообще ни о чём не старался думать, настолько тягостно ему становилось.
Но разве Тоффель не видел, какого склада был человек? Он изначально отличался спокойным нравом, который и сохранил, не поддавшись развратному воздействию вседозволенности.
К чему такое произведение написал Куприн в 1917 году? О каких возможностях для человека он пытался размышлять? Александру казалось мало похожим на правду происходящее в стране? Россия бунтовала, император отрёкся от престола, будущее стало расплывчатым.
Понять это иначе? Остаётся приписать чьей-то злой воле или ставшему реальностью опасению. Часть населения страстно желала свержения Николая II, другая — того боялась.
Как результат — империя рухнула, чего уже не изменить, поскольку нельзя повернуть время вспять.
Такие мысли приходят сейчас. Жившие в условиях событий тех дней о таком не могли помыслить. Для них произведение Куприна оставалось шутливым, позволяющим развлечься, но не объяснением происходящего.
Так и могло быть в действительности. Поэтому любые предположения на этот счёт равносильны спекуляции с историей, не претендующие на правдивость.
Но как иначе объяснить свержение тысячелетнего уклада?
Дополнительные метки: куприн звезда соломона критика, анализ, отзывы, рецензия, книга, куприн каждое желание критика, Aleksandr Kuprin The Star of Solomon analysis, review, book, content
Данное произведение вы можете приобрести в следующих интернет-магазинах:
Ozon
Это тоже может вас заинтересовать:
— Перечень критических статей на тему творчества Александра Куприна
Источник: https://trounin.ru/kuprin17/
Звезда Соломона
I
Странные и маловероятные события, о которых сейчас будет рассказано, произошли в начале нынешнего столетия в жизни одного молодого человека, ничем не замечательного, кроме разве своей скромности, доброты и полнейшей неизвестности миру. Звали его Иван Степанович Цвет.
Служил он маленьким чиновником в Сиротском суде, даже, говоря точнее, и не чиновником, а только канцелярским служителем, потому что еще не выслужил первого громкого чина коллежского регистратора и получал тридцать семь рублей двадцать четыре с половиной копейки в месяц.
Конечно, трудно было бы сводить концы и концами при таком ничтожном жалованье, но милостивая судьба благоволила к Цвету, должно быть, за его душевную простоту.
У него был малюсенький, но чистенький, свежий и приятный голосок, так себе, карманный голосишко, тенорок-брелок, — сокровище не Бог весть какой важности, но все-таки благодаря ему Цвет вел в церковном хоре своего богатого прихода, заменяя иногда солистов, а это вместе с разными певческими халтурами, вроде свадеб, молебнов, похорон, панихид и прочего, увеличивало более чем вдвое его скудный казенный заработок. Кроме того, он с удивительным мастерством и вкусом вырезал и клеил из бумаги, фольги, позументов и обрезков атласа и шелка очень изящные бонбоньерки для кондитерских, блестящие котильонные ордена и елочные украшения. Это побочное ремесло тоже давало небольшую прибыль, которую Иван Степанович аккуратно высылал в город Кинешму своей матушке, вдове брандмейстера, тихо доживавшей старушечий век на нищенской пенсии в крошечном собственном домишке, вместе с двумя дочерьми, перезрелыми и весьма некрасивыми девицами.
Жил Цвет мирно и уютно, вот ухе шестой год подряд, все в одной и той же комнате в мансарде над пятым этажом. Потолком ему служил наклонный и трехгранный скат крыши, отчего вся комнатка имела форму гроба; зимой бывало в ней холодно, а летом чрезвычайно жарко.
Зато за окном был довольно широкий внешний выступ, на котором Цвет по весне выгонял в лучинных коробках настурцию, резеду, лакфиоль, петунью и душистый горошек. Зимою же на внутреннем подоконнике таращились колючие бородавчатые кактусы и степенно благоухала герань.
Между тюлевыми занавесками, подхваченными синими бантами, висела клетка с породистым голосистым кенарем, который погожими днями, купаясь в солнечном свете и фарфоровом корытце, распевал пронзительно и самозабвенно.
У кровати стояли дешевенькие ширмочки с китайским рисунком, а в красном углу, обрамленное шитым старинным костромским полотенцем, утверждено было Божие милосердие, образ Богородицы-троеручицы, а перед ним под праздники сонно и сладостно теплилась розовая граненая лампадка.
