Восстание масс — краткое содержание произведения ортеги-и-гассета

Восстание массЧасть первая

Полный захват массами общественной власти. Поскольку масса, по определению, не должна и не способна управлять собой, а тем более обществом, речь идет о серьезном кризисе европейских народов и культур, самом серьезном из возможных. В истории подобный кризис разражался не однажды. Его характер и последствия известны. Известно и его название.

Он именуется восстанием масс.Я говорю о растущем столпотворении, стадности, всеобщей переполненности. Города переполнены. Дома переполнены. Отели переполнены. Поезда переполнены. Кафе уже не вмещают посетителей. Улицы — прохожих. Приемные медицинских светил — больных. Театры, какими бы посредственными ни были спектакли, ломятся от публики.

Пляжи не вмещают купальщиков. Становится вечной проблемой то, что прежде не составляло труда, — найти место.Удивление — залог понимания. Это сила и богатство мыслящего человека. Поэтому его отличительный, корпоративный знак — глаза, изумленно распахнутые в мир.Изумление — радость, недоступная футболисту, но она-то и пьянит философа на земных дорогах.

Его примета — завороженные зрачки. Недаром же древние снабдили Минерву совой, птицей с ослепленным навеки взглядом.Толпы не возникли из пустоты. Население было примерно таким же пятнадцать лет назад. Люди, составляющие эти толпы, существовали и до них, но не были толпой.

Каждый был на месте, и порой действительно на своем: в поле, в сельской глуши, на хуторе, на городских окраинах.Толпа — понятие количественное и визуальное: множество. Переведем его, не искажая, на язык социологии. И получим «массу».

Общество всегда было подвижным единством меньшинства и массы.

Меньшинство — это совокупность лиц, выделенных особыми качествами; масса — не выделенных ничем. Речь, следовательно, идет не только и не столько о «рабочей массе». Масса — это средний человек.

Для создания меньшинства — какого угодно — сначала надо, чтобы каждый по причинам особым, более или менее личным, отпал от толпы.

Объединение как можно меньшего числа для отъединения от как можно большего — входит составной частью в структуру каждого меньшинства.

Говоря об избранной публике на концерте изысканного музыканта, Малларме тонко заметил, что этот узкий круг своим присутствием демонстрировал отсутствие толпы.

Избранные не те, кто кичливо ставит себя выше, но те, кто требует от себя больше, даже если требование к себе непосильно.

Радикальней всего делить человечество на два класса: на тех, кто требует от себя многого и сам на себя взваливает тяготы и обязательства, и на тех, кто не требует ничего и для кого жить — это плыть по течению, оставаясь таким, каков ни на есть, и не силясь перерасти себя.

Во всех сферах общественной жизни есть обязанности и занятия особого рода, и способностей они требуют тоже особых. Это касается и зрелищных или увеселительных программ, и программ политических и правительственных. Подобными делами всегда занималось опытное, искусное или хотя бы претендующее на искусность меньшинство.

Масса ни на что не претендовала, прекрасно сознавая, что если она хочет участвовать, то должна обрести необходимое умение и перестать быть массой. Но роль массы изменилась. Все подтверждает, что она решила выйти на авансцену, занять места и получить удовольствия и блага, прежде адресованные немногим.

• Масса, которая, не перестав быть массой, упраздняет меньшинство.
• Сегодня мы видим торжество гипердемократии, при которой масса действует непосредственно, вне всякого закона, и с помощью грубого давления навязывает свои желания и вкусы.
• Те, кто берется за перо, не могут не сознавать, что рядовой читатель, далекий от проблем, над которыми они бились годами, если и прочтет их, то не для того, чтобы чему-то научиться, а только для того, чтоб осудить прочитанное как несообразное с его куцыми мыслями.
• Масса — это посредственность.
• Кто не такой, как все, кто думает не так, как все, рискует стать изгоем.

Мир обычно был неоднородным единством массы и независимых меньшинств. Сегодня весь мир стал массой.

Особенность нашего времени в том и состоит, что заурядные уши, не обманываясь насчет собственной заурядности, безбоязненно утверждают свое право на нее и навязывают ее всем и всюду.

История Римской империи тоже была историей ниспровержения, господства массы, которая поглотила правящее меньшинство, встала на его место. Возник феномен такой же стадности и скученности. Поэтому, как тонко подметил Шпенглер, здания стали гигантскими, наподобие наших. Эпоха масс — эпоха гигантомании.Мы живем под жестокой властью масс.Человеческое общество всегда, хочет оно того или нет, аристократично по самой своей сути, чем оно аристократичней, тем в большей степени оно общество, как и наоборот.Кто не испытывал озноба перед угрозой времени, тот не проникал никогда в глубь судьбы и лишь касался ее нежной оболочки.

Во-первых, сегодня массы достигли жизненного уровня, подобного тому, который прежде казался предназначенным лишь для немногих;

массы наслаждаются теми благами и пользуются теми достижениями, которые созданы избранным меньшинством и прежде принадлежали только ему.

Смысл равноправия в том и состоял, чтобы вызволить человеческие души из внутреннего рабства и уверить их в собственном достоинстве и могуществе.

Чего добивались? Чтобы простой человек ощутил себя господином своей судьбы? Цель достигнута.

Хотелось, чтобы рядовой человек стал господином? Нечего тогда удивляться, что он живет для себя и в свое удовольствие, что он твердо навязывает свою волю, что он не терпит подчинения и не подчиняется никому, что он поглощен собой и своим досугом, что он кичится своей экипировкой.

Во-вторых, массы вышли из повиновения, не подчиняются никакому меньшинству, не следуют за ним и не только не считаются с ним, но и вытесняют его и сами его замещают.

Ту жизнь, которая не завидует никакой другой и, следовательно, из всех, когда-либо бывших, предпочитает себя, никоим образом нельзя всерьез называть упадочной.Все прошлое целиком, от начала до конца, слишком мало для современного человечества.

Нелегко определить, какой видит себя наша эпоха: она и убеждена, что выше всех, и одновременно чувствует себя началом, и не уверена, что это не начало конца. Как бы это выразить? Может быть, так: она выше любой другой и ниже самой себя. Она могуча и не уверена в себе. Горда и напугана собственной мощью.

