Хорхе Луис Борхес «Сад расходящихся тропок»
Annotation
Во второй том Собрания сочинений Хорхе Луиса Борхеса (1899–1986) вошли произведения 1942–1969 годов — времени расцвета творчества писателя. Это сборники новелл и эссе «Вымышленные истории», «Алеф», «Новые расследования», книги стихов и прозы «Создатель», «Иной и прежний», «Хвала тьме», а также статьи и рецензии из периодики.
- ХОРХЕ ЛУИС БОРХЕС
- Предисловие
- Тлен, Укбар, Орбис Терциус
- Приближение к Альмутасиму
- Пьер Менар, автор «Дон Кихота»
- В кругу развалин
- Лотерея в Вавилоне
- Анализ творчества Герберта Куэйна
- Вавилонская библиотека
- Сад расходящихся тропок
- notes
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- 8
- 9
- 10
- 11
- 12
- 13
- 14
- 15
- 16
- 17
- 18
- 19
- 20
- 21
- 22
- 23
- 24
- 25
- 26
- 27
- 28
- 29
- 30
- 31
- 32
- 33
- 34
- 35
- 36
- 37
- 38
- 39
- 40
- 41
- 42
- 43
- 44
- 45
- 46
- 47
- 48
- 49
- 50
- 51
- 52
- 53
- 54
- 55
- 56
- 57
- 58
- 59
- 60
- 61
- 62
- 63
- 64
- 65
- 66
- 67
- 68
- 69
- 70
- 71
- 72
- 73
- 74
- 75
ХОРХЕ ЛУИС БОРХЕС
САД РАСХОДЯЩИХСЯ ТРОПОК
Предисловие
Семь произведений, составляющих эту книгу, не требуют особых разъяснений. Седьмой рассказ («Сад расходящихся тропок») — это детектив, читатели которого окажутся свидетелями совершения преступления, а также проследят за всеми приготовлениями к нему.
Замысел преступника не будет скрыт от читателя, но, как мне кажется, и не будет им понят вплоть до последних строчек. Остальные рассказы написаны в жанре фантастики. Одному из них — «Лотерея в Вавилоне» — не чужд грех символизма. Что касается «Вавилонской библиотеки», то я не первый автор этого сюжета.
Тем, кому интересны его история и предыстория, я могу предложить обратиться к одной из страниц пятьдесят девятого номера журнала «Юг», где перечислены столь несхожие имена: Левкипп и Лассвиц, Льюис Кэрролл и Аристотель… В рассказе «В кругу развалин» нереально все; в «Пьере Менаре, авторе „Дон Кихота“» важно то, что внушает его главный герой.
Список произведений, которые я ему приписываю, не слишком-то занимателен, но он вовсе не произволен: это некая диаграмма истории его разума.
Труд составителя толстых книг, труд того, кто должен растянуть на пятьсот страниц мысль, полное устное изложение которой занимает считанные минуты, тяжкий и изматывающий, сродни безумному бреду. Лучше поступить следующим образом: сделать вид, что эти толстые книги уже написаны, и предложить читателю их резюме, какой-то комментарий к этим текстам.
Так поступил Карлейль в «Sartor Resartus», так же — Батлер в «The Fair Haven»[1]. Несовершенство этих произведений состоит в том, что они — тоже книги, при этом ничуть не менее вторичные, чем все другие. Будучи более практичным, более бездарным и более ленивым, я предпочел создавать комментарии и примечания к воображаемым книгам.
Таковы «Тлён, Укбар, Орбис Терциус» и «Анализ творчества Герберта Куэйна».
Х. Л. Б.
Тлен, Укбар, Орбис Терциус
I
Открытием Укбара я обязан сочетанию зеркала и энциклопедии. Зеркало тревожно мерцало в глубине коридора в дачном доме на улице Гаона в Рамос-Мехиа; энциклопедия обманчиво называется The Anglo-American Cyclopaedia[2] (Нью-Йорк, 1917) и представляет собою буквальную, но запоздалую перепечатку Encyclopaedia Britannica[3] 1902 года. Дело было лет пять тому назад.
В тот вечер у меня ужинал Биой Касарес, и мы засиделись, увлеченные спором о том, как лучше написать роман от первого лица, где рассказчик о каких-то событиях умалчивал бы или искажал бы их и впадал во всяческие противоречия, которые позволили бы некоторым — очень немногим — читателям угадать жестокую или банальную подоплеку.
Из дальнего конца коридора за нами наблюдало зеркало. Мы обнаружили (поздней ночью подобные открытия неизбежны), что в зеркалах есть что-то жуткое. Тогда Биой Касарес вспомнил, что один из ересиархов Укбара заявил: зеркала и совокупление отвратительны, ибо умножают количество людей.
Я спросил об источнике этого достопамятного изречения, и он ответил, что оно напечатано в The Anglo-American Cyclopaedia, в статье об Укбаре. В нашем доме (который мы сняли с меблировкой) был экземпляр этого издания.
На последних страницах тома XXVI мы нашли статью об Упсале; на первых страницах тома XXVII — статью об «Урало-алтайских языках», но ни единого слова об Укбаре. Биой, слегка смущенный, взял тома указателя. Напрасно подбирал он все мыслимые транскрипции: Укбар, Угбар, Оокбар, Оукбар… Перед уходом он мне сказал, что это какая-то область в Ираке или в Малой Азии.
