Записки из подполья — краткое содержание повести достоевского

Записки из подполья - краткое содержание повести Достоевского«Записки из подполья», по мнению многих критиков, являются важным этапом становления прозаического таланта и авторской манеры Ф.М. Достоевского. Произведение можно воспринимать черновиком к созданию известнейших психологических романов, таких как «Преступление и наказание», «Братья Карамазовы», «Бесы», в которых герой «подполья» получит свое дальнейшее развитие.

Произведение «Записки из подполья», краткое содержание которого передать довольно сложно, имеет невысокую событийную насыщенность. Оно представляет собой размышления главного героя о своей жизни и месте в обществе. Автор записок пытается дать оценку своим поступкам, а также бездеятельности, повествуя обо всем этом в форме исповеди.

Повествование ведется от лица сорокалетнего мужчины, не так давно вышедшего в отставку с поста коллежского асессора. В начале произведения вскользь упоминается о том, что он недавно получил наследство.

Соответственно, материальный вопрос героя не беспокоит. Отделавшись от суеты будничной рутины, бывший чиновник, оказавшись в одиночестве, пытается подвести итог своей жизни и дать анализ ее значимости.

По его мнению, сорок лет – это достаточно серьезный возраст, и он не тешит себя надеждами увидеть в жизни еще что-то хорошее. В форме мемуарных записок герой исследует свою жизнь, начиная из самого детства. Ключевым моментом в этом анализе является проблема: кем я являюсь и каким меня хотели видеть другие.

Записки из подполья - краткое содержание повести ДостоевскогоНа протяжении первой части повести автор исследует сущность современного ему общества. Становится очевидным, что он презирает окружающих, действительность и, чтобы абстрагироваться от реального мира и общения с обычными людьми, укрывается в плоскости литературы. Противопоставляя себя обществу как человека мыслящего и думающего, герой тем не менее недоволен собой. Он презирает себя за слабость, трусость и неспособность противостоять окружающей действительности. Именно поэтому он и выбирает жизнь в подполье.

Вторая часть произведения демонстрирует попытки героя метания из крайности в крайность с целью доказать самому себе свою действенность и силу. Перед читателем возникают несколько событий, которые автор считает самыми яркими и показательными в своей биографии.

Читатель становится свидетелем ситуации, в которой в одном из трактиров героя, помешавшего на пути некому офицеру, последний убрал со своей дороги. Автор записок воспринял это тяжелейшим оскорблением, после которого возненавидел всех офицеров и несколько лет вынашивал план мести, ненавидя себя за то, что сразу не смог ответить обидчику.

Спустя несколько лет герой, встретившись случайно с офицером на набережной, пошел прямо на него и показательно толкнул его плечом. После чего был невероятно горд собой.

Еще одной попыткой доказать самому себе и обществу свою индивидуальность стало поведение героя на встрече с друзьями по учебе. Вместо того чтобы постараться войти в их круг, он демонстративно подчеркивал свое превосходство над остальными, унижая и оскорбляя товарищей, в результате чего снова остался одиноким и отверженным.

Записки из подполья - краткое содержание повести ДостоевскогоОсновные моменты повести

Самым ярким событием произведением является встреча с Лизой – девушкой из публичного дома, которая обладала чистой и доброй душой. Почувствовав нежность и доброту девушки, герой испытал теплые чувства к ней, однако тотчас осек себя и показательно грубо повел себя с Лизаветой, пытаясь доказать самому себе, что он лучше и выше своего окружения.

На этом гнусном поступке записки прерываются. Это позволяет читателю надеяться, что пересмотрев свою жизнь в письменном виде и проанализировав поступки, герой изменит отношение к самому себе и окружающему миру.

Характеристика героя

Записки из подполья - краткое содержание повести ДостоевскогоГлавный герой произведения – неоднозначный образ русского интеллигента, неудовлетворенного собственной ролью в обществе. Он олицетворение трагедии разума и духа, который ненавидя себя за бездействие, все же не принимает решительных шагов. Боясь казаться в обществе непонятым, не умеющим ответить на обиду, он не в состоянии самоутвердиться, поэтому прячется в подполье и презирает всех и себя за невозможность что-либо изменить.

По мнению многих критиков, герой повести Достоевского – один из многих представителей интеллигенции своего времени – людей думающих, но бездействующих. В своих копаниях в душе и моральных муках герой находит определенную радость.

По-видимому, ему в определенной степени комфортно находиться в таком состоянии, ведь что-либо поменять он попросту боится.

Многие исследователи сходятся на мысли, что герой повести – это первые наработки создания психологического типа, которого мы встретим в великом пятикнижии Достоевского.

Основные идеи произведения

В центре повести Достоевского поднимается проблема о взаимоотношении индивидуальной личности и окружающего общества. Не дав герою даже имени, автор подчеркивает собирательность своего образа, ведь большинство мыслящих людей недовольны обществом, его примитивными потребностями и ценностями.

С одной стороны, автор разделяет отношения героя к окружающему миру. С другой стороны, Достоевский показывает своего думающего героя озлобленным, слабым и морально падшим.

Из-за неумения быть действенным главный герой не становится выше общества, а, наоборот, опускается на дно.

Автор осуждает банальное существование общества и пассивное созерцание этого действительно творческими и мыслящими людьми.

Анализ произведения

Записки из подполья - краткое содержание повести ДостоевскогоВ повести, оцененной критиками как образец психологического реализма, без сомнения, отмечаются первые элементы появления экзистенциализма в русской литературе. Раскрытие внутренних мучений человека, значения его собственной фигуры в обществе и в своих глазах, размышления о ценности жизни, контрастирующее с реальным и жалким существованием, основополагающие в произведениях экзистенциализма. Повесть, которую сам автор озаглавил как «Записки», по сути, ею не является. Это скорее жанр, приближенный к мемуарам, дневникам или письмам. Исповедь, созданная в письменной форме, является попыткой материального воплощения размышлений героя и его душевных терзаний.

В стилистической эклектике произведения достаточно явно просматриваются аллегорические образы свойственные символизму. Главным символом произведения является подполье, как аллегорический образ убежища тех, кто не находит места в реальной жизни социума. Это та скорлупа, в которой герой может быть самим собой.

Символичным является и образ хрустального дворца, места которым герой называет достаточно четко сложившееся окружающее его общество. Хрустальный дворец – это не прекрасная мечта, а холодная конструкция, созданная с четко просчитанными пропорциями, где нет места индивидуальности и свободе и каждому уготована определенная социальная роль.