И все любили Ивана Степановича. Квартирная хозяйка — за порядочное, в пример иным прочим, буйным и скоропереходящим жильцам, поведение, товарищи — за открытый приветливый характер, за всегдашнюю готовность услужить работой и денежной ссудой или заменить на дежурстве товарища, увлекаемого любовным свиданием; начальство — за трезвость, прекрасный почерк и точность по службе.
Своим канареечным прозябанием сам Цвет был весьма доволен и никогда не испытывал судьбу чрезмерными вожделениями. Хотелось ему, правда, и круто хотелось — получить заветный первый чин и надеть в одно счастливое утро великолепную фуражку с темно-зеленым бархатным околышем, с зерцалом и с широкой тульей, франтовато притиснутой с обоих боков.
И экзамен был им на этот предмет сдан, только далеко не блестяще, особенно по географии и истории, и потому мечты носились пока в густом розовом тумане. Давно заказанная фуражка покоилась в картонке, в нижнем ящике комода. Иногда, придя из присутствия, Цвет извлекал ее на свет Божий, приглаживая бархат рукавом и сдувал с сукна невидимые пылинки.
Он не курил, не пил, не был ни картежником, ни волокитой. Позволял себе только разумные и дешевые удовольствия: по субботам, после всенощной, — жаркую баню с долгим любовным пареньем на полке, а в воскресенье утром — кофе с топлеными сливками и с шафранным кренделем.
Изредка совершал он прогулку на вербы, на троицкое катанье, на балаганы, на ледоход и на Иордань и раз в год ходил в театр на какую-нибудь сильную, патриотическую пьесу, где было побольше действий, а также слез, криков и порохового дыма.
Была у него одна невинная страстишка, а пожалуй, даже призвание — разгадывать в журналах и газетах всевозможные ребусы, шарады, арифмографы, криптограммы и прочую путанную белиберду.
В этой пустяковой области Цвет отличался несомненным, выдающимся, исключительным талантом, и много было случаев, что он для своих товарищей и знакомых, выписывающих недорогие еженедельные изданьица, разгадывал шутя сложные премированные задачи.
Высоким мастером был он также в чтении всевозможных секретных шифров, и об этом странном даровании Ивана Степановича наша правдивая, хотя и неправдоподобная повесть рассказывает не случайно, а с нарочитым подчеркиванием, которое станет ясным в дальнейшем изложении.
Изредка, в праздничные дни, под вечерок, заходил Цвет — и то по особо настойчивым приглашениям — в один трактирный низок под названием «Белые лебеди».
Там иногда собирались почтамтские, консисторские, благочинные и сиротские чиновники, а также семинаристы и кое-кто из соборных певчих — голосистая, хорошо сладившаяся, опытная в хоровом пении компания.
Толстый и суровый хозяин, господин Нагурный, страстный обожатель умилительных церковных песнопений, охотно отводил на эти случаи просторный «банкетный» кабинет.
Пелись старинные русские песни, кое-что из малорусского репертуара, особенно из «Запорожца за Дунаем», но чаще — церковное, строгого стиля вроде «Чертог твой вижду», «Егда славнии ученицы», или из бахметьевского обихода греческие распевы.
Регентовал обычно великий знаток Среброструнов от Знамения, а октаву держал сам знаменитый и препрославленный Сугробов, бродячий октавист, горький пьяница и сверхъестественно глубины бас. Хозяину Нагурному петь раз навсегда было строго запрещено, вследствие полного отсутствия голоса и слуха. Он только дирижировал головой, делал то скорбное, то строгое, то восторженное лицо, закатывал глаза, хлюпал носом и — старый, потертый крокодил — плакал настоящими, в орех величиною, слезами. И часто, разнежившись, ставил выпивку и закуску.
На этих любительских концертах Иван Степанович, случалось, не мог отказаться от стакана-другого пива, от рюмочки сантуринского или кагора.
Но приятнее ему было все-таки скромно угостить хорошего знакомого, чаще всего — волосатого или звероподобного октависта Сугробова, к которому он питал те же почтительные, боязливые, наивные и влюбленные чувства, какие испытывает порою пылкий десятилетний мальчуган перед пожарным трубником в сияющей медной каске.
II
Двадцать шестое апреля пришлось как раз в воскресенье, в храмовой праздник прихода, где пел Иван Степанович. Кроме обычной обедни, была еще отслужена заупокойная литургия, заказанная вдовой именитого купца Солодова, по случаю мужниных сороковин.
Певчие, старавшиеся вовсю, были награждены расплакавшеюся купчихой с неслыханной щедростью (поговаривали, что покойный сильно поколачивал в хмелю свою супругу и что еще при жизни мужа она утешалась с красавцем старшим приказчиком).
