Москва и москвичи — краткое содержание книги гиляровского

Владимир Гиляровский был выдающимся журналистом, который значительно развил искусство газетного репортажа практически приблизив его к современному. К тому же, он имел немалый писательский дар, да и в целом был впечатляющей личностью, которую знала в свое время вся страна. Его книгу «Москва и москвичи» можно считать настоящим отечественным бестселлером.

Немного о личности Короля Репортажей

Владимир Гиляровский был мужчиной не только высокородным и очень образованным, но и не обделенным богатырской силой. Он мог бы занять очень высокие должности, но предпочел с юности всего добиваться сам, подавшись «в народ». Работал бурлаком, рабочим на свинцово-белильном заводе, грузчиком в речном порту, пожарным и даже гимнастом.

Переехав в Москву, Гиляровский быстро завел связи с местной интеллигенцией, став работником газеты. Позже он превратил непоказательный и короткий жанр репортажа в очень тонкое искусство, которое до сих пор не под силу каждому журналисту.

Гиляровский долго играл в театре. И после ухода из труппы он часто брал задания от редактора, связанные именно с постановками, и писал их мастерски.

Кроме репортажей и воспоминаний Гиляровский писал много стихов, шутливых од, саркастических четверостиший о политике и известных людях России.

Краткое содержание книги «Москва и москвичи»

«Москва и москвичи» посвящена жизни не только в данном городе, но и по всей России.

Она повествует о том, каково было жить в большом русском городе второй половины ХІХ века.

Гиляровский мастерски отобразил многообразие стольного города, в одной главе описывая творческие вечера интеллигенции, а в другой показывая трущобы Хитрова рынка и каторжников.

Много внимания уделил писатель не «важным» политическим персонам, а творческим людям, которые сделали огромный вклад в развитие культуры страны. Со многими из этих светочей писатель был знаком и тесно дружил. Поэтому его мемуары очень ценны для изучения биографий, да и быта всей Москвы в целом.

Важной часть повествования является передача автором легенд и городских мифов, популярных в то время в Москве. Также много внимания Гиляровский уделил архитектуре города, включая здания в повествование наравне с людьми. Его книгу можно считать в некотором роде историческим исследованием. Читать книгу Гиляровского онлайн можно на этом сайте.

Особенности книги

Главной изюминкой книги «Москва и москвичи» является ее простой язык и форма повествования. Журналист как будто создал большой материал для газеты, а не заумную книгу воспоминаний, хотя элементы мемуаров тут тоже есть, но они поданы интересною Среди особенностей книги стоит выделить такие:

• Лаконичность изложения. Владимир Гиляровский не склонен давать читателю множество скучных объяснений и описаний. Вместо этого он оставляет несколько важных, емких, броских деталей и оставляет за читателем право самому представить тот или иной образ.
• Динамичность сюжета. Мемуары пожилых людей часто сбивчивы, повествование переходит с одного объекта на другой без системы. Совсем не таков подход Гиляровского. Его воспоминания динамичны, иногда он переходит на другую тему непредсказуемо, но логично и очень гармонично.
• Связь с современностью. Хоть книга и рассказывает о дореволюционных событиях, писатель провел много параллелей с реальностью. Так что каждый читатель может живо представить себе, что было на том или другом месте современной Москвы.

Читать произведения классика русской литературы В. Гиляровского будет интересно и взрослым, и подросткам. Книга «Москва и москвичи» имеет легкий характер и очень затягивает, она способна скоротать долгие часы в дороге или скучный вечер.

Источник: https://knigger.com/blog/38/vladimir-gilyarovskii-moskva-i-moskvichi

Владимир Гиляровский — Москва и москвичи

– Спасибо, – ответил я, – жаль, что не застал меня. Кстати, скажи, цел ли отцовский музей?

– Эге! Хватился! Только и остался портрет отца, и то я его этой зимой на Сухаревке купил.