Советская критика трактовала образ хрустального дворца и отношение героя к нему как революционные взгляды. Однако размышления героя не имеют ничего общего с оппозицией действующему в 60-е годы XIX века политическому режиму.

Отношение к образу хрустального дворца – это непринятие традиционных людских ценностей, отторжение общепринятых межчеловеческих отношений и непринятие себя в мире действительности.

Записки из подполья - краткое содержание повести ДостоевскогоПовесть Достоевского “Неточка Незванова” представляет нам жизнь бедной девочки, и то, как жизненные обстоятельства не смогли убить ее чистую душу.

В следующей статье вы сможете ознакомиться с кратким содержанием повести Достоевского “Хозяйка”, которая является изображением картины изменчивой жизни.

Окружающих людей герой называет «нормальными», но понятие нормы у него отождествляется с негативной оценкой. Нормальных людей он считает глупыми и полагает, что так и должно быть в обществе. Яркими символами, олицетворяющими типичность, традиционность мышления обычных людей в произведении являются арифметика и денежная купюра.

Источник: https://r-book.club/russian-classics/fedor-dostoevsky/zapiski-iz-podpolya.html

Достоевский, Записки из подполья: краткое содержание

Произведение «Записки из подполья» было написано Достоевским в 1864 году. Автором записок является герой подполья.

Записки из подполья - краткое содержание повести Достоевского

Главный герой произведения

Это коллежский асессор, который вышел недавно в отставку после того, как получил небольшое наследство. Герою произведения «Записки из подполья» 40 лет. Проживает он на краю Петербурга, в «дрянной» комнате.

Этот герой и психологически в подполье: практически всегда он один, предается «мечтательству», образы и мотивы которого взяты были из книжек. Безымянный герой, кроме того, исследует собственную душу и сознание, проявляя при этом мужество и незаурядный ум.

Цель такой исповеди — узнать, можно ли быть до конца откровенным хотя бы с самим собой, не побоявшись при этом правды.

Философия главного героя

Герой полагает, что в 60-е годы 19-го века умный человек просто обречен быть «бесхарактерным». Удел ограниченных, глупых людей — различная деятельность, которая считается нормой, в то время как усиленное сознание рассматривается как болезнь.

Ум заставляет главного героя бунтовать против законов природы, открытых современной наукой. Их «каменная стена» является «несомненностью» лишь для «тупого» человека. С очевидностью примириться не согласен герой подполья. Он ощущает «чувство вины» за то, что миропорядок несовершенен, и это причиняет ему страдание.

Наука врет, что лишь к рассудку может быть сведена личность, «по табличке расчислена». «Проявление всей жизни» — это «хотенье».

Он отстаивает, вопреки всем «научным» выводам о человеческом благе и человеческой природе, право примешать к «положительному благоразумию» «пошлейшую глупость», чтобы доказать себе, что люди — это не «фортепьянные клавиши», на которых законы природы играют сами.

Записки из подполья - краткое содержание повести Достоевского

Герой, который написал записки из подполья, тоскует по способному удовлетворить его «широкость» идеалу. Это не карьера, не наслаждение, даже не «хрустальный дворец», который строят социалисты, так как он у человека отнимает основное — собственное хотенье.

Протестует герой против отождествления знания и добра, не подлежащей сомнению веры в прогресс цивилизации и науки. Цивилизация в нас «ничего не смягчает», а лишь вырабатывает, по его мнению, «многосторонность ощущений», поэтому отыскивается наслаждение и в унижении, и в чужой крови…

В человеческой природе, по мнению главного героя, заключена не только лишь потребность счастья, благоденствия, порядка, но и страдания, разрушения, хаос. «Хрустальный дворец», отбрасывающий эти негативные стороны, как идеал несостоятелен, так как лишает свободы выбора.

Уж лучше поэтому «сознательная инерция», современный «курятник», подполье.

Жизнь героя, когда тот служил в канцелярии

Однако бывало, что тоска по действительности гнала из угла. Герой, написавший записки из подполья, описал подробно одну из этих попыток.

Он еще служил в 24 года в канцелярии и презирал и ненавидел, будучи ужасно «обидчив», «мнителен» и «самолюбив», своих сослуживцев, но одновременно и боялся их.

Себя герой считал «рабом» и «трусом», как любого «порядочного» и «развитого» человека. Усиленным чтением он заменял общение с людьми, а по ночам в «темных местах» «развратничал».

Эпизод в трактире

Наблюдая за игрой на бильярде, он преградил случайно однажды в трактире одному офицеру дорогу. Сильный и высокий, тот передвинул молча «истощенного» и «низенького» героя на другое место. Тогда он хотел было затеять «литературную», «правильную» ссору, однако лишь «озлобленно стушевался», боясь, что не будет воспринят всерьез.

Герой после этого эпизода мечтал о мщении несколько лет, пытался много раз при встрече на Невском не свернуть первым. Когда же в конце концов они столкнулись плечами, офицер на это даже не обратил внимания, но герой произведения был в восторге, поскольку не уступил ни на шаг, поддержав достоинство, и поставил себя публично на равной социальной ноге с офицером.

Все эти наблюдения героя за самим собой описывает в произведении его автор, Достоевский Ф.

Записки из подполья - краткое содержание повести Достоевского

«Записки из подполья»: обед с бывшими одноклассниками

Изредка человек подполья ощущал потребность общества, которую удовлетворяли лишь единичные знакомые: Симонов, бывший школьный товарищ, и Сеточкин, столоначальник. Во время визита к Симонову он узнает, что в честь соученика готовится обед и «входит в долю» с остальными.

«Подпольного» преследует уже задолго до этого обеда страх перед возможными унижениями и обидами, так как действительность законам литературы не подчиняется и едва ли реальные люди будут исполнять роли, предписанные им в воображении одного мечтателя: смогут, например, признать и полюбить главного героя за умственное превосходство.

Он пытается на обеде оскорбить и задеть товарищей. Те просто перестают его замечать в ответ. В другую крайность впадает подпольный — публичное самоуничижение. Тогда сотрапезники отправляются в бордель без него. Для «литературности» теперь он обязан отомстить этим людям за перенесенный позор, поэтому отправляется за всеми.

Однако те уже разошлись по комнатам. Герою предлагают Лизу.