После литургии пропели панихиду на дому, а к поминальному обильному столу, вместе с духовенством и нарочито приглашенным соборным протодьяконом, был позван и церковный хор.
День закончился в «Белых лебедях» настоящим разливанным морем, и как-то само собой случилось, что Цвет, всегда умеренный и не любивший вина, выпил гораздо более того, что ему было допущено привычкой и натурой.
Но от этого он вовсе не потерял своих милых и теплых внутренних свойств, а, наоборот, забыв о всегдашней застенчивости и слегка распахнувшись душой, стал еще добрее и привлекательнее.
С нежной предупредительностью подливал он пиво в стакан то октависту Сугробову, то огромному протодьякону Картагенову, которого без особых усилий компания затащила в ресторанный подвальчик.
Восторженно слушал он, как эти две городские знаменитости, оба красные, потные, мохнатые с напружившимися жилами на шеях, переговаривались через стол рокочущими густыми голосами, заставлявшими тяжело и гулко колебаться весь воздух в низкой и просторной комнате.
Обнимал он также и многократно целовал жеманного, курчавого и толстого Сребструнова, уверял, что место ему по его великим талантам быть не регентом в маленьком губернском городу, а по крайней мере управлять придворной капеллой или московским синоидальным хором, и клятвенно обещался подарить к именинам Среброструнова золотой камертон с надписью и к нему — замечательный футляр из красного сафьяна, собственно ручной работы.
Источник: https://malpertuis.ru/page/kuprin1
Александр Куприн «Звезда Соломона»
В жизни происходят порой удивительные вещи. Вот и к скромному чиновнику-бессребреннику Ивану Цвету явился таинственный человек, принесший весть о наследстве и билеты на поезд в дядино именье. И просил этот М.И. Тоффель только об одной ответной услуге — сжечь, не читая, оккультные рукописи почившего дядюшки-масона…
Первая публикация в сборнике «Земля», кн. 20, весна 1917 г.
Входит в:
Лингвистический анализ текста:
- Приблизительно страниц: 90
- Активный словарный запас: очень высокий (3319 уникальных слов на 10000 слов текста)
- Средняя длина предложения: 73 знака, что немного ниже среднего (81)
- Доля диалогов в тексте: 29%, что немного ниже среднего (37%)
- подробные результаты анализа >>
1920 г. 1958 г. 1963 г. 1964 г. 1986 г. 1989 г. 1991 г. 1992 г. 1993 г. 1993 г. 1993 г. 1994 г. 1995 г. 1998 г. 1998 г. 1999 г. 1999 г. 2000 г. 2001 г. 2003 г. 2004 г. 2006 г. 2006 г. 2008 г. 2009 г. 2009 г. 2012 г. 2013 г. 2014 г. 2017 г. 2018 г. 2018 г. 2018 г. 2019 г. 2019 г. 2006 г. 2008 г. 2012 г. Издания на иностранных языках: 2015 г.
Доступность в электронном виде:
Сортировка: по дате | по рейтингу | по оценке
vladimir66, 8 сентября 2012 г.
«Что бы ты, Митенька, делал,если бы стал царем?»-« А ни хрена бы не делал,сидел бы на завалинке и лузгал семечки,а кто мимо идет- в морду!»
«…
Хотите ,чтобы все ваши желания исполнялись в мгновение ока? Каждый продаст душу с величайшим удовольствием! Но какие желания можно придумать,когда нечего больше хотеть? Ничего вам не придумать смелого и оригинального,веселого и грандиозного.Ничего ,кроме бабы, жранья,питья и мягкой перины.И когда дьявол придет за вашей крошечной душонкой, он застанет ее охваченной смертельной скукой и подлой трусостью.»
По моему,эти слова Александра Ивановича,как нельзя лучше относятся к нашим сегодняшним олигархам и власть имущим…
vikusiana, 1 февраля 2010 г.
Превосходный рассказ. Лишний раз поразилась, как Куприн умеет кратко и ясно излагать достаточно глубокие вещи. Ничего лишнего или не досказанного, все по делу, т. е. и не добавить и не убрать.
Эта восхитительная мифическо-сказочная история о простом человеке, на которого внезапно свалилось чудо.
Жил себе главный герой по веселой фамилии Цвет, никого не трогал, любил всякие головоломки разгадывать и тут выясняется, что он получил наследство. Да не простое.
Сам сатана перешел ему в услужение после того, как он нашел разгадку звезды Соломона терзавшую веками ученые умы. Все что он не задумает, все в ту же секунду свершается. Но в этом ли заключается человеческое счастье?