* * *

Неизменными посетителями Сухаревки были все содержатели антикварных магазинов. Один из них являлся с рассветом, садился на ящик и смотрел, как расставляют вещи. Сидит, глядит и, чуть усмотрит что-нибудь интересное, сейчас ухватит раньше любителей-коллекционеров, а потом перепродаст им же втридорога. Нередко антиквары гнали его:

– Да уходите, не мешайте, дайте разложиться!

– Ужо! Ужо! – отвечает он всегда одним и тем же словом и сидит, как примороженный.

Так и звали его торговцы: «Ужо!»

Любил рано приходить на Сухаревку и Владимир Егорович Шмаровин. Он считался знатоком живописи и поповского[6] фарфора.

Он покупал иногда серебряные чарочки, из которых мы пили на его «средах», покупал старинные дешевые медные, бронзовые серьги.

На Сухаревке была одна палатка, специально получавшая из-за границы поддельного «Попова». Подделки практиковались во всех областях.

Нумизматы неопытные также часто попадались на Сухаревскую удочку. В серебряном ряду у антикваров стояли витрины, полные старинных монет. Кроме того, на застекленных лотках продавали монеты ходячие нумизматы. Спускали по три, по пяти рублей редкостные рубли Алексея Михайловича и огромные четырехугольные фальшивые медные рубли московской и казанской работы.

Поддельных Рафаэлей, Корреджио, Рубенсов – сколько хочешь. Это уж специально для самых неопытных искателей «на грош пятаков». Настоящим знатокам их даже и не показывали, а товар все-таки шел.

Был интересный случай. К палатке одного антиквара подходит дама, долго смотрит картины и останавливается на одной с надписью: «И. Репин»; на ней ярлык: десять рублей.

– Вот вам десять рублей. Я беру картину. Но если она не настоящая, то принесу обратно. Я буду у знакомых, где сегодня Репин обедает, и покажу ему.

Приносит дама к знакомым картину и показывает ее И. Е. Репину. Тот хохочет. Просит перо и чернила и подписывает внизу картины: «Это не Репин. И. Репин».

Картина эта опять попала на Сухаревку и была продана благодаря репинскому автографу за сто рублей.

Старая Сухаревка занимала огромное пространство в пять тысяч квадратных метров. А кругом, кроме Шереметевской больницы, во всех домах были трактиры, пивные, магазины, всякие оптовые торговли и лавки – сапожные и с готовым платьем, куда покупателя затаскивали чуть ли не силой. В ближайших переулках – склады мебели, которую по воскресеньям выносили на площадь.

Главной же, народной Сухаревкой, была толкучка и развал.

На Сухаревке жулью в одиночку делать нечего. А сколько сортов всякого жулья! Взять хоть «играющих»: во всяком удобном уголку садятся прямо на мостовую трое-четверо и открывают игру в три карты – две черные, одна красная.

Надо угадать красную. Или игра в ремешок: свертывается кольцом ремешок, и надо гвоздем попасть так, чтобы гвоздь остался в ремешке. Но никогда никто не угадает красной, и никогда гвоздь не остается в ремне.

Ловкость рук поразительная.

И десятки шаек игроков шатаются по Сухаревке, и сотни простаков, желающих нажить, продуваются до копейки. На лотке с гречневиками тоже своя игра; ею больше забавляются мальчишки в надежде даром съесть вкусный гречневик с постным маслом. Дальше ходячая лотерея – около нее тоже жулье.

Имеются жулики и покрупнее.

Пришел, положим, мужик свой последний полушубок продавать. Его сразу окружает шайка барышников. Каждый торгуется, каждый дает свою цену. Наконец, сходятся в цене. Покупающий неторопливо лезет в карман, будто за деньгами, и передает купленную вещь соседу. Вдруг сзади мужика шум, и все глядят туда, и он тоже туда оглядывается. А полушубок в единый миг, с рук на руки, и исчезает.

• – Что же деньги-то, давай!
• – Че-ево?
• – Да деньги за шубу!