Записки из подполья - краткое содержание повести Достоевского

Эпизод в борделе

Далее Достоевский («Записки из подполья») описывает следующие события. После «разврата», «грубого и бесстыжего», герой разговаривает с девушкой. Ей 20 лет. В Петербурге она недавно, а сама — мещанка родом из Риги.

Читайте также:  Похороните меня за плинтусом - краткое содержание повести санаева

Он решает, угадав в девушке чувствительность, отыграться на ней: рисует живописные картины будущего проститутки, после чего — семейного счастья, ей недоступного. Эффект достигнут: до судорог и рыданий доводит девушку отвращение к своей жизни. «Спаситель», уходя, оставляет ей свой адрес.

Однако через «литературность» пробиваются в нем стыд за «плутовство» и жалость к Лизе. Очень любит проводить главный герой произведения «Записки из подполья» анализ собственных поступков.

Лиза приходит к герою

Девушка приходит через 3 дня. Герой, которого описывает Достоевский («Записки из подполья»), «омерзительно сконфужен».

Он открывает ей цинично мотивы своего поведения, но встречает неожиданно сочувствие и любовь с ее стороны. Он растроган, признавшись, что не может быть добрым.

Однако, устыдившись вскоре слабости, овладевает мстительно Лизой и всовывает ей 5 рублей в руку для полного торжества. Девушка, уходя, оставляет незаметно деньги.

Записки из подполья - краткое содержание повести Достоевского

Финал произведения

Герой признается, что свои воспоминания писал со стыдом. Однако он лишь доводил до крайности то, что остальные и до половины не осмеливались доводить.

Герой смог отказаться от целей общества, кажущихся ему пошлыми, однако и подполье — это «нравственное растление». «Живая жизнь», глубокие отношения с другими людьми ему внушают страх.

Так заканчивается произведение «Записки из подполья», краткое содержание которого мы описали.

Записки из подполья - краткое содержание повести Достоевского

Повесть эта сегодня после прочтения никого не оставит равнодушным. Однако сразу же после публикации в 1864 году «Записки из подполья» отзывы вызвали весьма немногочисленные, хотя представители революционно-демократического лагеря сразу же заинтересовались ими.

Единственным непосредственным откликом на произведение стала пародия Щедрина, который включил в свое обозрение под названием «Литературные мелочи» памфлет «Стрижи». В нем, высмеивая участников журнала «Эпоха» в сатирической форме, он изобразил под видом четвертого стрижа «беллетриста унылого» Достоевского.

К этой повести интерес критиков пробудился уже после того, как был опубликован роман «Преступление и наказание», то есть спустя два года. В нем было развито многое из того, что было намечено в «Записках».

Источник: https://autogear.ru/article/180/885/dostoevskiy-zapiski-iz-podpolya-kratkoe-soderjanie/

Записки из подполья

Герой «подполья», автор записок, — коллежский асессор, недавно вышедший в отставку по получении небольшого наследства. Сейчас ему сорок. Он живёт «в углу» — «дрянной, скверной» комнате на краю Петербурга.

В «подполье» он и психологически: почти всегда один, предаётся безудержному «мечтательству», мотивы и образы которого взяты из «книжек». Кроме того, безымянный герой, проявляя незаурядный ум и мужество, исследует собственное сознание, собственную душу.

Цель его исповеди — «испытать: можно ли хоть с самим собой совершенно быть откровенным и не побояться всей правды?».

Он считает, что умный человек 60-х гг. XIX в. обречён быть «бесхарактерным». Деятельность — удел глупых, ограниченных людей. Но последнее и есть «норма», а усиленное сознание — «настоящая, полная болезнь».

Ум заставляет бунтовать против открытых современной наукой законов природы, «каменная стена» которых — «несомненность» только для «тупого» непосредственного человека. Герой же «подполья» не согласен примириться с очевидностью и испытывает «чувство вины» за несовершенный миропорядок, причиняющий ему страдание.

«Врёт» наука, что личность может быть сведена к рассудку, ничтожной доле «способности жить», и «расчислена» по «табличке». «Хотенье» — вот «проявление всей жизни».

Вопреки «научным» выводам социализма о человеческой природе и человеческом благе он отстаивает своё право к «положительному благоразумию примешать  пошлейшую глупость  единственно для того, чтоб самому себе подтвердить , что люди все ещё люди, а не фортепьянные клавиши, на которых  играют сами законы природы собственноручно…».

Продолжение после рекламы:

«В наш отрицательный век» «герой» тоскует по идеалу, способному удовлетворить его внутреннюю «широкость». Это не наслаждение, не карьера и даже не «хрустальный дворец» социалистов, отнимающий у человека самую главную из «выгод» — собственное «хотенье».

Герой протестует против отождествления добра и знания, против безоговорочной веры в прогресс науки и цивилизации.

Последняя «ничего не смягчает в нас», а только вырабатывает «многосторонность ощущений», так что наслаждение отыскивается и в унижении, и в «яде неудовлетворённого желания», и в чужой крови…

Ведь в человеческой природе не только потребность порядка, благоденствия, счастья, но и — хаоса, разрушения, страдания. «Хрустальный дворец», в котором нет места последним, несостоятелен как идеал, ибо лишает человека свободы выбора. И потому уж лучше — современный «курятник», «сознательная инерция», «подполье».

Брифли существует благодаря рекламе:

Но тоска по «действительности», бывало, гнала из «угла». Одна из таких попыток подробно описана автором записок.

В двадцать четыре года он еше служил в канцелярии и, будучи «ужасно самолюбив, мнителен и обидчив», ненавидел и презирал, «а вместе с тем  и боялся» «нормальных» сослуживцев. Себя считал «трусом и рабом», как всякого «развитого и порядочного человека». Общение с людьми заменял усиленным чтением, по ночам же «развратничал» в «тёмных местах».

Как-то раз в трактире, наблюдая за игрой на биллиарде, случайно преградил дорогу одному офицеру. Высокий и сильный, тот молча передвинул «низенького и истощённого» героя на другое место.

«Подпольный» хотел было затеять «правильную», «литературную» ссору, но «предпочёл  озлобленно стушеваться» из боязни, что его не примут всерьёз. Несколько лет он мечтал о мщении, много раз пытался не свернуть первым при встрече на Невском.

Когда же, наконец, они «плотно стукнулись плечо о плечо», то офицер не обратил на это внимания, а герой «был в восторге»: он «поддержал достоинство, не уступил ни на шаг и публично поставил себя с ним на равной социальной ноге».