Кар Карыч, 30 мая 2016 г.
С некоторым удивлением прочитал повесть Александра Куприна «Звезда Соломона». Она как-то прячется за другими, более яркими произведениями писателя. С удивлением — потому что я привык числить его по разряду «чистых» реалистов, а здесь автор связался с «нечистой» силой во всей красе, причём связался крепко.
Повесть — мистическая, исполнена в лучших традициях Гоголя. Однако более, чем тексты Николая Васильевича, эта вещь Куприна напомнила мне Михаила Булгакова. Интонации очень знакомые.
И образы тоже: загадочный Тоффель отдалённо напомнил Воланда, благородный и бескорыстный Цвет отдалённо напомнил Мастера, красавица Варвара — самоотверженную Маргариту. Даже трамвай переехал из повести, написанной в 1917 году, в роман, создававшийся в тридцатые годы.
Нельзя, конечно, равнять небольшую повесть Куприна с великим романом Булгакова, однако я уверен, что эта вещь весьма повлияла на работу Михаила Афанасьевича, помогла ему.
В повести Куприна ещё не дышит революция, её просто нет, а вот неприязнь автора к буржуйству, к прожигателям жизни чувствуется основательно. Маленькие люди, напротив, выписаны душевно. Отличная вещь!
Оценка — 10
Oreon, 31 августа 2014 г.
По фантасмагорическому внезапному наслоению событий, повесть чем-то напомнила Нос Гоголя.
Вот простой, мелкий канцелярский служащий Иван, чьей розовой мечтой было надеть однажды чиновничью фуражку (уже давно была куплена и ждала в картонной коробке своего часа), который был положителен и достаточно примерен, даже по вечеринках почти не напивался. И вот в один из таких дружеских вечеров таки выпил больше положенного и тут понесся и затянул его хоровод невероятных и необъяснимых событий.
Надо сказать, что хоть повесть объективно и не плоха (оценки на фантлабе тоже говорят в её пользу), то субъективно она мне как-то все равно не пошла: не то чтобы раздражали, но мешали все время некоторые пустяки и мелочи (может просто чтение попало в неподходящий настрой). Начиная хотя бы с имени героя. Цвет.
Почему Цвет? Почему не Запах или еще что нибудь? Когда предложение начиналось заглавным словом «Цвет…», мозг подспудно ожидал что-то типа «цвет ковра…», «цвет неба…», в общем определения, а получал сказуемое.
Но если вступительная часть знакомства с героями была несколько скучна и тянула на сон, то с момента когда Цвет отправился на Малороссию за наследством, события завертелись стремительнее и читать стало интересней.
Косвенно обращает на себя внимание, что во времена Куприна вопрос существования страны со своим собственным, отличным от русского языком, страны которая так издавна бередит российские умы, а в наше время некоторыми российскими политиками ставится вообще под сомнение сам факт существования и ее и ее языка, страну которую на фантлабе в угоду политической конъюнктуре «просят» не вспоминать и не называть в отзывах и форумах, а во времена автора (да и теперь хотят) называли пренебрежительно Малороссией, не стоял. Правда, если Гоголь писал про Украину с любовью, а ее язык органически вплетал в повествование, так что русский язык даже заимствовал с этих произведений некоторые слова, то у Куприна нет такого пиетета и его цитирования «малорусского языка» выглядят как кривляния.
По «счастливой» случайности Цвет оказался мастером разгадывать шарады и в соответствующий момент, относительно легко, сложил слово, над разгадкой которого веками другие не глупые люди безуспешно бились целую жизнь.
Не понятно только зачем надо было идти именно ночью в заброшенный дом, пользующийся такой дурной славой у местных, и оставаться там ночевать..
И причем здесь Соломон с его звездой, чей секрет он якобы разгадал? Автор хотел сказать, что Соломон нашедши это слово подчинил себе темный мир и, подобно Цвету в дальнейшем, мог исполнять свои прихоти??
Концовка. Опять же не понятно, что автор хотел сказать своим произведением. Что сотрудничество с князем тьмы не ведет к добру и счастью? Но зло в произведении достаточно нейтрально, а сам Мефистофель здесь выступает чуть ли не позитивным героем.
Что устоять герою помогли его доброта, скромность и отсутствие жажды обладать чем либо? Так аппетит приходит во время еды и вот эта нейтральность и отсутствие жажды смотрятся как раз как-то неубедительно. Тем более, что как минимум один предмет вожделения — девушка, у героя все таки был.