– За какую? Да я ничего и не видал!

Кругом хохот, шум. Полушубок исчез, и требовать не с кого.

Шайка сменщиков: продадут золотые часы, с пробой, или настоящее кольцо с бриллиантом, а когда придет домой покупатель, поглядит – часы медные и без нутра, и кольцо медное, со стеклом.

Положим, это еще Кречинский делал. Но Сухаревка выше Кречинского. Часы или булавку долго ли подменить! А вот подменить дюжину штанов – это может только Сухаревка. Делалось это так: ходят малые по толкучке, на плечах у них перекинуты связки штанов, совершенно новеньких, только что сшитых, аккуратно сложенных.

– Почем штаны?

– По четыре рубля. Нет, ты гляди, товар-то какой… По случаю аглицкий кусок попал. Тридцать шесть пар вышло. Вот и у него, и у него. Сейчас только вынесли.

1. Покупатель и у другого смотрит.
2. – По три рубля… пару возьму.
3. – Эка!
4. – Ну, красненькую за трое… Берешь?
5. – По четыре… А вот что, хошь ежели, бери всю дюжину за три красных…

У покупателя глаза разгорелись: кому ни предложи, всякий купит по три, а то и по четыре рубля. А сам у того и другого смотрит и считает, – верно, дюжина. А у третьего тоже кто-то торгует тут рядом.

Сторговались за четвертную. Покупатель отдает деньги, продавец веревочкой связывает штаны… Вдруг покупателя кто-то бьет по шее. Тот оглядывается.

– Извини, обознался, за приятеля принял!

Покупатель получает штаны и уходит. Приносит домой. Оказывается, одна штанина сверху и одна снизу, а между ними – барахло.

Сменили пачку, когда он оглянулся.

Купил «на грош пятаков»!

Тухлая колбаса в жаровнях, рванинка, бульонка, обрезки, ржавые сельди, бабы на горшках с тушеной картошкой… Вдруг ливень. Развал закутывает рогожами товар. Кто может, спасается под башню.

Только обжорка недвижима – бабы поднимают сзади подолы и окутывают голову… Через несколько минут опять голубое небо, и толпа опять толчется на рынке.

Конец ознакомительного отрывка Вы можете купить книгу и

Прочитать полностью

Хотите узнать цену? ДА, ХОЧУ

Источник: https://libking.ru/books/sci-/sci-history/586634-16-vladimir-gilyarovskiy-moskva-i-moskvichi.html

Москва и москвичи — краткое содержание книги Гиляровского

Цикл очерков «Москва и Москвичи» еще при жизни Владимира Гиляровского назвали энциклопедией московского быта и трпдиций на рубеже XIX-XX веков. В первый раз книга была опубликована в 20-е годы XX века.

Очерки имели очень большое влияние на органы местного управления, которые устраняли нарушения и изъяны, описываемые автором.

Произведение начинается с повествования об извозчиках, которые покидая трактир предлагают прохожим свои услуги. Они были очень проницательны и определяли по внешнему виду к какому сословию относится потенциальный клиент.

Первый очерк посвящен Хитровской площади. Там находятся ночлежные дома, где ночуют до десяти тысяч бездомных. Это мрачное и темное место. Там с рождения детей сдают в аренду, а двое городовых всем умело управляют.

Второй очерк под названием «Сухаревка» описывает жизнь букинистов, способных отыскать желаемый том даже для самого капризного читателя.

Третий очерк рассказывает о Неглинке. Рассказчик со своими товарищами отправился в клоаку, расположенную между Самотёкой и Трубной площадью.  Снизу их оглушал плеск воды, а сверху слышался грохот карет и топот лошадиных копыт. Подземное приключение продолжилось пачканьем путешественников в грязи и тине.