Продолжение после рекламы:

Потребность человека «подполья» изредка «ринуться в общество» удовлетворяли единичные знакомые: столоначальник Сеточкин и бывший школьный товарищ Симонов. Во время визита к последнему герой узнает о готовящемся обеде в честь одного из соучеников и «входит в долю» с другими.

Страх перед возможными обидами и унижениями преследует «подпольного» уже задолго до обеда: ведь «действительность» не подчиняется законам литературы, а реальные люди едва ли будут исполнять предписанные им в воображении мечтателя роли, например «полюбить» его за умственное превосходство.

На обеде он пытается задеть и оскорбить товарищей. Те в ответ перестают его замечать. «Подпольный» впадает в другую крайность — публичное самоуничижение. Сотрапезники уезжают в бордель, не пригласив его с собой. Теперь, для «литературности», он обязан отомстить за перенесённый позор.

С этой целью едет за всеми, но они уже разошлись по комнатам проституток. Ему предлагают Лизу.

После «грубого и бесстыжего» «разврата» герой заводит с девушкой разговор. Ей 20 лет, она мещанка из Риги и в Петербурге недавно.

Угадав в ней чувствительность, он решает отыграться за перенесённое от товарищей: рисует перед Лизой живописные картины то ужасного будущего проститутки, то недоступного ей семейного счастья, войдя «в пафос до того, что у  самого горловая спазма приготовлялась».

И достигает «эффекта»: отвращение к своей низменной жизни доводит девушку до рыданий и судорог. Уходя, «спаситель» оставляет «заблудшей» свой адрес. Однако сквозь «литературность» в нем пробиваются подлинная жалость к Лизе и стыд за своё «плутовство».

Брифли существует благодаря рекламе:

Через три дня она приходит. «Омерзительно сконфуженный» герой цинично открывает девушке мотивы своего поведения, однако неожиданно встречает с её стороны любовь и сочувствие. Он тоже растроган: «Мне не дают…

Я не могу быть… добрым!» Но вскоре устыдившись «слабости», мстительно овладевает Лизой, а для полного «торжества» — всовывает ей в руку пять рублей, как проститутке. Уходя, она незаметно оставляет деньги.

«Подпольный» признается, что писал свои воспоминания со стыдом, И все же он «только доводил в  жизни до крайности то», что другие «не осмеливались доводить и до половины». Он смог отказаться от пошлых целей окружающего общества, но и «подполье» — «нравственное растление». Глубокие же отношения с людьми, «живая жизнь», внушают ему страх.

Пересказала О. А. Богданова. Источник: Все шедевры мировой литературы в кратком изложении. Сюжеты и характеры. Русская литература XIX века / Ред. и сост. В. И. Новиков. — М. : Олимп : ACT, 1996. — 832 с.

Источник: https://briefly.ru/dostoevsky/zapiski_iz_podpolja/

Записки из подполья

Герой «подполья», автор записок, — коллежский асессор, недавно вышедший в отставку по получении небольшого наследства. Сейчас ему сорок. Он живет «в углу» — «дрянной, скверной» комнате на краю Петербурга.

В «подполье» он и психологически: почти всегда один, предается безудержному «мечтательству», мотивы и образы которого взяты из «книжек». Кроме того, безымянный герой, проявляя незаурядный ум и мужество, исследует собственное сознание, собственную душу.

Цель его исповеди — «испытать: можно ли хоть с самим собой совершенно быть откровенным и не побояться всей правды?».

Он считает, что умный человек 60-х гг. XIX в. обречен быть «бесхарактерным». Деятельность — удел глупых, ограниченных людей. Но последнее и есть «норма», а усиленное сознание — «настоящая, полная болезнь».

ум заставляет бунтовать против открытых современной наукой законов природы, «каменная стена» которых — «несомненность» только для «тупого» непосредственного человека. Герой же «подполья» не согласен примириться с очевидностью и испытывает «чувство вины» за несовершенный миропорядок, причиняющий ему страдание.

«Врет» наука, что личность может быть сведена к рассудку, ничтожной доле «способности жить», и «расчислена» по «табличке». «Хотенье» — вот «проявление всей жизни».

Вопреки «научным» выводам социализма о человеческой природе и человеческом благе он отстаивает свое право к «положительному благоразумию примешать пошлейшую глупость единственно для того, чтоб самому себе подтвердить , что люди все еще люди, а не фортепьянные клавиши, на которых играют сами законы природы собственноручно…».

«В наш отрицательный век» «герой» тоскует по идеалу, способному удовлетворить его внутреннюю «широкость». Это не наслаждение, не карьера и даже не «хрустальный дворец» социалистов, отнимающий у человека самую главную из «выгод» — собственное «хотенье».

Герой протестует против отождествления добра и знания, против безоговорочной веры в прогресс науки и цивилизации.

Последняя «ничего не смягчает в нас», а только вырабатывает «многосторонность ощущений», так что наслаждение отыскивается и в унижении, и в «яде неудовлетворенного желания», и в чужой крови… Ведь в человеческой природе не только потребность порядка, благоденствия, счастья, но и — хаоса, разрушения, страдания. «Хрустальный дворец», в котором нет места последним, несостоятелен как идеал, ибо лишает человека свободы выбора. И потому уж лучше — современный «курятник», «сознательная инерция», «подполье».

Но тоска по «действительности», бывало, гнала из «угла». Одна из таких попыток подробно описана автором записок.

В двадцать четыре года он еше служил в канцелярии и, будучи «ужасно самолюбив, мнителен и обидчив», ненавидел и презирал, «а вместе с тем и боялся» «нормальных» сослуживцев. Себя считал «трусом и рабом», как всякого «развитого и порядочного человека». Общение с людьми заменял усиленным чтением, по ночам же «развратничал» в «темных местах».

Как-то раз в трактире, наблюдая за игрой на биллиарде, случайно преградил дорогу одному офицеру. Высокий и сильный, тот молча передвинул «низенького и истощенного» героя на другое место.

«Подпольный» хотел было затеять «правильную», «литературную» ссору, но «предпочел озлобленно стушеваться» из боязни, что его не примут всерьез. Несколько лет он мечтал о мщении, много раз пытался не свернуть первым при встрече на Невском.

Когда же, наконец, они «плотно стукнулись плечо о плечо», то офицер не обратил на это внимания, а герой «был в восторге»: он «поддержал достоинство, не уступил ни на шаг и публично поставил себя с ним на равной социальной ноге».