Признаюсь, я кивнул утвердительно, с чувством некоторой неловкости. Мне подумалось, что эта нигде не значащаяся страна и этот безымянный ересиарх были импровизированной выдумкой, которою Биой из скромности хотел оправдать свою фразу. Бесплодное разглядывание одного из атласов Юстуса Пертеса укрепило мои подозрения.
На другой день Биой позвонил мне из Буэнос-Айреса. Он сказал, что у него перед глазами статья об Укбаре в XXVI томе Энциклопедии. Имени ересиарха там нет, но есть изложение его учения, сформулированное почти в тех же словах, какими он его передал, хотя, возможно, с литературной точки зрения менее удачное.
Он сказал: «Copulation and mirrors are abominable»[4]. Текст Энциклопедии гласил: «Для одного из этих гностиков видимый мир был иллюзией или (что точнее) неким софизмом. Зеркала и деторождение ненавистны (mirrors and fatherhood are hateful), ибо умножают и распространяют существующее».
Я совершенно искренне сказал, что хотел бы увидеть эту статью.
Через несколько дней Биой ее принес. Это меня удивило — ведь в подробнейших картографических указателях «Erdkunde»[5] Риттера не было и намека на название «Укбар». Принесенный Биоем том был действительно томом XXVI Anglo-American Cyclopaedia.
На суперобпожке и на корешке порядковые слова были те же (Тор — Уpc), что и в нашем экземпляре, но вместо 917 страниц было 921. На этих-то дополнительных четырех страницах и находилась статья об Укбаре, не предусмотренная (как читатель наверняка понял) словником. Впоследствии мы установили, что никаких других различий между томами нет.
Оба (как я, кажется, уже говорил) — перепечатка десятого тома Encyclopaedia Britannica. Свой экземпляр Биой приобрел на аукционе.
Мы внимательно прочли статью. Упомянутая Биоем фраза была, пожалуй, единственным, что там поражало. Все прочее казалось весьма достоверным, было по стилю вполне в духе этого издания и (что естественно) скучновато. Перечитывая, мы обнаружили за этой строгостью слога существенную неопределенность.
Из четырнадцати упомянутых в географической части названий мы отыскали только три — Хорасан, Армения, Эрзерум, — как-то двусмысленно включенные в текст. Из имен исторических — лишь одно: обманщика и мага Смердиса, приведенное скорее в смысле метафорическом.
В статье как будто указывались границы Укбара, но опорные пункты назывались какие-то неизвестные — реки да кратеры да горные цепи этой же области. К примеру, мы прочитали, что на южной границе расположены низменность Цаи-Хальдун и дельта реки Акса и что на островах этой дельты водятся дикие лошади. Это значилось на странице 918.
Из исторического раздела (страница 920) мы узнали, что вследствие религиозных преследований в тринадцатом веке правоверные скрывались на островах, где до сих пор сохранились их обелиски и нередко попадаются их каменные зеркала. Раздел «Язык и литература» был короткий.
Одно привлекало внимание: там говорилось, что литература Укбара имела фантастический характер и что тамошние эпопеи и легенды никогда не отражали действительность, но описывали воображаемые страны Млехнас и Тлен… В библиографии перечислялись четыре книги, которых мы до сих пор не отыскали, хотя третья из них — Сайлэс Хейзлем, «History of the Land Called Uqbar»[6], 1874 — значится в каталогах книжной лавки Бернарда Куорича[7]. Первая в списке «Lesbare und lesenwerthe Bemerkungen uber das Land Ugbar in Klein Asien»[8] имеет дату 1641 год и написана Иоганном Валентином Андрее. Факт, не лишенный интереса: несколько лет спустя я неожиданно встретил это имя у Де Куинси («Writings»[9], том тринадцатый) и узнал, что оно принадлежит немецкому богослову, который в начале XVII века описал вымышленную общину розенкрейцеров — впоследствии основанную другими по образцу, созданному его воображением.
В тот же вечер мы отправились в Национальную библиотеку. Тщетно ворошили атласы, каталоги, ежегодники географических обществ, мемуары путешественников и историков — никто никогда не бывал в Укбаре.
В общем указателе энциклопедии Бьоя это название также не фигурировало.
На следующий день Карлос Мастронарди (которому я рассказал об этой истории) приметил в книжной лавке Корриентеса и Талькауано черные, позолоченные корешки «Anglo-American Cyclopaedia»… Он зашел в лавку и спросил том XXVI. Разумеется, там не было и намека на Укбар.
II
Какое-то слабое, все более угасающее воспоминание о Герберте Эше, инженере, служившем на Южной железной дороге, еще сохраняется в гостинице в Адроге, среди буйной жимолости и в мнимой глубине зеркал. При жизни он, как многие англичане, вел существование почти призрачное; после смерти он уже не призрак даже, которым был раньше.
А был он высок, худощав, с редкой прямоугольной, когда-то рыжей бородой и, как я понимаю, бездетный вдовец. Через каждые несколько лет ездил в Англию поглядеть там (сужу по фотографиям, которые он нам показывал) на солнечные часы и группу дубов.