Просто-напросто мир нежданно вырос, а в нем и вместе с ним выросла и жизнь. Прежде всего она стала планетарной; я хочу сказать, что жизнь рядового человека вмещает сегодня всю планету, что простой смертный привычно обживает весь мир.Эта близость дальнего, доступность недоступного фантастически раздвинула жизненный горизонт каждого человека.

Именно потому, что срок жизни ограничен, именно потому, что люди смертны, они и спешат одолеть, обрести все, что дается слишком долго и слишком поздно. Господу, вечно сущему, автомобиль ни к чему.

Победа над космическим пространством и временем, полностью лишенными смысла, стала для человека делом чести, и неудивительно, что мы по-детски радуемся бесплодной скорости, с помощью которой истребляем пространство и сводим на нет время. Упраздняя, мы оживляем их, делаем житейски пригодными, позволяющими большее число мест обживать, легче менять их и вбирать больше физического времени в меньший жизненный отрезок.

В мире всего стало больше.Наша жизнь — это всегда и прежде всего уяснение возможного.Таково уж удивительное и коренное свойство нашей жизни, что у нее всегда несколько дорог, и перепутье принимает облик возможностей, из которых мы должны выбирать.Жить означает то же самое, что попасть в орбиту определенных возможностей.

Жить — значит очутиться в кругу обстоятельств — или в мире. Таков изначальный смысл понятия «мир». Это совокупность наших жизненных возможностей — и не что-то отделенное и стороннее нашей жизни, но ее внешний контур. Он охватывает все, чем мы можем стать, нашу жизненную потенцию.Мы становимся лишь малой долей того, чем могли бы стать.

Мы живем в эпоху, которая чувствует себя способной достичь чего угодно, но не знает, чего именно. Она владеет всем, но только не собой. Она заблудилась в собственном изобилии. Больше, чем когда-либо, средств, больше знаний, больше техники, а в результате мир как никогда злосчастен — его сносит течением.

Отсюда то странное, двойственное чувство всесилия и неуверенности, что «гнездится в современной душе.

Сегодня, когда все нам кажется возможным, мы догадываемся, что возможно также и наихудшее: регресс, одичание, упадок.

Признак сам по себе неплохой — он означает, что мы снова соприкасаемся с изначальной уязвимостью жизни, с той мучительной и сладкой тревожностью, которую таит каждое мгновение, если оно прожито до конца, до самой своей трепетной и кровоточащей сути.

Обычно мы сторонимся этого пугающего трепета, от которого любое безобидное мгновение становится крохотным летучим сердцем; ради безопасности мы силимся стать бесчувственными к извечному драматизму нашей судьбы, прибегая к наркозу рутины и косности.

Но именно потому, что напор ее так велик, она вышла из берегов и смыла все завещанные нам устои, нормы и идеалы.Прошлое не надоумит, что делать, но подскажет, чего избегать.

Жизнь — это прежде всего наша возможная жизнь, то, чем мы способны стать, и как выбор возможного — наше решение, то, чем мы действительно становимся. Обстоятельства и решения — главные слагаемые жизни. Обстоятельства, то есть возможности, нам заданы и навязаны. Мы называем их миром.

Жизнь не выбирает себе мира, жить — это очутиться в мире определенном и бесповоротном, здесь и сейчас. Наш мир — это предрешенная сторона жизни. Но предрешенная не механически. Мы не пущены в мир, как пуля из ружья, по неукоснительной траектории.

Вместо единственной траектории нам задается множество, и мы, соответственно, обречены… выбирать себя.

Жить — значит вечно быть осужденным на свободу, вечно решать, чем ты станешь в этом мире. И решать без устали и без передышки. Даже отдаваясь безнадежно на волю случая, мы принимаем решение — не решать.

Неправда, что в жизни «решают обстоятельства». Напротив, обстоятельства — это дилемма, вечно новая, которую надо решать. И решает ее наш собственный склад.

Сегодня преобладает масса, и решает она.

Источник: https://anchiktigra.livejournal.com/2506439.html

Хосе Ортега-и-Гассет «Восстание масс»: кратко о трактате

Хосе
Ортега-и-Гассет (1883 — 1955) – испанский
философ, публицист, издатель, профессор
Высшей педагогической школы, основатель
Института гуманитарных наук в Мадриде.

В
1929 году в свет вышла книга философа под
названием «Восстание масс», которая
заслуживает нашего внимания, поскольку
она остается актуальной уже долгие
годы. Ортега определил массу как
посредственность, которая не имеет
классового различия. «Масса
сминает все непохожее, недюжинное,
личностное
и лучшее. Кто не такой, как все, кто думает
не так, как
все, рискует стать отверженным. Масса
— это те, кто плывет по
течению и лишен ориентиров. Поэтому
массовый человек
не созидает, даже если возможности и
силы его
огромны».

Философ
утверждает, что 19 век подарил человечеству
изобилие благодаря техническому
прогрессу, также начало 20 века
ознаменовалось большим ростом численности
населения, извержением новых поколений
во много раз больше, чем прежде.

Новые
толпы так же физически здоровы за своих
предшественников, но во многом бедны
душевно, породили массовость.

Человек
становится похожим на дикаря, которого
школа снабдила навыками, но забыла
воспитать в нем историческую
ответственность.

Хосе
Ортега сделал наброски психологического
портрета массового человека как
избалованного ребенка, или самонадеянного
недоросля, у которого растут жизненные
запросы, цивилизация при этом всячески
облегчила жизнь (от авт. – техника,
медицина и т.п.), но он остается
неблагодарным, и воспринимает все
естественным, как воздух.

«Не
видя в благах цивилизации ни
изощренного замысла, ни искусного
воплощения, для
сохранности которого нужны огромные и
бережные
усилия, средний человек и для себя не
видит иной
обязанности, как убежденно домогаться
этих благ,
единственно по праву рождения. В дни
голодныхбунтов
народные толпы обычно требуют хлеба, а
в поддержку требований обычно громят
пекарни. Чем
не символ того, как современные массы
поступают,
только размашистей и изобретательней,
с той цивилизацией,
что их питает?»