Потребность человека «подполья» изредка «ринуться в общество» удовлетворяли единичные знакомые: столоначальник Сеточкин и бывший школьный товарищ Симонов. Во время визита к последнему герой узнает о готовящемся обеде в честь одного из соучеников и «входит в долю» с другими.

Страх перед возможными обидами и унижениями преследует «подпольного» уже задолго до обеда: ведь «действительность» не подчиняется законам литературы, а реальные люди едва ли будут исполнять предписанные им в воображении мечтателя роли, например «полюбить» его за умственное превосходство.

На обеде он пытается задеть и оскорбить товарищей. Те в ответ перестают его замечать. «Подпольный» впадает в другую крайность — публичное самоуничижение. Сотрапезники уезжают в бордель, не пригласив его с собой. Теперь, для «литературности», он обязан отомстить за перенесенный позор.

С этой целью едет за всеми, но они уже разошлись по комнатам проституток. Ему предлагают Лизу.

После «грубого и бесстыжего» «разврата» герой заводит с девушкой разговор. Ей 20 лет, она мещанка из Риги и в Петербурге недавно.

Угадав в ней чувствительность, он решает отыграться за перенесенное от товарищей: рисует перед Лизой живописные картины то ужасного будущего проститутки, то недоступного ей семейного счастья, войдя «в пафос до того, что у самого горловая спазма приготовлялась».

И достигает «эффекта»: отвращение к своей низменной жизни доводит девушку до рыданий и судорог. уходя, «спаситель» оставляет «заблудшей» свой адрес. Однако сквозь «литературность» в нем пробиваются подлинная жалость к Лизе и стыд за свое «плутовство».

Через три дня она приходит. «Омерзительно сконфуженный» герой цинично открывает девушке мотивы своего поведения, однако неожиданно встречает с ее стороны любовь и сочувствие.

Он тоже растроган: «Мне не дают… Я не могу быть… добрым!» Но вскоре устыдившись «слабости», мстительно овладевает Лизой, а для полного «торжества» — всовывает ей в руку пять рублей, как проститутке.

Читайте также:  Писатель николай алексеевич островский. жизнь и творчество

уходя, она незаметно оставляет деньги.

«Подпольный» признается, что писал свои воспоминания со стыдом, И все же он «только доводил в жизни до крайности то», что другие «не осмеливались доводить и до половины». Он смог отказаться от пошлых целей окружающего общества, но и «подполье» — «нравственное растление». Глубокие же отношения с людьми, «живая жизнь», внушают ему страх.

Вы прочитали краткое содержание повести Записки из подполья. В разделе нашего сайта — краткие содержания, вы можете ознакомиться с изложением других известных произведений.

Обращаем ваше внимание, что краткое содержание повести «Записки из подполья» не отражает полной картины событий и характеристику персонажей. Рекомендуем вам к прочтению полную версию произведения.

Источник: https://reedcafe.ru/summary/zapiski-iz-podpolya

"Записки из подполья": анализ произведения, образ главного героя

Кратко:

В 1864 г. вышла повесть Достоевского «Записки из подполья» — философская исповедь «лишнего человека», образованного бедного чиновника, из принципа считающего всякое действие бессмысленным.

«Я не только злым, но даже и ничем не сумел сделаться: ни злым, ни добрым, ни подлецом, ни честным, ни героем, ни насекомым», — аттестует себя «подпольный человек», беспощадно анализируя собственную психологию. Постоянная раздвоенность, ведущая к голому теоретизированию и оплевыванию всего прекрасного и возвышенного, к утрате человеческого облика, составляет его внутреннюю сущность.

Нравственное унижение «подпольным человеком» проститутки Лизы — наглядный пример его крайнего индивидуализма. Произвол «хотения», своеволия — высшая привилегия этой личности, отвергающей разум, отрицающей «хрустальный дворец» будущего во имя процветания звериного эгоизма.

«Любить у меня значило — тиранствовать и нравственно превосходствовать», — признается этот «антигерой», доводя до абсурда концепцию «разумного эгоизма», выдвигавшуюся Чернышевским, явная полемика с которым очевидна в этой повести. Высоко ценил повесть М. Горький, в рассуждениях «подпольного человека» различивший истоки нигилизма и анархизма.

Источник: Энциклопедия русской жизни. Роман и повесть в России второй половины XVIII — начала XX в. / Под ред. В.И. Кулешова. — М.: Книжная палата, 1988

Подробнее:

Владимир Набоков в своих «Лекциях по русской литературе отзывался о «Записках из подполья» как о «картине», которая лучше всего отражает главные темы и творческий метод Достоевского. Я совершенно согласен с такой оценкой этого произведения.

«Записки из подполья» написаны от первого лица, они принадлежат перу сорокалетнего отставного коллежского асессора. Он не любил службу, но был вынужден служить. Когда же он сделался обладателем небольшого наследства, то принял решение выйти в отставку.

Наследство его невелико, его только-только хватает на жизнь, у него нет денег на развлечения, да и сам он не склонен к излишествам. Предметом его гордости является то, что он не имеет ничего общего с людьми тупыми и необразованными.

Этот сорокалетний мужчина обладает завышенной самооценкой, но он бесцельно проводит время в своей комнате, которую и называет «подпольем». Вряд ли он может быть удовлетворен своей жизнью. Нет у него и близкого друга, которому он мог бы открыть свое сердце.

И потому ему приходится усердно писать грустные и смешные «записки», адресованные неведомому читателю.

Человеку нестерпимо жить без сочувственного собеседника, у него должен быть хоть кто-то, с кем бы он мог переброситься словечком.

Герой «Записок из подполья» — из того же ряда «странных существ», что и Макар Девушкин из «Бедных людей», и Голядкин из «Двойника».

Он из тех людей, о которых постоянно пишет Достоевский, тех людей, которые страстно мечтают о том, чтобы другие люди «обнаружили» и признали их существование.

Наш герой аттестует себя таким образом: «Я — человек больной… Я злой человек. Непривлекательный я человек. Я думаю, что у меня болит печень». Он подобен низкопробному шугу, использующему свое тело в качестве приманки для привлечения зрителей. Он наблюдает за их реакцией и заигрывает с ними.

Вот такому неприятному человеку принадлежат «Записки из подполья». Между тем первая глава произведения посвящена полемике с «разумным эгоизмом».