Мой отец с ним подружился (это, пожалуй, слишком сильно сказано), и дружба у них была вполне английская — из тех, что начинаются с отказа от доверительных признаний, а вскоре обходятся и без диалога.
Они обменивались книгами и газетами, часто сражались в шахматы, но молча… Я вспоминаю его в коридоре отеля, с математической книгой в руке, глядящим: на неповторимые краски неба. Как-то под вечер мы заговорили о двенадцатеричной системе счисления (в которой двенадцать обозначается через 10).
Эш сказал, что он как раз работает над перерасчетом каких-то двенадцатеричных таблиц в шестидесятеричные (в которых шестьдесят обозначается через 10). Он прибавил, что работу эту ему заказал один норвежец в Риу-Гранди-ду-Сул.
Восемь лет были мы знакомы, и он ни разу не упомянул, что бывал в тех местах… Мы поговорили о пастушеской жизни, о «капангах»[10], о бразильской этимологии слова «гаучо», которое иные старики на востоке еще произносят «гаучо», и — да простит меня Бог! — о двенадцатеричных функциях не было больше ни слова.
В сентябре 1937 года (нас тогда в отеле не было) Герберт Эш скончался от разрыва аневризмы. За несколько дней до смерти он получил из Бразилии запечатанный и проштемпелеванный пакет. Это была книга ин-октаво. Эш оставил ее в баре, где — много месяцев спустя — я ее обнаружил. Я стал ее перелистывать и вдруг почувствовал легкое головокружение — свое изумление я не стану описывать, ибо речь идет не о моих …
Источник: https://knigogid.ru/books/286114-sad-rashodyaschihsya-tropok/toread
Сад расходящихся тропок — это… Что такое Сад расходящихся тропок?
«Сад расходя́щихся тро́пок» (исп. El jardín de senderos que se bifurcan) — рассказ аргентинского писателя Хорхе Луиса Борхеса, написанный в 1941 году и посвящённый Виктории Окампо. В 1944 году был издан в составе одноимённого сборника в книге «Вымышленные истории».
Сюжет
Рассказ открывается с утверждения автора об ошибочности причин задержки наступления британских войск в Сен-Монтобане 24 июля 1916 года, указанных в книге Лиддел Гарта «История Первой Мировой войны». Далее Борхес ссылается на заявление некоего Ю Цуна, которое приводит ниже и которое собственно и составляет рассказ.
В своём письме Ю Цун, являющийся резидентом немецкой разведки и раскрытый капитаном Ричардом Мэдденом, рассказывает о попытке передать в Германию название места, где расположен парк британской артиллерии.
По телефонному справочнику он узнаёт имя человека, который может передать его известие, и отправляется к нему. Им оказывается некий Стивен Альбер.
По дороге Ю Цун предаётся воспоминаниям о своём прадеде Цюй Пэне , который хотел написать роман, превзошедший бы Сон в красном тереме, и создать лабиринт, где бы заблудился каждый. Однако роман оказался бессмыслицей, а лабиринт так и не нашли.
Когда Ю Цун прибывает к Альберу, то Альбер предлагает посмотреть ему сад расходящихся тропок, который также создал Цюй Пэн. В итоге оказывается, что сад, роман и лабиринт — это одно и то же. Цюй Пэн создал роман, в котором, как в лабиринте, ветвятся и переплетаются реальности.
После того, как Альбер показал роман, Ю Цун убивает его. В этот момент его настигает Ричард Мэдден. На следующий день в газетах публикуют известие о загадочном убийстве Стивена Альбера. После чего немецкая авиация бомбит город Альбер, где и находились британские дивизии. Так Ю Цун выполнил свою задачу.
Сад
Роман Цюй Пэна является своего рода шарадой, в которой зашифровано время. В романе, являющемся садом расходящихся тропок, в отличие от традиционного романа герой выбирает все находящиеся перед ним возможности.
В одной главе герой умирает, в другой — он снова жив. Таким образом, роман становится бесконечным.
Он является подобием мира, каким видел его Цюй Пэн, не веривший в единое время, а веривший в сеть бесчисленных временных рядов.
В конце рассказа Альбер говорит Ю Цуну, что в одном из неисчислимых вариантов будущего он — его враг, в другом — друг. В действительности оказалось и то, и другое: Альбер раскрыл Ю Цуну сущность творения его предка, но Ю Цун вынужден был убить его для выполнения задания.
Интерпретации и аллюзии
Х.Л. Борхес
По сути Сад расходящихся тропок является борхесовской трактовкой многомировой интерпретации, согласно которой существует множество параллельных миров. Однако Борхес идёт ещё дальше: он допускает возможность прекрещивания, переплетения временных линий, таким образом мир предстаёт огромным, бесконечным лабиринтом, что Борхес множество раз различно интерпретировал в своих произведениях.
Аллюзией на рассказ является сетевая литературная игра «Сад расходящихся хокку», созданная в 1997 году Дмитрием Маниным, Романом Лейбовым и Михаилом Лейпунским.