Автор
говорит о том, что массовый человек не
обязательно глуп, просто он самонадеянный
и тщеславен. Он навязывает везде и всюду
свои идеи, несмотря на неподготовленность
к теоретизированию, знает, что должно
быть и что происходит во Вселенной.

И это плохо, поскольку массовый человек
не обзавелся культурой, правилами,
устоями – нет уважения, остается пошлость
и варварство.

«Путник,
попадая в
варварский край, знает, что не найдет
там законов, к
которым мог бы воззвать. Не существует
собственно варварских
порядков. У варваров их попросту нет и
взывать не к чему».

Масса
вторгается в общество способом «прямого
действия» и как результат упраздняет
воспитанность, нередко словесность в
«прямом действии» обращается в ругань.

Массе не нужен этикет, законы, нормы –
основы цивилизации, которая имеет смысл
сосуществования.

Если же появляется
отчуждение, значит, происходит процесс
одичания и становления варварства, где
существуют крохотные сообщества,
враждующие между собой.

Ортега
отмечает, что лишь демократия и либерализм
(прообразы «непрямого действия») могут
гарантировать сосуществование, сохранить
место для тех, кто думает иначе, наперекор
большинству – уживаться с врагом,
управлять с оппозицией.

«Масса
— кто бы подумал при виде ее однородной
скученности!
— не желает уживаться ни с кем, кроме
себя».

Как
бы ни было варвар с хамскими повадками
вошел в общество и есть, как ни
парадоксально, наследником цивилизации
с ее благами.

«Изобилие,
которым он вынужден владеть, отнимает
у наследника его собственное предназначение,
омертвляет
его жизнь. Жизнь
—
борьба
и вечное усилие стать
собой».

Массой
должно управлять какое ни было меньшинство
– ее представители, избранники.

«Действуя
сама по себе, масса прибегает к
единственному
способу, поскольку других не знает, —
к расправе.
Не зря же суд Линча возник в Америке, в
этоммассовом раю. Нечего удивляться,
что сегодня, когда массы
торжествуют, торжествует и насилие,
становясь единственным
доводом и единственной доктриной.

Он
гордится
государством и знает, что именно оно
гарантирует ему
жизнь, но не сознает, что это творение
человеческих
рук, что оно создано определенными
людьми и держится
на определенных человеческих ценностях,
которые
сегодня есть, а завтра могут улетучиться.

С другой стороны,
массовый человек видит в государстве
безликую
силу, а поскольку и себя ощущает безликим,
то считает
его своим. И если в жизни страны возникнут
какие-либо
трудности, конфликты, проблемы, массовый
человек постарается, чтобы власти
немедленно вмешались и взяли заботу на
себя, употребив на это все
свои безотказные и неограниченные
средства.

Здесь-то
и подстерегает цивилизацию главная
опасность
— полностью огосударствление жизни,
экспансия
власти, поглощение государством всякой
социальной
самостоятельности — словом, удушение
творческих
начал истории, которыми, в конечном
счете, держатся,
питаются и движутся людские судьбы.
Масса говорит: «Государство — это я» —
и жестоко ошибается. Государство
идентично
массе лишь в том смысле, в каком Икс
идентичен
Игреку, поскольку никто из них не Зет.
Современное
государство и массу роднит лишь
ихбезликость
и безымянность. Но массовый человек
уверен,
что он-то и есть государство, и не упустит
случая под
любым предлогом двинуть рычаги (от авт.
– государственная машина), чтобы
раздавить
какое бы то ни было творческое меньшинство,
которое
раздражает его всегда и всюду, будь то
политика,
наука или производство.

Кончится
это плачевно. Государство удушит
окончательно
всякую социальную самодеятельность, и
никакие
новые семена уже не взойдут. Общество
вынудятжить
для государства, человека — для
государственной машины.

И поскольку это всего лишь машина,
исправность
и состояние которой зависят от живой
силыокружения,
в конце концов, государство, высосав из
общества
все соки, выдохнется, зачахнет и умрет
самой мертвенной из смертей — ржавой
смертью механизма…

Такой
и была судьба античной цивилизации.
Бесспорно,
созданная Юлиями и Клавдиями империя
представляла
собой великолепную машину, по конструкции
намного совершеннее старого республиканского
Рима. Но знаменательно, что, едва она
достигла
полного блеска, общественный организм
угас.
Уже при Антонинах (II
век) государство придавило его своей
безжизненной мощью.

Общество
порабощается,
и все силы его уходят на
служение государству.
А
в итоге? Бюрократизация всей жизни ведет
к ее полному упадку. Жизненный уровень
быстро
снижается, рождаемость и подавно.

Власть
— это прежде всего гарант безопасности
(той самой
безопасности, с которой, напомним, и
начинается
массовое сознание). Поэтому государство
— это прежде
всего армия. Императоры Северы, родом
африканцы, полностью военизируют жизнь.

Напрасный труд!
Нужда все беспросветнее, чресла все
бесплоднее. Не
хватает буквально всего, и даже солдат.
После Северов
в армию приходится вербовать варваров.

Теперь
ясно, как парадоксален и трагичен путь
огосударствленного
общества? Оно создает государство как
инструмент,
облегчающий жизнь. Потом государствоберет
верх, и общество вынуждено жить ради
него. Тем не
менее состоит оно пока что из частиц
этого общества.

Но
вскоре уже не хватает людей для
поддержаниягосударства
и приходится звать иноземцев — сперва
далматов,
потом германцев. Пришельцы в конце
концов
становятся хозяевами, а остатки общества,
аборигены,—
рабами этих чужаков, с которыми их ничто
не роднило
и не роднит.

Вот огосударствленность —
народ
идет в пищу машине, им же и созданной.
Скелетсъедает
тело. Стены дома вытесняют жильцов.

Диктат
государства — это апогей насилия и
прямого
действия, возведенных в норму. Масса
действует самовольно, сама по себе,
через безликий механизмгосударства.