В следующем рассказе о Большой Дмитровке писатель повествует о быте купечества. Заседания клуба проходят в доме Мятлева. Заседателей щедро угощают стерляжьей ухой, белугой в рассоле и поросёнком с хреном. Гости пьют вина, квас и фруктовые настойки. Все рецепты являются тайной.

Шестой очерк описывает будни Охотного ряда. Там продавали блины и пирожки, сбитень и грушевый квас. Хозяйки и повара покупали там дичь, куриц, гусей и поросят.

Следующий очерк посвящен парикмахерским. Мастера-французы завезли туда пиявок, которые активно использовались для обновления крови перед балами. Так же там стриглись и брились.

Заключительный очерк посвящен баням. Богачи мылись в дворянских отделениях, а простаки в обычных банях. Они покупали мыло и мочалки для водных процедур. Существовали шайки воров, которые крали у посетителей обувь и одежду, а у бань и государства горячую воду.

Таким образом Владимир Гиляровский описывает быт различных слоев общества современной ему Москвы.

Читательский дневник.

Источник: https://sochinite.ru/kratkie-soderzhaniya/raznye-avtory/moskva-i-moskvichi-gilyarovskij

Владимир Гиляровский — Москва и москвичи

Известный московский журналист, писатель, вступивший в мир литературы вместе с А.П.Чеховым, поэт «некрасовского строя лиры», В.А.Гиляровский (1853–1935) более всего прославился среди современников как знаток и бытописец Москвы.

«Дядя Гиляй», как любовно окрестил друга А.П.Чехов, знал родной город наизусть, изъездил его вдоль и поперек. И его знали и любили москвичи (и не только москвичи) всех сословий, его статьями зачитывались, к его мнению прислушивались.

Промелькнули бешеные тройки, и улица приняла обычный вид.

— Кто это? — спрашиваю.

— Жандармы. Из Питера в Сибирь везут. Должно, важнеющих каких. Новиков-сын на первой сам едет. Это его самолучшая тройка. Кульерская. Я рядом с Новиковым на дворе стою, нагляделся.

…Жандарм с усищами в аршин. А рядом с ним какой-то бледный Лет в девятнадцать господин… — вспоминаю Некрасова, глядя на живую иллюстрацию его стихов.

— В Сибирь на каторгу везут: это — которые супротив царя идут, — пояснил полушепотом старик, оборачиваясь и наклоняясь ко мне.

У Ильинских ворот он указал на широкую площадь. На ней стояли десятки линеек с облезлыми крупными лошадьми. Оборванные кучера и хозяева линеек суетились.

Кто торговался с нанимателями, кто усаживал пассажиров: в Останкино, за Крестовскую заставу, в Петровский парк, куда линейки совершали правильные рейсы.

Одну линейку занимал синодальный хор, певчие переругивались басами и дискантами на всю площадь.

— Куда-нибудь на похороны или на свадьбу везут, — пояснил мой возница и добавил: — Сейчас на Лубянке лошадку попоим. Давай копейку: пойло за счет седока.

Я исполнил его требование.

— Вот проклятущие! Чужих со своим ведром не пущают к фанталу, а за ихнее копейку выплачивай сторожу в будке. А тот с начальством делится.

Вдоль всего тротуара — от Мясницкой до Лубянки, против «Гусенковского» извозчичьего трактира, стояли сплошь — мордами на площадь, а экипажами к тротуарам — запряжки легковых извозчиков. На морды лошадей были надеты торбы или висели на оглобле веревочные мешки, из которых торчало сено. Лошади кормились, пока их хозяева пили чай.

Тысячи воробьев и голубей, шныряя безбоязненно под ногами, подбирали овес.

Из трактира выбегали извозчики — в расстегнутых синих халатах, с ведром в руке — к фонтану, платили копейку сторожу, черпали грязными ведрами воду и поили лошадей. Набрасывались на прохожих с предложением услуг, каждый хваля свою лошадь, величая каждого, судя по одежде, — кого «ваше степенство», кого «ваше здоровье», кого «ваше благородие», а кого «вась-сиясь!»[1]

Шум, гам, ругань сливались в общий гул, покрываясь раскатами грома от проезжающих по булыжной мостовой площади экипажей, телег, ломовых полков[2] и водовозных бочек.