«Разумный эгоизм» — это идеология, которую воспевал в своем утопическом романе «Что делать?» Н. Г. Чернышевский — властитель дум прогрессистов-шестидесятников. Суть этого учения сводится к следующему.

Хотя человек и действует бессознательно, но все равно он стремится вести себя таким образом, чтобы обеспечить свои интересы и выгоду; стало быть, то, что осуждается как эгоизм, на самом деле соответствует человеческой природе; если все люди станут действовать в соответствии со своими подлинными интересами, это приведет к развитию каждого человека, к признанию им интересов других людей и к их развитию, и, таким образом, интересы всех людей будут взаимно учтены.

В общем, это вполне оптимистичный взгляд на человека. Можно сказать, что это проявление дарвинизма в его идеалистическом варианте.

Герой «Записок из подполья», зацепившись за рассуждения не названного, но подразумеваемого Чернышевского, вступает с ним в спор.

Он спрашивает: а действительно ли человек живет в соответствии с прагматическими соображениями? Все говорят, что дважды два — это истина, но если все будет исчислено в человеке и у него не останется никакого выбора, то тогда лучше уж сойти с ума.

Понимать, что нечто является невыгодным, и сознательно осуществлять невыгодный выбор — вот в чем состоит человеческое…

Однако главная тема повествования проясняется в откровениях автора, которые он сообщает нам во второй части «Записок из подполья». Герой рассказывает о том любовном происшествии, которое приключилось с ним, когда ему было двадцать четыре года.

Герой служил тогда в одном учреждении, друзей у него там не было, бывшие соученики с ним не общались, ему не с кем было поговорить, и он страдал от одиночества. В любом обществе он оказывался чужаком.

И вот вдруг герой удостаивается сочувствия юной и простодушной проститутки по имени Лиза. Между ними возникает искреннее и горячее любовное чувство.

Герою кажется, что наконец-то ему удалось дожить до той минуты прекрасной и высокой любви, о которой он столь долго мечтал.

Ему всегда казалось, что его никто не любит, что у него никогда не будет сердечного друга, но теперь перед ним открываются видения теплой и уютной жизни.

Однако когда Лиза является к герою, чтобы сообщить о том, что хочет разделить с ним свою судьбу, он отчего-то приходит в сильнейшее раздражение. И теперь он воспринимает любовь Лизы как обузу, их отношения становятся мучительны, с его губ неожиданно для него самого срывается брань. Лизе ничего не остается, как молча уйти.

Как и в «Слабом сердце», здесь мы встречаемся с мотивом боязни собственного счастья. Когда желанная любовь и брак столь близки, когда мечты готовы осуществиться, странным образом у героя возникает страх от возможности реализации своих мечтаний, и он, не в силах справиться с ужасом, отказывается от своего счастья.

В чем природа этого страха? Отчего, когда любовь так близка к осуществлению, герой обрушивается на Лизу с проклятиями? В «Записках из подполья» Достоевский объясняет нам, что причина состоит в непривычке героя к «живой жизни», и это делает мучительным сердечное сосуществование с Лизой. «Мне только невыносимо тяжело было, что она здесь. Я хотел, чтоб она исчезла. «Спокойствия» я желал, остаться один в подполье желал. «Живая жизнь» с непривычки придавила меня до того, что даже дышать стало трудно».

Достоевский различал людей с «живой жизнью» и людей с «мертвой жизнью». Люди с «мертвой жизнью» — это выкидыши, пребывающие в холодном и мрачном одиночестве. Они не способны ни плакать, ни смеяться вместе с другими.

Они не могут быть искренними и разговаривать с другими на равных. Эти мертворожденные выкидыши завидуют обладателям «живой жизни», они страстно желают приблизиться к ним, но мертвые путы не отпускают их, и они не в силах их разорвать.

Именно таков и герой «Записок из подполья»: он привык к «мертвой жизни», в которой он ощущает «спокойствие».

Прощавший Лизу человек мечтал о прекрасной любви, но он духовный импотент, не умеющий справиться с ней. Ему ничего не остается, как признать, в чем состоит его истинное естество.

Читателю первой части «Записок из подполья» может показаться, что Достоевский, пытаясь вывести «странного» персонажа (вроде Девушкина и Голядкина), писатель, влекомый журналистским задором, отклоняется от темы и растрачивает свой жар на полемику с Чернышевским. Но это обманчивое впечатление.

В подстрочном примечании к первой части «Записок из подполья» — «Подполье» — Достоевский утверждает, что «такие лица, как сочинитель таких записок, не только могут, но даже обязаны существовать в нашем обществе».

Тем самым Федор Михайлович хочет сказать, что с помощью таких теорий, как «разумный эгоизм», невозможно понять человека «нашего общества», что «современный» человек превратился в человека «мертворожденного» — и это необходимо признать.

В своем письме к Н.Н. Страхову (от 18 марта 1869), Достоевский, объясняя замысел «Записок из подполья» и «Вечного мужа», признавался, что «это совершенно другое по форме, хотя сущность — та же, моя всегдашняя сущность».

Герой «Вечного мужа» Трусоцкий исполнен высоких мечтаний о дружбе, которая будет связывать всех людей, но на самом деле он — порабощенная натура, он полностью подчинен своей деспотичной супруге, без приказа которой не может ступить и шагу.

Покупая подарки, он не может определиться с выбором, ему нужно, чтобы кто-то сильный сделал этот выбор за него. Быть подкаблучником для него — радость, только в этом состоянии он и может обрести покой.

Его жена одного за другим меняет любовников, и он готов преданно служить даже им. Но вот супруга скоропостижно умирает, и он вновь женится, однако его выбор вновь падает на женщину с таким же деспотическим характером, он повинуется и ей.

Она тоже заводит любовника, и он по-прежнему готов с радостью служить им обоим. Его спокойный удел — быть вечным другом любовников своей жены.

И герой «Записок из подполья», и Трусоцкий мечтают о соединяющей людей любви и дружбе, но ни один из них не в состоянии строить отношений, исходя из принципа равенства. Эти люди не способны стать героями, победителями, людьми успешными и счастливыми.

Они обретают себя и свой душевный покой, только находясь на обочине, будучи страдальцами, пораженцами, неудачниками, словом, «мертворожденными». По какой-то причине для них нестерпимо быть героями и победителями, в этом качестве жить они не способны.