Европейские
народы стоят на пороге тяжких внутренних
испытаний и самых жгучих общественных
проблем
— экономических, правовых и социальных.
Кто поручится,
что диктат массы не принудит государство
упразднить
личность и тем окончательно погасить
надежду
на будущее?

И как ни свыклось с этим наше сознание,
от него не должна ускользать
трагическая парадоксальность такого
положения
дел, когда жители больших городов, чтобы
спокойно
двигаться по своему усмотрению, фатально
нуждаются
в полиции, которая управляет их движением.

К сожалению, «порядочные» люди
заблуждаются, когда
полагают, что «силы порядка», ради
порядка созданные,
успокоятся на том, чего от них хотят.
Ясно и
неизбежно, что в конце концов они сами
станут устанавливать порядки — и, само
собой, те, что их устроят.

Стоит
задержаться на этой теме, чтобы увидеть,
как
по-разному откликается на гражданские
нужды то или
другое общество. В самом начале прошлого
века,когда
с ростом пролетариата, стала расти
преступность,
Франция поспешила создать многочисленные
отряды
полиции.

К 1810 году преступность по той
жепричине
возросла и в Англии — и англичане
обнаружили,
что полиции у них нет. У власти стояли
консерваторы.
Что же они предпринимают? Спешат
создатьполицию?
Куда там! Они предпочли, насколько
возможно,
терпеть преступность.

«Люди смирились
с беспорядком,
сочтя это платой за свободу».

«У
парижан, — пишет Джон Уильям Уорд, —
блистательная
полиция, но они дорого платят за этот
блеск. Пусть уж лучше каждые три-четыре
года полдюжине
мужчин сносят голову на Ратклиф Род,
чем сносить домашние обыски, слежку и
прочие ухищрения Фуше».
Налицо два разных понятия о государственной
власти. Англичане предпочитают
ограниченную».

Более
80-летней давности изречения философа
Ортего будто говорят о сегодняшнем
времени, на лицо все проблемы общества.

И без исторической ответственности,
без основ культуры каждый из нас рискует
потерять свою личность, превратившись
в циника, который пытается всячески
остановить развитие цивилизации при
этом, не создавая ничего полезного.

В
циника, который надеется на государство,
ища в нем решение всех проблем, ища
сильных мира сего, чтобы стать их рабом
и погибнуть в забвении. Нам стоит
задуматься над этим.

Юрий
Балюк

Источник: https://dobr.ucoz.ua/news/khose_ortega_i_gasset_vosstanie_mass_kratko_o_traktate/2013-01-08-66

по книге Хосе Ортега-и-Гассет «Восстание масс». (стр. 1 из 5)

• Реферат по книге Хосе Ортега-и-Гассет «Восстание масс».
• Титульный лист оформляется самостоятельно.
• Служит для нумерации.
• Внимание! Перед сдачей преподавателю рекомендуется полностью прочитать работу
• План
• Введение. 3
• Анализ произведения «Восстание масс». 4
• Заключение. 14
• Библиография. 16
• Введение

Ортега-и-Гассет (Ortega у Gasset) Xoce (9.5.1883, Мадрид, — 18.10.1955, там же), испанский философ-идеалист, публицист и общественный деятель. Сын литератора.

Окончил Мадридский университет, затем изучал философию в университетах Лейпцига, Берлина и Марбурга. В 1910—36 возглавлял кафедру метафизики Мадридского университета. Активно выступал как журналист: был основателем и сотрудником журнала «España» (1915—24), «El Sol» (1916—37) и др.

; издававшийся им общественно-политический ежемесячник «Revista de Occidente» (1923—1936) пользовался мировой известностью. Антимонархист; в 1931—33 депутат первых республиканских кортесов; один из основателей «Республиканского объединения интеллигенции» (1931).

С началом гражданской войны (1936) эмигрировал в Латинскую Америку; в 1945 вернулся в Европу, в 1948 — в Испанию, где под его руководством был основан институт гуманитарных наук. До конца жизни оставался открытым противником франкизма.

Неокантианский тезис о самополагании познающего субъекта в процессе развития культуры он стремился раскрыть в дальнейшем как жизненное выражение субъекта в историческом бытии, которое он вначале в духе философии жизни (особенно Г. Зиммеля и М.

Шелера) трактовал антропологически, затем под влиянием немецкого экзистенциализма (М. Хайдеггер) — как духовный опыт непосредственного переживания, как «вслушивание» в жизнь с помощью «жизненного разума» (свой синтез различных философских концепций Ортега-и-Гассет называл «рациовитализмом»)[1].

В социологии наибольшую известность получило сочинение Ортега-и-Гассет «Восстание масс» (1929—30), которое и является предметом анализа настоящего реферата.

Исходя из противопоставления духовной «элиты», творящей культуру, и «массы» людей, довольствующихся бессознательно усвоенными стандартными понятиями и представлениями, он считает основным политическим феноменом 20 в.

идейно-культурное разобщение «элиты» и «масс», а следствием этого — общую социальную дезориентацию и возникновение «массового общества». В эстетике выступал как теоретик модернизма («Дегуманизация искусства», 1925).

Оказал большое влияние на философскую и общественную мысль Испании, особенно в 1910—1920-е гг., а также на европейскую буржуазную социологию (главным образом в постановке проблем «массового общества» и «массовой культуры»).

Анализ произведения «Восстание масс»

Сочинение Ортега-и-Гассета по праву считается реквиемом западной культуре.

Ключевым понятие анализируемого произведения, на мой взгляд, является понятие «человек-масса». Это усредненный тип человека,- по мнению автора, — который поступает и думает как «все» и не переживает из-за этого.

Соответственно, он не стремится доказывать свою правоту и не желает признавать чужую. Он прав по определению, как часть массы.

«В поисках хлеба, — пишет автор, — во время голодных бунтов толпы народа обычно громят пекарни. Это может служить прообразом поведения нынешних масс в отношении всей цивилизации, которая их питает. Предоставленная своим инстинктам масса… в стремлении улучшить свою жизнь обычно сама разрушает источники этой жизни»[2]

Таким образом, основная мысль реферируемого произведения, заключается в том, что масса – это «совокупность лиц невыделенных ничем»[3]

Автор акцентирует призвание людей «вечно быть осужденными на свободу, вечно решать, чем ты станешь в этом мире. И решать без устали и без передышки».