Водовозы вереницами ожидали своей очереди, окружив фонтан, и, взмахивая черпаками-ведрами на длинных шестах над бронзовыми фигурами скульптора Витали, черпали воду, наливая свои бочки.

Против Проломных ворот десятки ломовиков то сидели идолами на своих полках, то вдруг, будто по команде, бросались и окружали какого-нибудь нанимателя, явившегося за подводой. Кричали, ругались.

Наконец по общему соглашению устанавливалась цена, хотя нанимали одного извозчика и в один конец. Но для нанимателя дело еще не было кончено, и он не мог взять возчика, который брал подходящую цену.

Все ломовые собирались в круг, и в чью-нибудь шапку каждый бросал медную копейку, как-нибудь меченную. Наниматель вынимал на чье-то «счастье» монету и с обладателем ее уезжал.

Спустились к Театральной площади, «окружили» ее по канату. Проехали Охотный, Моховую. Поднялись в гору по Воздвиженке. У Арбата прогромыхала карета на высоких рессорах, с гербом на дверцах. В ней сидела седая дама.

На козлах, рядом с кучером, — выездной лакей с баками, в цилиндре с позументом и в ливрее с большими светлыми пуговицами.

А сзади кареты, на запятках, стояли два бритых лакея в длинных ливреях, тоже в цилиндрах и с галунами.

За каретой на рысаке важно ехал какой-то чиновный франт, в шинели с бобром и в треуголке с плюмажем, едва помещая свое солидное тело на узенькой пролетке, которую тогда называли эгоисткой…

Грохот трамваев. Вся расцвеченная, площадь то движется вперед, то вдруг останавливается, и тысячи людских голов поднимают кверху глаза: над Москвой мчатся стаи самолетов — то гусиным треугольником, то меняя построение, как стеклышки в калейдоскопе.

Рядом со мной, у входа в Малый театр, сидит единственный в Москве бронзовый домовладелец,[3] в том же самом заячьем халатике, в котором он писал «Волки и овцы». На стене у входа я читаю афишу этой пьесы и переношусь в далекое прошлое.

К подъезду Малого театра, утопая железными шинами в несгребенном снегу и ныряя по ухабам, подползла облезлая допотопная театральная карета.

Он чмокал, цыкал, дергал веревочными вожжами пару разномастных, никогда не чищенных «кабысдохов», из тех, о которых популярный в то время певец Паша Богатырев пел в концертах слезный романс:

Были когда-то и вы рысакамиИ кучеров вы имели лихих…

• В восьмидесятых годах девственную неприкосновенность Театральной площади пришлось ненадолго нарушить, и вот по какой причине.
• Светловодная речка Неглинка, заключенная в трубу, из-за плохой канализации стала клоакой нечистот, которые стекали в Москву-реку и заражали воду.
• С годами труба засорилась, ее никогда не чистили, и после каждого большого ливня вода заливала улицы, площади, нижние этажи домов по Неглинному проезду.
• Потом вода уходила, оставляя на улице зловонный ил и наполняя подвальные этажи нечистотами.

Так шли годы, пока не догадались выяснить причину. Оказалось, что повороты (а их было два: один — под углом Малого театра, а другой — на площади, под фонтаном с фигурами скульптора Витали) были забиты отбросами города.

Подземные болота, окружавшие площадь, как и в древние времена, тоже не имели выхода.

Начали перестраивать Неглинку, открыли ее своды. Пришлось на площади забить несколько свай.

Поставили три высоких столба, привезли тридцатипудовую чугунную бабу, спустили вниз на блоке — и запели. Народ валил толпами послушать.

Эй, дубинушка, ухнем,Эй, зеленая, подернем!..