Художественные особенности
Использование ссылки на Лиддела Гарта для Борхеса весьма типично: он традиционно отсылает читателя на реальные источники, что создаёт сильный эффект реальности происходившего (см. в особенности Тлён, Укбар, Орбис Терциус и Аналитический язык Джона Уилкинса).
Во временной промежуток, указанный в книге Гарта, Борхес вставляет заявление Ю Цуна. Но помимо этого он в само письмо Ю Цуна помещает ещё несколько текстов: письмо из Оксфорда, тома китайской Утраченной Энциклопедии и, наконец, сам Сад расходящихся тропок — роман Цюй Пэна.
А также, по мнению Бориса Дубина, поступок Ю Цуна как послание в Германию, написанное жизнью самого Ю Цуна, который превратил жизнь в текст[1].
Экранизации
- 1983 — Сад (реж. Александр Кайдановский (дебютная режиссёрская работа)
Примечания
Ссылки
- Сад расходящихся тропок в библиотеке Максима Мошкова
Источник: https://dic.academic.ru/dic.nsf/ruwiki/1618487
Хорхе Луис Борхес «Сад расходящихся тропок»
Доктор Ю Цун — в прошлом преподаватель английского языка в Циндао, а ныне немецкий агент, оказавшийся на грани разоблачения и, вероятно, смерти. Ему нужно передать важные сведения, касающиеся парка британской артиллерии, своему руководству…
Некогда его предок Цюй Пэн создал необычайный лабиринт, лабиринт символов. Теперь Ю Цун строит свой лабиринт из действий и событий.
По этому рассказу А. Кайдановский снял свою дебютную режиссёрскую работу — короткометражный фильм «Сад» (1983).
Входит в:
- — сборник «Сад расходящихся тропок», 1941 г.
- — сборник «Смерть и буссоль», 1951 г.
- — антологию «Рассказы магов», 2002 г.
- — антологию «Свидетели обвинения», 1989 г.
- — антологию «Once Against the Law», 1968 г.
- — антологию «Из копилки детектива», 1991 г.
- — антологию «Мистические рассказы», 2002 г.
- — антологию «Мистические рассказы», 2005 г.
- — антологию «Аргентинские рассказы», 1981 г.
1981 г. 1984 г. 1984 г. 1989 г. 1990 г. 1992 г. 1992 г. 1992 г. 1994 г. 1994 г. 1999 г. 1999 г. 2000 г. 2000 г. 2000 г. 2001 г. 2002 г. 2002 г. 2002 г. 2002 г. 2003 г. 2004 г. 2005 г. 2007 г. 2009 г. 2011 г. 2014 г. 2015 г. 2016 г. Издания на иностранных языках: 1968 г. 2008 г. 2008 г. 2016 г.
Сортировка: по дате | по рейтингу | по оценке
Apiarist, 5 апреля 2011 г.
Вчера я прочитал это произведение и еще какое-то время после прочтения размышлял о вложенных в него идеях, их реализации автором. Конечно, «Сад расходящихся тропок» мне очень понравился. Иначе зачем бы мне выставлять «10»?
А в каком-то – другом, не этом, – из возможных вариантов развития событий я прочитал сей рассказ и остался разочарован, и меня посетило недоумение: «отчего многие так хвалят этого Борхеса?!». А в третьем варианте я еще не читал «Сад…», мне это только предстоит, и я с пытливостью школяра ловлю настрой, с которым следует подступиться к рассказу, из отзывов на него.
И вот предо мной сад – не сад, что? Мир, холодно-реальный и поэтически-красивый. Жестокая правда соседствует с метафизической образностью. А каков язык! Лаконично и точно, ничего лишнего, мысль концентрированна и жива.
В начале повествования задаюсь вопросом: зачем тебе, главный герой, этот Стивен Альбер? Что тебе в нем, кто он такой? По мере развития сюжета знакомлюсь с персонажем по имени Альбер, вижу в нем натуру исследователя, проникаюсь к нему уважением, признанием его неординарности и ума.
Поначалу еще держу в мыслях цель, которая заставила героя обратиться к Стивену, держу, держу, а потом под натиском новых образов и идей, сильных и глубоких, именно которые и стоят в центре рассказа, упускаю, – как же придется пожалеть об этом в самом конце рассказа, где на меня, поглощенного красивым и великим, вдруг свалится жестокое и приземленно-прагматичное. Да, меня очень легко оказалось завести в лабиринт идеи произведения.
А в лабиринте повествования, по которому следовал под доносящиеся «из» рассказа звуки китайской музыки, время останавливалось, являя гений описанного в «Саду расходящихся тропок» мудреца Поднебесной. Его идея велика (точнее, необъятна), а воплощение этой идеи – и тонко, и красиво, и искусно.
Меня ждало погружение в процесс открытия замысла, претендующего на абсолютную глобальность. И это меня увлекло, как увлекло и главного героя, о цели визита которого к Альберу я полностью, напрочь забыл, как, был уверен я, забыл и главный герой… Но как же здорово придумал всё и воплотил свою идею китайский мудрец!..
Роскошно!.. Борхес – Мастер!..