Представителю же массы жизнь представляется «лишенной преград»: «средний человек усваивает как истину, что все люди узаконенно равны». «Человек массы» получает удовлетворение от ощущения идентичности с себе подобными.

Его душевный склад суть типаж избалованного ребенка. По мысли Ортеги-и-Гассета, благородство определяется «требовательностью и долгом, а не правами»[4].

Характеризуя человека-массу, Ортега выделяет следующие, присущие ему черты: врожденное ощущение безвозмездности и легкости жизни, чувство собственного превосходства и всесилия, а также желание вмешиваться во все, навязывая бесцеремонно свою ничнотожность и плебейство, то есть в духе «прямого действия». Индивида, обладающего вышеназванными качествами, исследователь сравнивает с избалованным ребенком и взбесившимся дикарем, то есть варваром. По мнению Ортеги, в слове цивилизация сфокусировано следующее: грани, нормы, этикет, законы, писаные и неписаные, право и справедливость. Все эти средства цивилизации предполагают глубокое и сознательное желание каждого считаться с остальными. Корень понятия цивилизации, подчеркивал исследователь, — civis, гражданин, то есть горожанин, указывает на происхождение смысла, который заключается в том, чтобы сделать возможным город, сообщество, сосуществование. Следовательно, цивилизация является, прежде всего, волей к сосуществованию[5]. По мере того как, люди перестают считаться друг с другом, они дичают, то есть одичание — есть процесс разобщения, и периоды варварства являются временем распада, временем крохотных враждующих и разъединенных группировок.

Необходимо отметить, что впервые термин «восстание масс» был употреблен Ницше, однако не в том контексте, в котором употребляет его Гассет. Ницше относил это понятие прежде всего к искусству. Гассет же поднял его на более высокий, социальный уровень.

Меньшинством Ортега именует совокупность лиц, наделенных особыми качествами, которыми масса не обладает, масса — это средний человек. По мнению Гассета: «…деление общества на массы и избранные меньшинства … не совпадает ни с делением на социальные классы, ни с их иерархией…

внутри любого класса есть собственные массы и меньшинства. Нам еще предстоит убедиться, что плебейство и гнет массы даже в кругах традиционно элитарных — характерное свойство нашего времени. …

Особенность нашего времени в том, что заурядные души, не обманываясь на счет собственной заурядности, безбоязненно утверждают свое право на нее, навязывают ее всем и всюду. Как говорят американцы, отличаться — неприлично. Масса сминает все непохожее, недюжинное, личностное и лучшее.

Кто не такой, как все, кто думает не так, как все, рискует стать отверженным. И ясно, что «все» — это еще не все. Мир обычно был неоднородным единством массы и независимых меньшинств. Сегодня весь мир становится массой»[6]. Необходимо помнить, что автор имеет ввиду 30-е годы прошлого века.

Последнее замечание очень важно, поскольку на мой взгляд само «Восстание масс» следует рассматривать в нескольких перспективах – в авторской, то есть эпохе 20-30 гг. 20 века и современной.

Таким образом, можно увидеть, что некоторые проблемы, актуальные тогда, несколько потеряли свое значение в современной реальности. Это, например, отмеченная Ортега гипертрофия государства.

Одна из глав анализируемого произведения так и называется – «Государство как главная угроза».

«Современное государство — самый явный и наглядный продукт цивилизации. И отношение к нему массового человека проливает свет на многое.

С другой стороны, массовый человек видит в государстве безликую силу, а поскольку и себя ощущает безликим, то считает его своим. И если в жизни страны возникнут какие-либо трудности, конфликты, проблемы, массовый человек постарается, чтобы власти немедленно вмешались и взяли заботу на себя, употребив на это все свои безотказные и неограниченные средства.

Здесь-то и подстерегает цивилизацию главная опасность — полностью огосударствленная жизнь, экспансия власти, поглощение государством всякой социальной самостоятельности — словом, удушение творческих начал истории…»[7]

Логично, что данное положение было характерно для государств того времени, когда в общем смысле прослеживалась тенденция к тоталитаризации обществ. Фашистские и большевистские режимы набирали силу и являли миру реальную угрозу.

Сейчас вопрос о государстве в демократических обществах, отнюдь не потеряв актуальности, ставится все-таки по-другому.

Но для того, чтобы эти нюансы проследить, нужно вспомнить основное из того, что сказал Ортега о массах и об их восстании.

Восстание у автора – это скорее количественный процесс, то есть возрастание общей массы населения, подстегивающийся научно-техническим прогрессом и теми социальными улучшениями, которые приобрела цивилизация в 20 веке. Жить стало не в пример проще.

Людям теперь не нужно бороться за выживание, появились права человека и социальный, житейский комфорт.

Источник: https://mirznanii.com/a/276318/po-knige-khose-ortega-i-gasset-vosstanie-mass

Анализ произведения «Восстание масс» Ортега-и-Гассета

     В работе «Восстание масс» Ортега одним из первых зафиксировал феномен возникновения «массового сознания» в европейском менталитете: «масса» у Ортеги трансформируется в толпу, представители которой захватывают господствующие позиции в иерархии общественных структур, навязывая собственные люмпенские псевдо-ценности остальным социальным движениям.

Основное свойство существа из «массы» — не столько его стандартность, сколько физическая инертность. «Масса» конституируется, согласно Ортеге, не на основе какого-либо определенного общественного слоя.

Речь идет о таком «способе быть человеком», в рамках которого предпринимаются насильственные попытки преобразовывать устройство общества, принципиально игнорируя закономерности его функционирования. Репрезентанты «массы» живут без определенного «жизненного проекта», находя смысл существования в достижении предельной идентичности с другими.

Они не осознают, что демократические культурные институты требуют постоянной поддержки, бдительности людей — «человек массы» социально безответствен. Всю свою жизнь он готов передоверить государственной власти.