Желать счастья и бояться его… Восхищаться сильным и оставаться слабым… Преклоняться перед «живой жизнью», но не мочь терпеть ее… Вот такие люди и являют собой стержень творчества Достоевского. Это — его «всегдашняя сущность», тема, которую он разрабатывал всю свою жизнь.

Не значит ли это, что и в душе самого Достоевского жило ощущение, что он не должен быть счастлив, что и в нем жил страх перед этим счастьем?

Источник: Словарь персонажей произведений Ф.М. Достоевского / Накамура Кэнноскэ; пер. с яп. А.Н. Мещерякова. — СПб.: Гиперион, 2011

Источник: https://classlit.ru/publ/literatura_19_veka/dostoevskij_f_m/skvernyj_anekdot_analiz_proizvedenija_obraz_glavnogo_geroja/66-1-0-942

Федор Достоевский — Записки из подполья

Герой повести — мелкий чиновник, который страдает от того, что он принижен обществом и восстает против условий общественной жизни, которые его обезличивают.

Суть этого бунта Достоевский пояснил так: «Я горжусь, что впервые вывел настоящего человека русского большинства и впервые разоблачил его уродливую и трагическую сторону.

Трагизм состоит в сознании уродливости Только я один вывел трагизм подполья, состоящий в страдании, в самоказни, в сознании лучшего и в невозможности достичь его и, главное, в ярком убеждении этих несчастных, что и все таковы, а стало быть, не стоит и исправляться!».

Читайте также:  Сочинение на тему первый бал наташи ростовой в романе война и мир

Интересное рассуждение из повести: «Прямой плод сознания — инерция, сознательное сложа-руки-сиденье. Все непосредственные деятели потому и деятельны, что тупы и ограничены.

Они второстепенные причины за первоначальные принимают, таким образом скорее других убеждаются, что основание своему делу нашли, и успокоиваются. Ведь чтоб начать действовать, нужно, чтоб сомнений уж никаких не оставалось. Ну, а как я, например, себя успокою? Я упражняюсь в мышлении, а следственно, у меня всякая первоначальная причина тотчас же тащит за собою другую, еще первоначальнее, и так далее в бесконечность. Такова именно сущность всякого сознания и мышления».

Федор Достоевский

ЗАПИСКИ ИЗ ПОДПОЛЬЯ

Я человек больной… Я злой человек. Непривлекательный я человек. Я думаю, что у меня болит печень. Впрочем, я ни шиша не смыслю в моей болезни и не знаю наверно, что у меня болит. Я не лечусь и никогда не лечился, хотя медицину и докторов уважаю.

К тому же я еще и суеверен до крайности; ну, хоть настолько, чтоб уважать медицину. (Я достаточно образован, чтоб не быть суеверным, но я суеверен). Нет-с, я не хочу лечиться со злости. Вот этого, наверно, не изволите понимать. Ну-с, а я понимаю.

Я, разумеется, не сумею вам объяснить, кому именно я насолю в этом случае моей злостью; я отлично хорошо знаю, что и докторам я никак не смогу «нагадить» тем, что у них не лечусь; я лучше всякого знаю, что всем этим я единственно только себе поврежу и никому больше.

Но все-таки, если я не лечусь, так это со злости. Печенка болит, так вот пускай же ее еще крепче болит!

Я уже давно так живу — лет двадцать. Теперь мне сорок. Я прежде служил, а теперь не служу. Я был злой чиновник. Я был груб и находил в этом удовольствие. Ведь я взяток не брал, стало быть, должен же был себя хоть этим вознаградить. (Плохая острота; но я ее не вычеркну.

Я ее написал, думая, что выйдет очень остро; а теперь, как увидел сам, что хотел только гнусно пофорсить, — нарочно не вычеркну!) Когда к столу, у которого я сидел, подходили, бывало, просители за справками, — я зубами на них скрежетал и чувствовал неумолимое наслаждение, когда удавалось кого-нибудь огорчить. Почти всегда удавалось.

Большею частию все был народ робкий: известно — просители. Но из фертов я особенно терпеть не мог одного офицера. Он никак не хотел покориться и омерзительно гремел саблей. У меня с ним полтора года за эту саблю война была. Я наконец одолел. Он перестал греметь. Впрочем, это случилось еще в моей молодости.

Но знаете ли, господа, в чем состоял главный пункт моей злости? Да в том-то и состояла вся штука, в том-то и заключалась наибольшая гадость, что я поминутно, даже в минуту самой сильнейшей желчи, постыдно сознавал в себе, что я не только не злой, но даже и не озлобленный человек, что я только воробьев пугаю напрасно и себя этим тешу.

У меня пена у рта, а принесите мне какую-нибудь куколку, дайте мне чайку с сахарцем, я, пожалуй, и успокоюсь. Даже душой умилюсь, хоть уж, наверно, потом буду вам на себя скрежетать зубами и от стыда несколько месяцев страдать бессонницей. Таков уж мой обычай.

Это я наврал про себя давеча, что я был злой чиновник. Со злости наврал. Я просто баловством занимался и с просителями и с офицером, а в сущности никогда не мог сделаться злым. Я поминутно сознавал в себе много-премного самых противоположных тому элементов. Я чувствовал, что они так и кишат во мне, эти противоположные элементы.

Я знал, что они всю жизнь во мне кишели и из меня вон наружу просились, но я их не пускал, не пускал, нарочно не пускал наружу. Они мучили меня до стыда; до конвульсий меня доводили и — надоели мне наконец, как надоели! Уж не кажется ли вам, господа, что я теперь в чем-то перед вами раскаиваюсь, что я в чем-то у вас прощенья прошу?..

Я уверен, что вам это кажется… А впрочем, уверяю вас, что мне все равно, если и кажется…

Я не только злым, но даже и ничем не сумел сделаться: ни злым, ни добрым, ни подлецом, ни честным, ни героем, ни насекомым. Теперь же доживаю в своем углу, дразня себя злобным и ни к чему не служащим утешением, что умный человек и не может серьезно чем-нибудь сделаться, а делается чем-нибудь только дурак.

Да-с, умный человек девятнадцатого столетия должен и нравственно обязан быть существом по преимуществу бесхарактерным; человек же с характером, деятель, — существом по преимуществу ограниченным. Это сорокалетнее мое убеждение. Мне теперь сорок лет, а ведь сорок лет — это вся жизнь; ведь это самая глубокая старость.

Дальше сорока лет жить неприлично, пошло, безнравственно! Кто живет дольше сорока лет, — отвечайте искренно, честно? Я вам скажу, кто живет: дураки и негодяи живут.