Развязка истории напомнит мне о принципе «меньшего зла»… Но узнавать его на таком сильном контрасте с чем-то по-настоящему глубоким, на фоне восторженности и ощущаемых признательности, благодарности, испытываемыми главным героем, оказалось крайне неожиданно. …Жаль, что на показанной в рассказе одной из расходящихся тропок события сложились таким вот известным образом.
Рассказ сильный и пронзительный, захватывающий и глубокий!..
jamuxa, 23 января 2011 г.
Итак, экспозиция: Англия, первая мировая, провал германского агента.
Преследуемый, он же немецкий шпион, — китаец; преследователь — ирландец на службе у англичан, «человек, которого обвинили в недостатке рвения, а то и в измене…» ; интрига — полнейший цейтнот:
как «докричаться», имея лишь 40 минут форы, до берлинского «шеф», «презирающего людей моей крови», в своём унылом кабинете изучающим газеты? как передать ему точное место дислокации британской артиллерии? «доказать этой варварской стране, что желтолицый может спасти германскую армию…»
Загнанный в угол китаец? — быть такого не может: «осознание собственного ничтожества скоро перешло в какую-то утробную радость» — есть-есть у любого китайца тайное оружие: величайший военный трактат всех времён и народов «Сунь-цзы» с приложением колоды карт в 36 листов «стратагем», можно-можно перекинуться «в дурака«! Война — путь обмана…, — «…в слабости я почерпнул силы…» Практический совет всем шпионам, диверсантам и спецагентам: «исполнитель самого чудовищного замысла должен вообразить, что осуществил его, сделать своё будущее непреложным, как прошлое». Тлёновский не «хрёнер», но уже «ур» (объект, извлечённый из небытия надеждой).
Шпионский триллер? — отчасти: дальше лабиринты, и лабиринты, и Лабиринт Лабиринтов, который охватывает прошедшее и грядущее и каким-то чудом вмещает всю вселенную: вечно разветвляющиеся время, ведущее к неисчислимым вариантам будущего…. Но, об этом надо читать.
И какое мастерское «клеймо» на военное время: «…несколько фермеров, женщина в трауре, юноша, углубившийся в Тацитовы «Анналы, забинтованный и довольный солдат…»( вагоны пригородного поезда).
Китаец докричался.
stogsena, 9 марта 2008 г.
El jardin de senderos que se bifurcan…
Сколько тропок в этом саду, сколько соприкасающихся мировых линий сводит/разъединяет автор в Эшгроувском доме китаиста, имя которого уже приговорило его к смерти? Как-то давным-давно, я-еще-студент задал на встрече Большого режиссера с благодарной публикой вопрос по поводу нашумевшего на тот момент фильма: «А вот какую такую символическую нагрузку у вас несет образ ученого, перевозящего компанию во главе с Олегом Борисовым с острова на лодке»? «По сути, это головоломка, своеобразный кубик Рубика», — услышал я в ответ. — «Каждый видит то, что подсказывают ему архетипы. Например, комиссия решила было вырезать эпизод из-за сходства персонажа с христианскими святыми, но его спасло мнение представителя компетентных органов: «Что вы — это же молодой Феликс Эдмундович!»» О чем это я… Ах, да, хотел сказать, что количество тропок сада существенно превосходит три общепризнанные, поскольку воображаемые, по сути, неотличимы от реальных. Чтобы не быть голословным, дам одну, которую мне пришлось обсуждать примерно в те же времена «Парада планет»…
В год, когда в семье аргентинского юриста появился на свет младенец Хорхе, действительный член Парижской и почетный член Петербургской Академий Анри Пуанкаре завершил свой трактат «Новые методы небесной механики», посвященный исследованию дифференциальных уравнений.
Это теперь второкурсники технических Вузов с легкостью пользуются такими понятиями, как «фазовая траектория», «сечение Пуанкаре», «предельный цикл», и, наконец «бифуркация». Как там у мертвого китаиста: « — и есть грандиозная шарада, притча, ключ к которой — время…
» В начале 40-х немец Эберхард Хопф как раз поведал о бифуркации рождения цикла из состояния равновесия в решениях систем нелинейных дифуров.
Я этого не могу осмыслить — сын аргентинского юриста на пару с Альбером рассуждают обо всех этих «временных рядах», как заправские математики, использующие вышеуказанные «сечения» и «траектории», как мы используем вилки и ножи в процессе еды. Как такие ребята могут воспринять El jardin de senderos — «изображение траекторий», точнее, «фазовый портрет»? …que se bifurcan — итого, «Бифуркации фазового портрета…»
Резюме. Рассказ «Сад расходящихся тропок» — изложение современной теории катастроф «на пальцах», в стиле Эйнштейновского «муравья в стакане», опубликованное до ее рождения. Читать всем, кто хочет понять, как и почему возникают временные ветвления, петли и циклы…
Alex321, 23 мая 2008 г.
- Этот рассказ — абсолютная классика жанра в том смысле, что определяет революцию и новое направление.
- Постмодернистский рассказ, написанный до самого этого понятия, причем содержащий практически все основы постмодерна.
- Образ гипертекста, данный задолго до его реализации в Интернете.
- Только в последние годы начинают практическую реализацию этих идей в полном объеме.
- Просто блеск!
Rovdyr, 4 февраля 2016 г.