Но хорошо то, что хорошо заканчивается, чары спали, герою предоставляется возможность самостоятельно действовать, он снова, уже без чар, встречает «эту прекрасную женщину», и что? И тоже все смазано и не ярко.
А что касается двух замечательных цитат, которые упомянуты в предыдущем отзыве («Что бы ты, Митенька, делал, если бы стал царем? — А ни хрена бы не делал, сидел бы на завалинке и лузгал семечки, а кто мимо идет — в морду!» и «Хотите, чтобы все ваши желания исполнялись в мгновение ока? Каждый продаст душу с величайшим удовольствием! Но какие желания можно придумать, когда нечего больше хотеть? Ничего вам не придумать смелого и оригинального, веселого и грандиозного. Ничего, кроме бабы, жранья, питья и мягкой перины. И когда дьявол придет за вашей крошечной душонкой, он застанет ее охваченной смертельной скукой и подлой трусостью.»), то, хоть они по тексту и идут в более скучной части произведения, но, по моему, во всей красоте раскрывают загадочную русскую душу, разгадку которой, так давно ищут во многих произведениях. И лишь Куприну получилось так ярко и красочно её разгадать(!), хотя и тут автор делает это как-то мимоходом и особо не акцентируясь. Надо себе записать где-то, для дальнейшего цитирования…
Walles, 3 мая 2019 г.
Сказка, написанная Куприным в гатчинский период его жизни.
Несмотря на то, что ее включают в различного рода «готические антологии» и сборники со страшными обложками, причислять данную повесть к мистическим произведениям можно только по внешним условным признакам.
По мне так это более сатирическое произведение (одна лошадь по кличке Сатанелла чего стоит), хотя, конечно, подробное описание треугольников Соломона Александр Иванович почерпнул из соответствующей узконаправленной литературы.
Как всегда, в мастерстве автору не откажешь, фразы вроде «а вы так хороший кусок сна хватили» , или «по воскресеньям собираются в хате и читают в книгу», «попили моего пота» и др. весьма доставляют.
Также в очередной раз замечаю у Куприна подшучивание над авторами развлекательной, приключенческой литературы. Когда в поезде проводник выдает Цвету для чтения 15-й (!) (а и правда, какая разница, какой он там у него по счету…) том приключений «мазурика Рокамболя», Иван Степанович выдерживает только несколько строчек этой книжки и проваливается в сон.
Ну и от души автор поиздевался над любовными переживаниями своего персонажа. Чувствуется, как ему доставляло удовольствие подразнить простоватого Ивана Степановича манящим ликом Варвары Николаевны, и тотчас разлучать их. Даже Мефодий Исаевич которому казалось бы уж до этого точно никакого дела нет, не выдержал, высказался…
Подписаться на отзывы о произведении
Источник: https://fantlab.ru/work103946
Звезда Соломона — Александр Куприн — читать книгу онлайн, на iPhone, iPad и Android
-
«Подсела» я на русскую мистику! Когда такой мастер, как Куприн, создает мифический рассказ о потусторонних силах — получается шедевр!
Он мне напомнил знаменитую дьявольщину Булгакова. Здесь вместо Мастера, простоватый добродушный чиновник Цвет, Маргарита — красивая дочка богача уездного города N, Варвара Николаевна, а Воланд — таинственный распорядитель делами Мефодий Исаевич Тоффель. МЕФ-ИС-ТОФЕЛЬ!
По-моему, рассказ о вседозволенности, об испытании поразительной громадной властью. Вот жил скромный канцелярский служащий своей канареечной жизнью, редкими радостями, имел всего одно заветное желаньице.
Но вдруг смог составить таинственную пентаграмму, оккультный знак, вызывающий Дьявола.
И жизнь завернула его в страшный водоворот событий, открылся рог изобилия — желай чего хочешь! Стоит только подумать — старенькие часы в кармане становятся золотыми, неприятные люди растворяются в воздухе и даже поезд ускоряет ход.
И рабочий падает с церковной колокольни. И женщина попадает под трамвай. А вокруг тебя суетятся мелкие бесы в образе людей, готовых услужить — только бы узнать СЛОВО! Дармовое богатство, нелепая роскошь, фантастическая удача, но и скука, нелепая злоба — ВСЕ ЭТО СОН ИЛИ ЯВЬ?
А может Куприн взял сюжет из русского фольклора? Вспомнился мне Емеля, который хотел, чтобы дрова сами рубились да печь ехала, так и смог пожелать ничего путного, дурачина-простофиля… А у Куприна такая байка:
Что бы ты, Митенька, делал,если бы стал царем?»-« А ни хрена бы не делал,сидел бы на завалинке и лузгал семечки,а кто мимо идет — в морду!