     Основная 
мысль анализируемого произведения –это, на мой взгляд, европейское единение в защиту общей западной культуры против варварства масс.  «Растущая цивилизация, -поясняет Гассет — не что иное, как жгучая проблема. Чем больше достижений, тем в большей они опасности. Чем лучше жизнь, тем она сложнее.

Разумеется, с усложнением самих проблем усложняются и средства для их разрешения. Но каждое новое поколение должно овладеть ими во всей полноте. И среди них, переходя к делу, выделю самое азбучное: чем цивилизация старше, тегм больше прошлого за ее спиной и тем она опытнее. Словом, речь идет об истории.

Историческое знание — первейшее средство сохранения и продления стареющей цивилизации, и не потому, что дает рецепты ввиду новых жизненных осложнений, — жизнь не повторяется, — но потому, что не дает перепевать наивные ошибки прошлого.

     В противовес «массе», автор вводит понятие 
«элеты» и «суперчеловека», то есть индивидов, которые свободно выбирают как им действовать, в то время как «человек-масса» повинуется законам установленным другими.

     Как видно из всей книги, для Ортеги жизнь любого человека всегда подсудна, потому что он видит жизнь как поручение. Однако за кадром остается расшифровка. Чье поручение? Кому поручение? Кто может судить человеческую жизнь?

     Все эти вопросы Ортега конечно не обходит стороной, но в общем смысле  сосредотачивается на тех, кому это поручение дано: “Жизнь всегда единственна, это жизнь каждого, жизни “вообще” не бывает”. И если поручение не выполняется, то жизнь, по словам Ортеги, становится лишь неудачным самоубийством.

“Наша жизнь — стрела, пущенная в пространство, но стрела эта сама должна выбирать мишень. Поэтому ничто так достоверно не говорит о человеке, как высота мишени, на которую нацелена его жизнь. У большинства она ни на что не нацелена, что тоже своего рода целенаправленность”.

Эту злосчастную целенаправленность Ортега и исследовал в своей знаменитой книге “Восстание масс” и вообще на протяжении всей жизни.

     Ортега пришел к выводу, что достигнутый прошлым веком технический и социальный прогресс повысил уровень жизни и понизил уровень самого человека — словом, улучшил покрой, но ухудшил материал, а в итоге сделал человека большим варваром, чем был он сто лет назад: “В массу вдохнули силу и спесь современного прогресса, но забыли о духе; естественно, она и не помышляет о нем”. Авансцену истории захватил новый герой, неспособный выдумать порох, но вполне способный им воспользоваться. Уже не обремененный нуждой, но еще не обремененный культурой, он торопится завладеть плодами цивилизации и бездумно подрывает ее корни. Потребительский эгоизм и массовая косность избавляют от личной ответственности за мир и свои действия в нем — и автоматически ведут к вождизму, стадности и добровольному превращению в безликую деталь безликой государственной машины. Так, по словам Ортеги, “скелет съедает тело”.

     В сущности, “Восстание масс” посвящено 
болезни века, унесшей столько 
жизней. Ортега исследовал не облик, а природу тоталитаризма, общую для всех его ипостасей, и нащупал корни еще до того, как расцвела их буйная поросль. Недаром немецкий перевод “Восстания масс” был в третьем рейхе одной из самых читаемых подпольных книг.

     В целом, сегодня многими исследователями 
признается, что Гассет является одним из основоположником такого таправления в гуманитарном знании, как «психология толпы». С точки зрения гуманитраного знания власть толпы, возможна потому, что масса отходит от высоких духовных принципов и идеалов. Происходит нарушение гармонии духовной и материальной сфер жизни.

А последняя уже не только не стимулирует эволюцию человеческого духа, но препятствует этому процессу, так как реанимирует низшие аспекты сознания и инстинкты пройденных ступеней эволюции – животной и животно-человеческой.

     Индивид, склонный стать человеком массы 
и влиться в толпу — это человек, выращенный в школе определенного 
типа, обладающий определенным складом 
мышления и живущий именно в атомизированном гражданском обществе массовой культуры. Это человек, который легко сбрасывает с себя чувство ответственности. В этом ему помогают и политики, применяющие «толпообразование» как поведенческую технологию.

     Ортега-и-Гассет полагает, что движение общества определяется соотношением массы и меньшинства. То одни, то другие определяют характер общества. Уже не раз случалось так, что массы захватывали общественную власть и определяли политический, интеллектуальный, нравственный и экономический процессы. Такую ситуацию Ортега-и-Гассет и называет восстанием масс.

Причем понятия «масса» и «класс», «выдающиеся личности» и «меньшинство» не совпадают. Массы и избранное меньшинство имеют место одновременно в отдельных классах. Массы подавляют меньшинство, навязывая ему свой образ жизни. Ныне роль масс изменилась. «Все подтверждает, что она решила выйти на авансцену, занять места и получить удовольствия и блага, прежде адресованные немногим…

Решимость массы взять на себя функции меньшинства… становится стержнем нашего времени… Политические режимы, недавно возникшие, представляются мне не чем иным, как политическим диктатом масс… Сегодня мы видим торжество гипердемократии, при которой масса действует непосредственно, вне всякого закона, и с помощью грубого давления навязывает свои желания и вкусы».

Таким образом, не отдельные выдающиеся личности, а серая, заурядная масса, подавляя любую личность и любое меньшинство, определяет изменения общества, фактически стагнируя (от лат. stagnum — стоячая вода) его в политической, экономической и других сферах. Итак, «идеи», но в данном случае «представления» косной массы суть «движущая сила», обусловливающая «стоячую воду» общественной жизни.

Фактически государство живет «под жестокой властью масс»

     Как уже отмечалось Ортега считал самым глубоким и радикальным различение людей на два основных типа:

     «На 
тех, кто строг и требователен 
к себе самому («подвижники»), берет на себя труд и долг, и тех, кто снисходителен к 
себе, доволен собой, живет без 
усилий, не стараясь себя исправить 
и улучшить».

Характеристики, которые дает Ортега избранному меньшинству и массе, удивительным образом совпадают с тем, что говорил Конфуций о цзюньцзы и сяожэне.

Видимо, «вертикальные» признаки, или человеческие качества, независимы от времени.