Несмотря на некоторую нескладность конструкции сюжета (имею в виду шпионскую историю, которая обрамляет суть рассказа — мне такие истории никогда не нравились), считаю «Сад расходящихся тропок» одним из своих самых любимых произведений Борхеса.
Ибо центральная идея рассказа производит поистине волшебное и восхитительное впечатление. Книга как бесконечный лабиринт мыслей и событий (кто знает, какова между ними грань?), подразумевающая многомерность времени и неисчислимую многовариантность исходов.
Цюй Пэн создал, на первый взгляд, огромную кучу черновиков с бессмысленными текстами — этакий Хаос. Но это лишь сугубо человеческая (материальная — и в координатах нашего мира) реализация, в которой можно усмотреть путь к всеохватывающему Космосу.
Размышления об этом неизменно завораживают.
Добавлю также, что поскольку мне очень интересна китаистика, с удовольствием обратил внимание на упоминание в рассказе и выдающегося деятеля китайской истории Юнлэ (Третий Император Лучезарной Династии), и романа «Сон в красном тереме» — крупного феномена в китайской литературе, которому даже посвящен специальный музей в Пекине.
drogozin, 19 августа 2010 г.
Философский детектив? Маг-реалистический шпионский триллер? Как определить эту уникальную историю, где под маской детективного сюжета скрывается глубокая философская притча, поражающая одновременно неопределённой хаотичностью и ужасающей симметрией. А шпионская история её блестяще прячет и иллюстрирует.
Образы лабиринта и книги — одни из основных в творчестве Борхеса. Он склонен их бесконечно до предела развивать, проводя аналогии с миром, с временем и с человеческой жизнью. И когда ему удаётся вплетать свои невероятные идеи в реальную жизнь, получаются вот такие замечательные истории.
Kalkin, 7 марта 2008 г.
Гениальный рассказ, наполненный смыслом до краев. Что интересно, один пласт смысла не накрывает другой, как это часто бывает у Борхеса, нет, они вкраплены друг в друга, образуя словно систему озер. Смешение психологизма и символизма, лабиринт Цюй Пэна как символ символов… Яркие образы, блестящий слог — настоящий, блистательный Борхес.
necrotigr, 8 марта 2008 г.
Не могу сказать, что до конца понял этот рассказ — уж больно много всего, и это всё расходится по совершенно разным путям:smile: Шпионский боевик уходит на второй план, уступая место разговору Ю Цуна и профессора Альбера, и снова возвращается в финале.
И это всего лишь одна «тропка» в этом рассказе, который сам представляет собой мистико-философский лабиринт, своего рода литературную фугу, где каждая линия несёт не только свой смысл, но и является частью сложной, но великолепной по своей красоте системы…
Anastasia2012, 5 января 2011 г.
Новелла о времени, о его возможностях и ловушках, об опасности заплутать и даже погибнуть в лабиринте времени, но и о преимуществах разветвления «тропок» в нём.
Как приятно думать, что воспринимаемый сегодня недруг параллельно и друг.
Так приятно надеяться, что навалившиеся проблемы просто результат такого варианта временного пути. Ведь всё и иначе параллельно.
Люблю такие произведения: без цельноскроенных начала и конца. Завязка и, соответственно, развязка — в моём полном распоряжении.
Подписаться на отзывы о произведении
Источник: https://fantlab.ru/work68779
48. Произведения Борхеса «Вавилонская библиотека», «Сад расходящихся тропок»
Новеллы Борхеса –
интеллектуальная загадка, где читатель
должен быть активен, как дешифровщик. Борхес прекрасно понимает, к каким
последствиям может привести страх
обитателей Вавилонской библиотеки ,
взявший верх над силой разума.
Избегая
грубой дидактики, Борхес опровергает
их боязливое решение целым рядом
подсказок. Например, в новелле говорится,
что библиотека содержит верный каталог,
а также каталог, доказывающий его
фальшивость.
Сопоставив факты, читатель
приходит к выводу, что книга, якобы
содержащая, все истины бесконечного
мира-библиотеки, должна иметь своего
антипода – другую книгу, по отношению
к которой первая будет выглядеть
блестящим образцом лжи.
В своем эссе
«По поводу классиков» Борхес писал,
что «всякое предпочтение может оказаться
предрассудком». Это относится и к
обитателям Вавилонской библиотеки ,
которые отдали предпочтение одной
книге.
Главный
герой новеллы «Вавилонская библиотека»
– некая реально существующая библиотека,
которая объемлет все мировое пространство.
Она запутанна, как лабиринт. Книги
перекликаются в ней, зеркально отражаясь
друг в друге.
По сравнению с этой
библиотекой легендарная Вавилонская
башня – жалкая претензия человеческого
воображения на грандиозность. Библиотека
состоит из секций, секции имеют форму
шестигранников и служат одновременно
книгохранилищами и читальными залами.
Каждый шестигранник пронизывает винтовая
лестница, уходящая вниз и вверх.
Ко
всему, что находится в библиотеке, и к
ней самой не применимы понятия начала
и конца: бесконечность – ее главная
характеристика.