И еще
Хотите ,чтобы все ваши желания исполнялись в мгновение ока? Каждый продаст душу с величайшим удовольствием! Но какие желания можно придумать,когда нечего больше хотеть? Ничего вам не придумать смелого и оригинального,веселого и грандиозного.
Ничего ,кроме бабы, жранья,питья и мягкой перины.И когда дьявол придет за вашей крошечной душонкой, он застанет ее охваченной смертельной скукой и подлой трусостью.
Нет, это сюжеты из нашей современности! Где-то я это уже видела?! Может, сегодня по телевизору?
-
Повесть написана задолго до того, как появился термин «современное городское фэнтези», но то, что она является одним из лучших образчиков жанра, несомненно.Увлекательный сюжет, яркие, живые, объёмные персонажи, высокая динамика, лиричность, психологизм — всего этого тут в изобилии.А ещё — очень вкусный, сочный, тёплый и уютный стиль.
Примечание: «современное» относится к дате написания, 1917 году — действие происходит на несколько лет раньше, примерно в 1908 году. (По онлайн-калькулятору дат 26 апреля пришлось на воскресенье именно тогда).
В этой повести Александр Куприн раскрылся для меня с новой, потусторонне мистической стороны. В сборнике его рассказов был раздел святочных и пасхальных историй, но чудеса в них были, так сказать, обыденные, сделанные людьми — помощь или даже просто доброе слово тому, кто нуждается в поддержке.
А здесь — прямо оккультизм и проделки потусторонних сил.Набожный Иван Цвет жил очень скромно в небольшой комнатке, часть своего заработка отсылал родственникам. Из развлечений у него были лишь чай со сладостями по воскресеньям и посиделки субботним вечером в трактире с певцами церковного хора. Но вот однажды…
пришёл к нему утром Мефодий Исаевич Тоффель и заверте…Повезло Цвету, его спасли скромность и непритязательные желания.Мне ещё стало любопытно другое: Иван и его предшественники становились обладателями книги с шестиконечной звездой Соломона (у Куприна не Давида, Соломон таинственней, наверное) 3, 11, 19 и 26 апреля.
Почему всегда апрель? Может, эти дни на Страстную или Светлую недели выпадали… Не знаю.
Для своего времени у Куприна получилась поучительная повесть, а сейчас её воспримут как мистическую сказку.
- ные, потаенные и даже скрываемые от себя желания, все чувства и их оттенки. Это состояние бывало похоже на то, как будто бы Цвет проникал сквозь непроницаемый колпак в самую середину чрезвычайно сложного и тонкого механизма и мог наблюдать незаметную извне, запутанную работу всех его частей: пружин, колес, шестерней, валиков и рычагов. Нет, даже иначе: он сам как бы делался на минуту этим механизмом во всех его подробностях и в то же время оставался самим собою, Цветом, холодно наблюдающим мастером.
- С сотнями людей сталкивала Цвета его многогранная жизнь, но ни с одним человеком он не сошелся за это время, ни к кому не прикоснулся близко душой. С тою же чудесной способностью «двойного зрения», с какою Цвет мог видеть рельеф императрицы и год чеканки на золотой монете, зажатой в кулаке Тоффеля, или угадать любую карту из колоды, – так же легко он читал в мыслях каждого человека. Цвету нужно было для этого, пристально и напряженно вглядевшись в него, вообразить внутри самого себя его жесты, движения, голос, сделать втайне свое лицо как бы его лицом, и тотчас же после какого-то мгновенного, почти необъяснимого душевного усилия, похожего на стремление перевоплотиться, – перед Цветом раскрывались все мысли другого человека, все его
- Поезд промчался дальше, и церковь скрылась за поворотом. «Неужели я хотел видеть, как он убьется?» – спросил сам себя Цвет. И не мог ответить на этот жуткий вопрос. Нет, конечно, он не желал смерти или увечья этому незнакомому бедняку. Но где-то в самом низу души, на ужасной черной глубине, под слоями одновременных мыслей, чувств и желаний, ясных, полуясных и почти бессознательных, все-таки пронеслась какая-то тень, похожая на гнусное любопытство. И тогда же, впервые, Цвет со стыдом и страхом подумал о том, какое кровавое безумие охватило бы весь мир, если бы все человеческие желания обладали способностью мгновенно исполняться.