1. Поднимается артелью рабочих чугунная бабища и бьет по свае.
2. Чем больше собирается народу, тем оживленнее рабочие: они, как и актеры, любят петь и играть при хорошем сборе.
3. Запевала оживляется, — что видит, о том и поет. Вот он усмотрел толстую барыню-щеголиху и высоким фальцетом, отчеканивая слова, выводит:

У барыни платье длинно,Из-под платья…

А уж дальше такое хватит, что барыня под улюлюканье и гоготанье рада сквозь землю провалиться. А запевала уже увидал франта в цилиндре:

Франт, рубаха — белый цвет,А порткам, знать, смены нет.

• И ржет публика, и все прибывает толпа. Артель утомилась, а хозяин требует:
• — Старайся, робя, наддай еще!
• Встряхивается запевала и понаддает:

На дворе собака брешет,А хозяин пузо чешет.

1. Толпа хохочет…
2. — Айда, робя, обедать.
3. «Дубинушку» пели, заколачивая сваи как раз на том месте, где теперь в недрах незримо проходит метро.
4. В городской думе не раз поговаривали о метро, но как-то неуверенно. Сами «отцы города» чувствовали, что при воровстве, взяточничестве такую панаму разведут, что никаких богатств не хватит…
5. — Только разворуют, толку не будет. А какой-то поп говорил в проповеди:

— За грехи нас ведут в преисподнюю земли. «Грешники» поверили и испугались. Да кроме того, с одной «Дубинушкой» вместо современной техники далеко уехать было тоже мудрено.

Хитров рынок почему-то в моем воображении рисовался Лондоном, которого я никогда не видел.

Лондон мне всегда представлялся самым туманным местом в Европе, а Хитров рынок, несомненно, самым туманным местом в Москве.

Большая площадь в центре столицы, близ реки Яузы, окруженная облупленными каменными домами, лежит в низине, в которую спускаются, как ручьи в болото, несколько переулков. Она всегда курится. Особенно к вечеру. А чуть-чуть туманно или после дождя поглядишь сверху, с высоты переулка — жуть берет свежего человека: облако село! Спускаешься по переулку в шевелящуюся гнилую яму.

В тумане двигаются толпы оборванцев, мелькают около туманных, как в бане, огоньков. Это торговки съестными припасами сидят рядами на огромных чугунах или корчагах с «тушенкой», жареной протухлой колбасой, кипящей в железных ящиках над жаровнями, с бульонкой, которую больше называют «собачья радость»…

Источник: https://mybrary.ru/books/dokumentalnye-knigi/nonf-publicism/page-2-212980-vladimir-gilyarovskii-moskva-i-moskvichi.html

Читать

Владимир Гиляровский

Москва и москвичи

От автора

Я – москвич! Сколь счастлив тот, кто может произнести это слово, вкладывая в него всего себя. Я – москвич!

…Минувшее проходит предо мною…

Привожу слова пушкинского Пимена, но я его несравненно богаче: на пестром фоне хорошо знакомого мне прошлого, где уже умирающего, где окончательно исчезнувшего, я вижу растущую не по дням, а по часам новую Москву. Она ширится, стремится вверх и вниз, в неведомую доселе стратосферу и в подземные глубины метро, освещенные электричеством, сверкающие мрамором чудесных зал.

…В «гранит одетая» Москва-река окаймлена теперь тенистыми бульварами. От них сбегают широкие каменные лестницы. Скоро они омоются новыми волнами: Волга с каждым днем приближается к Москве.

Когда-то на месте этой каменной лестницы, на Болоте, против Кремля, стояла на шесте голова Степана Разина, казненного здесь. Там, где недавно, еще на моей памяти, были болота, теперь – асфальтированные улицы, прямые, широкие. Исчезают нестройные ряды устарелых домишек, на их месте растут новые, огромные дворцы. Один за другим поднимаются первоклассные заводы.