Обитатели этой причудливой
вселенной – конечно, люди читающие –
однажды испугались холодной бесконечности
своего мира и стоящей перед ними задачи
познать его и смиренно согласились с
чьей-то сомнительной идеей, будто в
библиотеке имеется книга, «содержащая
суть и краткое изложение всех остальных».
«
Сад расходящихся тропок »
был написан в 1941 году. Сама дата наталкивает
на определенные ассоциации и размышления.
Третий год шла Мировая война, еще более
жестокая, чем предыдущая, которая отчасти
и нашла отображение в рассказе.
Борхес не мог не чувствовать ту атмосферу, что
царила в воздухе, даже несмотря на то,
что он был в спокойном Буэнос-Айресе.
У
него не могли не всплыть воспоминания
и ассоциации с временем своей молодости;
ведь в течение всей Первой мировой войны
он жил в Европе, в самом сердце конфликта,
что убил и покалечил миллионы человек.
Оттуда, возможно, те важные детали,
которые помогают передать атмосферу в
начале рассказа: «Перрон был почти
пуст. Я прошел по вагонам: помню
нескольких фермеров, женщину в трауре,
юношу, углубившегося в Тацитовы «Анналы»,
забинтованного и довольного солдата.»
Сам автор « Сада расходящихся тропок » называл период
своей жизни с 1937 по 1945 «девятью глубоко
несчастными годами». И у него были на
то основания: он был одинок, беден
(несмотря на все плюсы должности
библиотекаря, платили тогда мало) и у
него начались проблемы со здоровьем
(процесс ухудшения зрения, который в
дальнейшем привел к полной слепоте, уже
давал о себе первые знаки).
Если вкратце
пересказывать сюжет, то он может, на
первый взгляд, показаться чересчур
простым. 1916 год, работающий на немецкую
разведку в Англии китаец Ю Цун пишет,
находясь в заключении и будучи
приговоренным к смерти, о том, как он
убил китаиста Стивена Альбера, чья
смерть стала сигналом для германской
армии разбомбить город Альбер, где
находился новый парк британской
артиллерии.
Но все ли так
просто? Взглянем более детально: Борхес начинает свой рассказ с отсылки к
двадцать второй странице «Истории
мировой войны», в которой говорится
о задержке наступления 24 июля 1916 года.
Это хороший прием, который привязывает
нас к мысли о «реальности» происходящего.
Именно здесь начинается и заканчивается
эта «реальность» — реальность
документального факта, события.
И тут
же идет резкий поворот и отсылка к
реальности рассказа, реальности
«продиктованной, прочитанной и подписанной
доктором Ю Цуном». Начинается альтернативная
тропа.
Ю Цун, китаец на
службе у германской разведки, узнает о
разоблачении Руненберга, своего шефа,
после чего: «По телефонному справочнику
я разыскал имя единственного человека,
способного передать мое известие: он
жил в предместье Фэнтона, с полчаса езды
по железной дороге.
» При этом он опасается
преследования капитаном Мэдденом,
который, по сути, является его двойником
и отчасти психологическим близнецом,
заложником тогдашнего времени и места,
«ирландец на службе у англичан». Ими
движут примерно одинаковые мотивы.
Ю
Цин пишет следующее: «Я исполнил своей замысел потому, что чувствовал: шеф
презирает людей моей крови — тех
бесчисленных предков, которые слиты во мне. Я хотел доказать ему, что желтолицый может спасти германскую
армию. И наконец, мне надо было бежать
от капитана.
» Сам же капитан «человек,
которого обвиняли в недостатке рвения,
а то и в измене» не хочет упускать
возможности выслужиться перед англичанами.
Здесь начинается принцип двоичности
персонажей. О нем пойдет речь чуть позже.
Ю Цин едет к доктору
Стивену Альберу с единственной целью
– убить его. Борхес описывает этот
путь очень детально, сам образ дороги,
на которой можно запутаться и выбрать
неверное направление предшествуют
образу сада-лабиринта , в котором можно
заблудиться.
Но вот этот путь перетекает
в то странное чувство, которое овладевает
Ю Цином, и это смесь предчувствия,
воспоминаний, надежды и чего-то другого…это
снова лабиринт, лабиринт мыслей и чувств:
«Я подумал о лабиринте лабиринтов, о
петляющем и растущем лабиринте, который
охватывал бы прошедшее и грядущее и
каким-то чудом вмещал всю Вселенную.
Поглощенный призрачными образами, я забыл свою участь беглеца и, потеряв
ощущение времени, почувствовал себя
самим сознанием мира.» Затем лабиринт
мыслей перетекает в упорядоченность
звуков, причем звуков родных для Ю Циня:
«И тут я понял: музыка доносилась
отсюда, но что самое невероятное — она была китайская.
Поэтому я и воспринимал
ее не задумываясь, безотчетно. Не помню,
был ли у ворот колокольчик, звонок или
я просто постучал. Мелодия все
переливалась.»
Сложен
для анализа момент встречи Ю Циня и
его жертвы, особенно сложно оценивать
то спокойствие, то чувство непонятной
покорности судьбе и случаю, с которым
Стивен Альбер приветствует своего
будущего убийцу.
Отдельного
рассмотрения заслуживает образ лабиринта.