Я всем старцам это в глаза скажу, всем этим почтенным старцам, всем этим сребровласым и благоухающим старцам! Всему свету в глаза скажу! Я имею право так говорить, потому что сам до шестидесяти лет доживу. До семидесяти лет проживу! До восьмидесяти лет проживу!.. Постойте! Дайте дух перевести…

Наверно, вы думаете, господа, что я вас смешить хочу? Ошиблись и в этом. Я вовсе не такой развеселый человек, как вам кажется или как вам, может быть, кажется; впрочем, если вы, раздраженные всей этой болтовней (а я уже чувствую, что вы раздражены), вздумаете спросить меня: кто ж я таков именно? — то я вам отвечу: я один коллежский асессор.

Я служил, чтоб было что-нибудь есть (но единственно для этого), и когда прошлого года один из отдаленных моих родственников оставил мне шесть тысяч рублей по духовному завещанию, я тотчас же вышел в отставку и поселился у себя в углу. Я и прежде жил в этом углу, но теперь я поселился в этом углу. Комната моя дрянная, скверная, на краю города.

Служанка моя — деревенская баба, старая, злая от глупости, и от нее к тому же всегда скверно пахнет. Мне говорят, что климат петербургский мне становится вреден и что с моими ничтожными средствами очень дорого в Петербурге жить. Я все это знаю, лучше всех этих опытных и премудрых советчиков и покивателей{1} знаю.

Но я остаюсь в Петербурге; я не выеду из Петербурга! Я потому не выеду… Эх! да ведь это совершенно все равно — выеду я иль не выеду.

  • А впрочем: о чем может говорить порядочный человек с наибольшим удовольствием?
  • Ответ: о себе.
  • Ну так и я буду говорить о себе.

Мне теперь хочется рассказать вам, господа, желается иль не желается вам это слышать, почему я даже и насекомым не сумел сделаться. Скажу вам торжественно, что я много раз хотел сделаться насекомым. Но даже и этого не удостоился. Клянусь вам, господа, что слишком сознавать — это болезнь, настоящая, полная болезнь.

Для человеческого обихода слишком было бы достаточно обыкновенного человеческого сознания, то есть в половину, в четверть меньше той порции, которая достается на долю развитого человека нашего несчастного девятнадцатого столетия и, сверх того, имеющего сугубое несчастье обитать в Петербурге, самом отвлеченном и умышленном городе на всем земном шаре.

(Города бывают умышленные и неумышленные). Совершенно было бы довольно, например, такого сознания, которым живут все так называемые непосредственные люди и деятели. Бьюсь об заклад, вы думаете, что я пишу все это из форсу, чтоб поострить насчет деятелей, да еще из форсу дурного тона гремлю саблей, как мой офицер.

Но, господа, кто же может своими же болезнями тщеславиться, да еще ими форсить?

Впрочем, что ж я? — все это делают; болезнями-то и тщеславятся, а я, пожалуй, и больше всех. Не будем спорить; мое возражение нелепо. Но все-таки я крепко убежден, что не только очень много сознания, но даже и всякое сознание болезнь. Я стою на том. Оставим и это на минуту.

Скажите мне вот что: отчего так бывало, что, как нарочно, в те самые, да, в те же самые минуты, в которые я наиболее способен был сознавать все тонкости «всего прекрасного и высокого»,{2} как говорили у нас когда-то, мне случалось уже не сознавать, а делать такие неприглядные деянья, такие, которые… ну да, одним словом, которые хоть и все, пожалуй, делают, но которые, как нарочно, приходились у меня именно тогда, когда я наиболее сознавал, что их совсем бы не надо делать? Чем больше я сознавал о добре и о всем этом «прекрасном и высоком», тем глубже я и опускался в мою тину и тем способнее был совершенно завязнуть в ней. Но главная черта была в том, что все это как будто не случайно во мне было, а как будто ему и следовало так быть. Как будто это было мое самое нормальное состояние, а отнюдь не болезнь и не порча, так что, наконец, у меня и охота прошла бороться с этой порчей. Кончилось тем, что я чуть не поверил (а может, и в самом деле поверил), что это, пожалуй, и есть нормальное мое состояние. А сперва-то, вначале-то, сколько я муки вытерпел в этой борьбе! Я не верил, чтоб так бывало с другими, и потому всю жизнь таил это про себя как секрет. Я стыдился (даже, может быть, и теперь стыжусь); до того доходил, что ощущал какое-то тайное, ненормальное, подленькое наслажденьице возвращаться, бывало, в иную гадчайшую петербургскую ночь к себе в угол и усиленно сознавать, что вот и сегодня сделал опять гадость, что сделанного опять-таки никак не воротишь, и внутренно, тайно, грызть, грызть себя за это зубами, пилить и сосать себя до того, что горечь обращалась наконец в какую-то позорную, проклятую сладость и наконец — в решительное, серьезное наслаждение! Да, в наслаждение, в наслаждение! Я стою на том. Я потому и заговорил, что мне все хочется наверно узнать: бывают ли у других такие наслаждения? Я вам объясню: наслаждение было тут именно от слишком яркого сознания своего унижения; оттого, что уж сам чувствуешь, что до последней стены дошел; что и скверно это, но что и нельзя тому иначе быть; что уж нет тебе выхода, что уж никогда не сделаешься другим человеком; что если б даже и оставалось еще время и вера, чтоб переделаться во что-нибудь другое, то, наверно, сам бы не захотел переделываться; а захотел бы, так и тут бы ничего не сделал, потому что на самом-то деле и переделываться-то, может быть, не во что. А главное и конец концов, что все это происходит по нормальным и основным законам усиленного сознания и по инерции, прямо вытекающей из этих законов, а следственно, тут не только не переделаешься, да и просто ничего не поделаешь. Выходит, например, вследствие усиленного сознания: прав, что подлец, как будто это подлецу утешение, коль он уже сам ощущает, что он действительно подлец. Но довольно… Эх, нагородил-то, а что объяснил?.. Чем объясняется тут наслаждение? Но я объяснюсь! Я-таки доведу до конца! Я и перо затем в руки взял…

Источник: https://mybrary.ru/books/proza/prose-rus-classic/158559-fedor-dostoevskii-zapiski-iz-podpolya.html

Ссылка на основную публикацию
Adblock
detector
Для любых предложений по сайту: [email protected]