Источник: https://MyBook.ru/author/aleksandr-ivanovich-kuprin/zvezda-solomona-1/
BookReader — Звезда Соломона (Куприн Александр)
Куприн АлександрЗвезда Соломона
Александр Иванович Куприн
Звезда Соломона
Странные и маловероятные события, о которых сейчас будет рассказано, произошли в начале нынешнего столетия в жизни одного молодого человека, ничем не замечательного, кроме разве своей скромности, доброты и полнейшей неизвестности миру. Звали его Иван Степанович Цвет.
Служил он маленьким чиновником в Сиротском суде, даже, говоря точнее, и не чиновником, а только канцелярским служителем, потому что еще не выслужил первого громкого чина коллежского регистратора и получал тридцать семь рублей двадцать четыре с половиной копейки в месяц.
Конечно, трудно было бы сводить концы и концами при таком ничтожном жалованье, но милостивая судьба благоволила к Цвету, должно быть, за его душевную про стогу.
У него был малюсенький, но чистенький, свежий и приятный голосок, так себе, карманный голосишко, тенорок-брелок, — сокровище не Бог весть какой важности, но все-таки благодаря ему Цвет вел в церковном хоре своего богатого прихода, заменяя иногда солистов, а это вместе с разными певческими халтурами, вроде свадеб, молебнов, похорон, панихид и прочего, увеличивало более чем вдвое его скудный казенный заработок.
Кроме того, он с удивительным мастерством и вкусом вырезал и клеил из бумаги, фольги, позументов и обрезков атласа и шелка очень изящные бонбоньерки для кондитерских, блестящие котильонные ордена и елочные украшения.
Это побочное ремесло тоже давало небольшую прибыль, которую Иван Степанович аккуратно высылал в город Кинешму своей матушке, вдове брандмейстера, тихо доживавшей старушечий век на нищенской пенсии в крошечном собственном домишке, вместе с двумя дочерьми, перезрелыми и весьма некрасивыми девицами.
Жил Цвет мирно и уютно, вот ухе шестой год подряд, все в одной и той же комнате в мансарде над пятым этажом. Потолком ему служил наклонный и трехгранный скат крыши, отчего вся комнатка имела форму гроба; зимой бывало в ней холодно, а летом чрезвычайно жарко.
Зато за окном был довольно широкий внешний выступ, на котором Цвет по весне выгонял в лучинных коробках настурцию, резеду, лакфиоль, петунью и душистый горошек. Зимою же на внутреннем подоконнике таращились колючие бородавчатые кактусы и степенно благоухала герань.
Между тюлевыми занавесками, подхваченными синими бантами, висела клетка с породистым голосистым кенарем, который погожими днями, купаясь в солнечном свете и фарфоровом корытце, распевал пронзительно и самозабвенно.
У кровати стояли дешевенькие ширмочки с китайским рисунком, а в красном углу, обрамленное шитым старинным костромским полотенцем, утверждено было Божие милосердие, образ Богородицы-троеручицы, а перед ним под праздники сонно и сладостно теплилась розовая граненая лампадка.
И все любили Ивана Степановича.
Квартирная хозяйка — за порядочное, в пример иным прочим, буйным и скоропереходящим жильцам, поведение, товарищи — за открытый приветливый характер, за всегдашнюю готовность услужить работой и денежной ссудой или заменить на дежурстве товарища, увлекаемого любовным свиданием; начальство — за трезвость, прекрасный почерк и точность по службе. Своим канареечным прозябанием сам Цвет был весьма доволен и никогда не испытывал судьбу чрезмерными вожделениями.
Хотелось ему, правда, и круто хотелось — получить заветный первый чин и надеть в одно счастливое утро великолепную фуражку с темно-зеленым бархатным околышем, с зерцалом и с широкой тульей, франтовато притиснутой с обоих боков.
И экзамен был им на этот предмет сдан, только далеко не блестяще, особенно по географии и истории, и потому мечты носились пока в густом розовом тумане. Давно заказанная фуражка покоилась в картонке, в нижнем ящике комода. Иногда, придя из присутствия, Цвет извлекал ее на свет Божий, приглаживая бархат рукавом и сдувал с сукна невидимые пылинки.
Он не курил, не пил, не был ни картежником, ни волокитой. Позволял себе только разумные и дешевые удовольствия: по субботам, после всенощной, жаркую баню с долгим любовным пареньем на полке, а в воскресенье утром кофе с топлеными сливками и с шафранным кренделем.
Изредка совершал он прогулку на вербы, на троицкое катанье, на балаганы, на ледоход и на Иордань и раз в год ходил в театр на какую-нибудь сильную, патриотическую пьесу, где было побольше действий, а также слез, криков и порохового дыма.