Можно было бы приводить огромное
количество цитат, но разве сам рассказ
не есть лабиринт?
- Можно подвести
итог: - • Линии в рассказе
равнозначны и взаимопроникаемы - • Подбор деталей
и расстановка акцентов, но и сама
стилистика текста делает парадоксальный
финал абсолютно органичным. - • Реальность
персонажей, времени и места при их
ирреальности
Борхесу удалось
создать гениальное произведение, которое
на много лет опередило свое время. К
примеру, как можно создать гипертекст
до гипертекста?
Надеюсь, я был на
одной из правильных тропок.
49.
«Ім’я троянди» У. Еко
Интертекстуальность,
считает У. Эко присутствует во всяком
тексте его эхо будет услышано в процессе
работы над произведением. Иными словами
писатель цитирует или обращается к уже
известным сюжетам, образам, приёмам, но
теперь с тем, чтобы пародировать или
переоценивать их.
Всемирную известность
принёс У.Эко роман «Имя розы», В своих
работах, посвящённых исследованию
проблем Средневековья, У.
Эко постоянно
проводит параллели с настоящим и
утверждает, что в «Средневековье — корни
всех наших современных «горячих»
проблем».
Такие проблемы конца 70-х годов,
как противостояние двух идеологических
систем, гонка вооружений, экстремистские
движения, общее состояние страха и
неуверенности и побудило У. Эко написать
роман о далёком прошлом – и о настоящем.
Роман сопровождают
«Заметки на полях» «Имени розы», в
которых У. Эко разъясняет основные
понятия постмодернизма, его исторические
и эстетические истоки.
Автор замечает,
что он видит средневековье в глубине
любого предмета, даже такого, который
вроде не связан со средними веками, а
на самом деле связан. Всё связано. В
средневековых хрониках У.
Эко открыл
«эхо интертекстуальности», ибо «во всех
книгах говориться о других книгах,.всякая
история пересказывает историю уже
рассказанную».
Уже в «Прологе»
писатель начинает играть с «чужим
текстом». Так, первая фраза «В начале
было Слово, и Слово было у Бога, и слово
было Бог» заставляет вспомнить Евангелие
от Иоанна. До самого конца романа «звучат»
тексты произведений средневековых авторов, причём автор смело вводит
латынь.
Тут же читатель сразу узнаёт о
главном герое брате Вильгельме, который
«движим был единственной страстью – к
истине, и страдал от единственного
опасения.что истина не то, чем кажется
в данный миг». Вильгельм ростом выше
среднего, он казался ещё выше из-за
худобы.
взгляд острый, проницательный.
Тонкий, чуть крючковатый нос сообщал
лицу настороженность. Подбородок также
выказывал сильную волю. Ему около
пятидесяти лет, он знает периоды бодрости и прострации, во время которых принимает наркотики.
Его слова кажутся лишёнными
логики, но на самом деле наполнены
глубокого смысла.
Брат Вильгельм
поражает своими знаниями – и
противоречивостью пристрастий. Вильгельм
Оккамский – логик и метод соединения
противоречивых гипотез создал герой
под его влиянием. Роджер Бекон, имя
которого часто упоминается в романе и
который был для героя воплощением
всепобеждающей силы науки, известен,
как противник логики. Наконец,
полное имя учёного
францисканца Вильгельм Баскервильский,
а его ученика зовут
Адсон – намёк
более чем прозрачный. С первого часа
первого дня пребывания в монастыре
Вильгельм использует знаменитый
дедуктивный метод Шерлока Холмса.
Его роман – это
многоплановая структура, своеобразный
лабиринт, в котором множество ходов,
заканчивающихся тупиками -, и единственный
выход, который и обнаруживает в конце
концов Тезей – Вильгельм Баскервильский,
проявляя при этом умение логически –
и парадоксально!- мыслить.
Этот герой по ходу
романа выполняет две миссии: во-первых,
расследует убийство, повергшее в ужас,
во-вторых, он, принадлежа к ордену
францисканцев, был тянут в спор с папской
курией о бедности или богатстве Иисуса
Христа – и, следовательно, в идеале
церковной жизни Вильгельм принадлежал
к группе Оккама, которая требовала
реформ церкви.
Об идее, истине,
последствиях фанатичному служению ей
также разделяет У. Эко в романе. Самые
благие намерения могут привести к
страшным последствиям, если не соблюдать
ту зыбкую грань, которая отделяет добро
от зла. В этом смысле особенно показательна
история брата Дольчина, которую рассказал
Убертин Адсону
Мечтой автора
назвать роман «Адсон из Мелька», ибо
этот герой стоит в стороне, занимает
как бы нейтральную позицию. Заглавие
«Имя розы», отмечает У. Эко подошло ему,
«потому что роза как бы символическая
фигура до того насыщена смыслами, что
смысла у неё почти нет.
Название, как и
задумано, дезориентирует читателя.
Название должно запутывать мысли, а не
дисциплинировать их. Таким образом
писатель подчёркивает, что текст живёт
своей собственной, часто независящей
от него жизнью.
Отсюда новые, различные
прочтения, интерпретации, на которые и
должно настраивать название романа.
Источник: https://studfile.net/preview/4511025/page:34/