     «Человек 
массы никогда не признает 
над собой чужого авторитета, пока обстоятельства его не 
принудят… Наоборот, человек элиты, 
т.е. человек выдающийся, всегда 
чувствует внутреннюю потребность 
обращаться вверх, к авторитету 
или принципу, которому он свободно 
и добровольно служит».

     И далее  он сам   приводит слова Гёте:

     «Жить 
в свое удовольствие – удел 
плебея; благородный стремится к 
порядку и закону». «Человек 
массы просто обходится без 
морали, ибо всякая мораль в 
основе своей – чувство подчиненности 
чему-то, сознание служения и долга».

•      А вот выссказывания Конфуция на эту же тему:
•      «Цзюньцзы думает о долге, сяожэнь – о выгоде»;
•      «Учитель 
  сказал:
•      «Благородному 
  мужу легко служить, но трудно 
  угодить. 
•      Если 
  угодишь не должным образом, он не будет доволен.
•      Он 
  использует людей в соответствии с их способностями.
•      Низкому же человеку трудно служить, но легко 
  угодить.
•      Он 
  радуется и тогда, когда ему угождают не должным образом.
•      Использует 
  тех людей, которые способны на все»»

     Таким образом, испанский философ подводит читателя к выводу, что бразды европейской истории впервые оказываются в руках заурядного человека, как такового, и зависят от его решений. Этот человек «недочеловеческого типа» есть поворот вспять, возврат к варварству.

Цивилизация находится под угрозой, ибо у варвара нет норм и морали. «Все варварские эпохи были периодами распадения общества на мелкие группы, разобщенные и взаимно враждебные». Симптомы варварства дают о себе знать в любой сфере – в науке, в культуре, в государственной политике.

«Для меня несоответствие между благами, которые рядовой человек получает от науки, и невниманием, которым он ей отвечает, кажется самым грозным симптомом из всех».

То положение, в которое поставлена наука, ведет к утрате ее смысла и назначения, она становится функциональной, теряет связь с жизнью, с Бытием.

     В атмосфере «человека массы» и государство 
не выполняет свое назначение. «Человек 
массы» видит в нем анонимную 
силу и, будучи сам анонимом, считает 
государство как бы «своим».

     «Вот 
величайшая опасность, угрожающая 
сейчас цивилизации: подчинение 
всей жизни государству, вмешательство 
его во все области, поглощение 
всей общественной спонтанной инициативы государственной властью, а значит, уничтожение исторической самодеятельности общества, которая в конечном счете поддерживает, питает и движет судьбы человечества».

     «Человек 
массы» верит, что «он и 
есть государство, и стремится 
под всякими предлогами пустить 
государственную машину в ход, 
чтобы подавлять творческое меньшинство». В результате творческие силы 
иссякают и «новые семена 
не смогут приносить плодов».

Общество живет «для государства, 
человек – для правительственной 
машины».

Но само государство 
обречено при этом на жалкую 
смерть: «Высосав все соки из 
общества, обескровленное, оно само 
умрет смертью ржавой машины, более отвратительной, чем смерть 
живого существа».

     Исторически восстание масс поставило вопрос о механизмах социальной регуляции в обществе того времени, ибо в Европе в роли такого регулятора выступало раньше христианство. Но народные массы не были пронизаны христианской религией, они следовали своим низменным интересам.

Как результат этого варварского восстания масс возникает феномен тоталитаризма как способа организовать и подчинить эти массы.

     Интересно отметить, что Ортега-и-Гассет в сущности дсстаточно либеральный по своим политическим взглядам жалуется в то же время и на демократизм эпохи, на вхождение вульгарной, неподготовленной массы во власть и сочувствует принципу аристократического правления, понимая под ним, примерно, то же, что и вождь национал-социалистов, хотя сам фашизм он причисляет к чисто массовым явлениям эпохи.

     Толпа, как считает И. С. Кравцов, слаба духовно и ментально – не обладает истинным умом. Если человек слаб духовно, но понимает, что надо стремиться в высшему, он может пересилить себя и стать последователем гения.

В духовной, умственной и научной сфере на протяжении веков так и обстояли дела, поэтому, наверху, у власти в этих духовных сферах стояли Лео нардо да Винчи, Моцарт, Платон, Аристотель. Но массам тяжело стремиться к высшему, в наше время они более не хотят заставлять себя мыслить о высоком. Массы пришли к власти, закрепив свои права на тупость.

«Но для нынешних дней характерно, что вульгарные, мещанские души, сознающие свою посредственность, смело заявляют свое право на вульгарность, и причем повсюду».

Источник: https://student.zoomru.ru/kult/analiz-proizvedeniya-vosstanie-mass-ortegaigasseta/41166.311872.s2.html

Читать

Хосе Ортега-и-Гассет

Восстание масс

• José Ortega y Gasset
• LA REBELIÓN DE LAS MASAS
• © Herederos de José Ortega y Gasset, 1930

© Перевод. А. Гелескул, наследники, 2016

© Издание на русском языке AST Publishers, 2016

Часть первая

I. Феномен стадности

Происходит явление, которое, к счастью или к несчастью, определяет современную европейскую жизнь. Этот феномен – полный захват массами общественной власти.

Поскольку масса, по определению, не должна и не способна управлять собой, а тем более обществом, речь идет о серьезном кризисе европейских народов и культур, самом серьезном из возможных. В истории подобный кризис разражался не однажды.

Его характер и последствия известны. Известно и его название. Он именуется восстанием масс.

Чтобы понять это грандиозное явление, надо стараться не вкладывать в такие слова, как «восстание», «масса», «власть» и т. д., смысл исключительно или преимущественно политический.

Общественная жизнь – процесс не только политический, но вместе с тем, и даже прежде того, интеллектуальный, нравственный, экономический, духовный, включающий в себя обычаи и всевозможные правила и условности, вплоть до манеры одеваться и развлекаться.

Быть может, лучший способ подойти к этому историческому феномену – довериться зрению, выделив ту черту современного мира, которая первой бросается в глаза.