Была у него одна невинная страстишка, а пожалуй, даже призвание разгадывать в журналах и газетах всевозможные ребусы, шарады, арифмографы, криптограммы и прочую путанную белиберду.
В этой пустяковой области Цвет отличался несомненным, выдающимся, исключительным талантом, и много было случаев, что он для своих товарищей и знакомых, выписывающих недорогие еженедельные изданьица, разгадывал шутя сложные премированные задачи.
Высоким мастером был он также в чтении всевозможных секретных шифров, и об этом странном даровании Ивана Степановича наша правдивая, хотя и неправдоподобная повесть рассказывает не случайно, а с нарочитым подчеркиванием, которое станет ясным в дальнейшем изложении.
Изредка, в праздничные дни, под вечерок, заходил Цвет — и то по особо настойчивым приглашениям — в один трактирный низок под названием «Белые лебеди». Там иногда собирались почтамтские, консисторские, благочинные и сиротские чиновники, а также семинаристы и кое-кто из соборных певчих голосистая, хорошо сладившаяся, опытная в хоровом пении компания.
Толстый и суровый хозяин, господин Нагурный, страстный обожатель умилительных церковных песнопений, охотно отводил на эти случаи просторный «банкетный» кабинет.
Пелись старинные русские песни, кое-что из малорусского репертуара, особенно из «Запорожца за Дунаем», но чаще — церковное, строгого стиля вроде «Чертог твой вижду», «Егда славнии ученицы», или из бахметьевского обихода греческие распевы.
Регентовал обычно великий знаток Среброструнов от Знамения, а октаву держал сам знаменитый и препрославленный Сугробов, бродячий октавист, горький пьяница и сверхъестественно глубины бас.
Хозяину Нагурному петь раз навсегда было строго запрещено, вследствие полного отсутствия голоса и слуха.
Он только дирижировал головой, делал то скорбное, то строгое, то восторженное лицо, закатывал глаза, хлюпал носом и — старый, потертый крокодил — плакал настоящими, в орех величиною, слезами. И часто, разнежившись, ставил выпивку и закуску.
- На этих любительских концертах Иван Степанович, случалось, не мог отказаться от стакана-другого пива, от рюмочки сантуринского или кагора.
- Но приятнее ему было все-таки скромно угостить хорошего знакомого, чаще всего — волосатого или звероподобного октависта Сугробова, к которому он питал те же почтительные, боязливые, наивные и влюбленные чувства, какие испытывает порою пылкий десятилетний мальчуган перед пожарным трубником в сияющей медной каске.
- 2
Двадцать шестое апреля пришлось как раз в воскресенье, в храмовой праздник прихода, где пел Иван Степанович.
Кроме обычной обедни, была еще отслужена заупокойная литургия, заказанная вдовой именитого купца Солодова, по случаю мужниных сороковин.
Певчие, старавшиеся вовсю, были награждены расплакавшеюся купчихой с неслыханной щедростью (поговаривали, что покойный сильно поколачивал в хмелю свою супругу и что еще при жизни мужа она утешалась с красавцем старшим приказчиком).
После литургии пропели панихиду на дому, а к поминальному обильному столу, вместе с духовенством и нарочито приглашенным соборным протодьяконом, был позван и церковный хор.
День закончился в «Белых лебедях» настоящим разливанным морем, и как-то само собой случилось, что Цвет, всегда умеренный и не любивший вина, выпил гораздо более того, что ему было допущено привычкой и натурой.
Но от этого он вовсе не потерял своих милых и теплых внутренних свойств, а, наоборот, забыв о всегдашней застенчивости и слегка распахнувшись душой, стал еще добрее и привлекательнее.
С нежной предупредительностью подливал он пиво в стакан то октависту Сугробову, то огромному протодьякону Картагенову, которого без особых усилий компания затащила в ресторанный подвальчик.
Восторженно слушал он, как эти две городские знаменитости, оба красные, потные, мохнатые с напружившимися жилами на шеях, переговаривались через стол рокочущими густыми голосами, заставлявшими тяжело и гулко колебаться весь воздух в низкой и просторной комнате.
Обнимал он также и многократно целовал жеманного, курчавого и толстого Сребструнова, уверял, что место ему по его великим талантам быть не регентом в маленьком губернском городу, а по крайней мере управлять придворной капеллой или московским синоидальным хором, и клятвенно обещался подарить к именинам Среброструнова золотой камертон с надписью и к нему — замечательный футляр из красного сафьяна, собственно ручной работы.
Источник: https://bookre.org/reader?file=134194
Загрузка...