Назвать ее легко, хоть и не так легко объяснить, – я говорю о растущем столпотворении, стадности, всеобщей переполненности. Города переполнены. Дома переполнены. Отели переполнены. Поезда переполнены. Кафе уже не вмещают посетителей.

Улицы – прохожих. Приемные медицинских светил – больных. Театры, какими бы посредственными ни были спектакли, ломятся от публики. Пляжи не вмещают купальщиков. Становится вечной проблемой то, что прежде не составляло труда, – найти место.

Всего-навсего. Есть ли что проще, привычней и очевидней? Стоит, однако, вспороть будничную оболочку этой очевидности – и брызнет нежданная струя, в которой дневной свет, бесцветный свет нашего, сегодняшнего дня распахнет все многоцветие своего спектра.

Что же мы, в сущности, видим и чему так удивляемся? Перед нами – толпа как таковая, в чьем распоряжении сегодня все, что создано цивилизацией. Слегка поразмыслив, удивляешься своему удивлению. Да что же здесь не так? Театральные кресла для того и ставятся, чтобы их занимали, чтобы зал был полон.

Признав сам факт естественным и закономерным, нельзя не признать его непривычным; следовательно, что-то в мире изменилось, и перемены оправдывают, по крайней мере на первых порах, наше удивление.

Удивление – залог понимания. Это сила и богатство мыслящего человека. Поэтому его отличительный, корпоративный знак – глаза, изумленно распахнутые в мир.

Все на свете незнакомо и удивительно для широко раскрытых глаз. Изумление – радость, недоступная футболисту, но она-то и пьянит философа на земных дорогах. Его примета – завороженные зрачки.

Недаром же древние снабдили Минерву совой, птицей с ослепленным навеки взглядом.

Столпотворение, переполненность раньше не были повседневностью. Что же произошло?

Толпы не возникли из пустоты. Население было примерно таким же пятнадцать лет назад. С войной оно могло лишь уменьшиться. Тем не менее напрашивается первый важный вывод.

Люди, составляющие эти толпы, существовали и до них, но не были толпой. Рассеянные по миру маленькими группами или поодиночке, они жили, казалось, разбросанно и разобщенно.

Каждый был на месте, и порой действительно на своем: в поле, в сельской глуши, на хуторе, на городских окраинах.

Внезапно они сгрудились, и вот мы повсеместно видим столпотворение. Повсеместно? Как бы не так! Не повсеместно, а в первом ряду, на лучших местах, облюбованных человеческой культурой и отведенных когда-то для узкого круга – для меньшинства.

Толпа – понятие количественное и визуальное: множество. Переведем его, не искажая, на язык социологии. И получим «массу». Общество всегда было подвижным единством меньшинства и массы. Меньшинство – это совокупность лиц, выделенных особыми качествами; масса – не выделенных ничем.

Речь, следовательно, идет не только и не столько о «рабочей массе». Масса – это «средний человек». Таким образом, чисто количественное определение – множество – переходит в качественное.

Это – совместное качество, ничейное и отчуждаемое, это человек в той мере, в какой он не отличается от остальных и повторяет общий тип. Какой смысл в этом переводе количества в качество? Простейший – так понятней происхождение массы.

До банальности очевидно, что стихийный рост ее предполагает совпадение мыслей, целей, образа жизни. Но не так ли обстоит дело и с любым сообществом, каким бы избранным оно себя ни считало? В общем, да. Но есть существенная разница.

В сообществах, чуждых массовости, совместная цель, идея или идеал служат единственной связью, что само по себе исключает многочисленность. Для создания меньшинства – какого угодно – сначала надо, чтобы каждый по причинам особым, более или менее личным, отпал от толпы.

Его совпадение с теми, кто образует меньшинство, – это позднейший, вторичный результат особости каждого, и, таким образом, это во многом совпадение несовпадений.

Порой печать отъединенности бросается в глаза: именующие себя «нонконформистами» англичане – союз согласных лишь в несогласии с обществом. Но сама установка – объединение как можно меньшего числа для отъединения от как можно большего – входит составной частью в структуру каждого меньшинства.

В сущности, чтобы ощутить массу как психологическую реальность, не требуется людских скопищ. По одному-единственному человеку можно определить, масса это или нет.

Масса – всякий и каждый, кто ни в добре, ни в зле не мерит себя особой мерой, а ощущает таким же, «как и все», и не только не удручен, но доволен собственной неотличимостью.

Представим себе, что самый обычный человек, пытаясь мерить себя особой мерой – задаваясь вопросом, есть ли у него какое-то дарование, умение, достоинство, – убеждается, что нет никакого. Этот человек почувствует себя заурядностью, бездарностью, серостью. Но не «массой».

Обычно, говоря об «избранном меньшинстве», передергивают смысл этого выражения, притворно забывая, что избранные не те, кто кичливо ставит себя выше, но те, кто требует от себя больше, даже если требование к себе непосильно.

И конечно, радикальней всего делить человечество на два класса: на тех, кто требует от себя многого и сам на себя взваливает тяготы и обязательства, и на тех, кто не требует ничего и для кого жить – это плыть по течению, оставаясь таким, каков ни на есть, и не силясь перерасти себя.

Это напоминает мне две ветви ортодоксального буддизма: более трудную и требовательную Махаяну – «большую колесницу», или «большой путь», – и более будничную и блеклую Хинаяну – «малую колесницу», «малый путь». Главное и решающее – какой колеснице мы вверим нашу жизнь.

Таким образом, деление общества на массы и избранные меньшинства типологическое и не совпадает ни с делением на социальные классы, ни с их иерархией.

Нам еще предстоит убедиться, что плебейство и гнет массы даже в кругах традиционно элитарных – характерный признак нашего времени. Так, интеллектуальная жизнь, казалось бы, взыскательная к мысли, становится триумфальной дорогой псевдоинтеллигентов, не мыслящих, немыслимых и ни в каком виде неприемлемых.

Ничем не лучше останки «аристократии», как мужские, так и женские. И напротив, в рабочей среде, которая прежде считалась эталоном массы, не редкость сегодня встретить души высочайшего закала.

Источник: https://www.litmir.me/br/?b=81182&p=1