В них входят стадионы – эти московские колизеи, где десятки и сотни тысяч здоровой молодежи развивают свои силы, подготовляют себя к геройским подвигам и во льдах Арктики, и в мертвой пустыне Кара-Кумов, и на «Крыше мира», и в ледниках Кавказа.

Москва вводится в план. Но чтобы создать новую Москву на месте старой, почти тысячу лет строившейся кусочками, где какой удобен для строителя, нужны особые, невиданные доселе силы…

Это стало возможно только в стране, где Советская власть.

Москва уже на пути к тому, чтобы сделаться первым городом мира. Это на наших глазах.

…Грядущее проходит предо мною…

И минувшее проходит предо мной. Уже теперь во многом оно непонятно для молодежи, а скоро исчезнет совсем. И чтобы знали жители новой столицы, каких трудов стоило их отцам выстроить новую жизнь на месте старой, они должны узнать, какова была старая Москва, как и какие люди бытовали в ней.

И вот «на старости я сызнова живу» двумя жизнями: «старой» и «новой». Старая – фон новой, который должен отразить величие второй. И моя работа делает меня молодым и счастливым – меня, прожившего и живущего

На грани двух столетий,

На переломе двух миров.

Вл. Гиляровский

Москва, декабрь 1934 г.

В Москве

Наш полупустой поезд остановился на темной наружной платформе Ярославского вокзала, и мы вышли на площадь, миновав галдевших извозчиков, штурмовавших богатых пассажиров и не удостоивших нас своим вниманием.

Мы зашагали, скользя и спотыкаясь, по скрытым снегом неровностям, ничего не видя ни под ногами, ни впереди.

Мы шли со своими сундучками за плечами. Иногда нас перегоняли пассажиры, успевшие нанять извозчика. Но и те проехали. Полная тишина, безлюдье и белый снег, переходящий в неведомую и невидимую даль. Мы знаем только, что цель нашего пути – Лефортово, или, как говорил наш вожак, коренной москвич, «Лафортово».

– Во, это Рязанский вокзал! – указал он на темневший силуэт длинного, неосвещенного здания со светлым круглым пятном наверху; это оказались часы, освещенные изнутри и показывавшие половину второго.

Миновали вокзалы, переползли через сугроб и опять зашагали посредине узких переулков вдоль заборов, разделенных деревянными домишками и запертыми наглухо воротами. Маленькие окна отсвечивали кое-где желтокрасным пятнышком лампадки… Темь, тишина, сон беспробудный.

Вдали два раза ударил колокол – два часа!

– Это на Басманной. А это Ольховцы… – пояснил вожатый. И вдруг запел петухом: – Ку-ка-ре-ку!..

Мы оторопели: что он, с ума спятил?

А он еще…

И вдруг – сначала в одном дворе, а потом и в соседних ему ответили проснувшиеся петухи. Удивленные несвоевременным пением петухов, сначала испуганно, а потом зло залились собаки. Ольховцы ожили. Кое-где засветились окна, кое-где во дворах застучали засовы, захлопали двери, послышались удивленные голоса: «Что за диво! В два часа ночи поют петухи!»

Мой друг Костя Чернов залаял по-собачьи; это он умел замечательно, а потом завыл по-волчьи. Мы его поддержали. Слышно было, как собаки гремят цепями и бесятся.

Мы уже весело шагали по Басманной, совершенно безлюдной и тоже темной. Иногда натыкались на тумбы, занесенные мягким снегом. Еще площадь. Большой фонарь освещает над нами подобие окна с темными и непонятными фигурами.

– Это Разгуляй, а это дом колдуна Брюса, – пояснил Костя.

Так меня встретила в первый раз Москва в октябре 1873 года.

Из Лефортова в Хамовники

На другой день после приезда в Москву мне пришлось из Лефортова отправиться в Хамовники, в Теплый переулок. Денег в кармане в обрез: два двугривенных да медяки. А погода такая, что сапог больше изорвешь. Обледенелые нечищеные тротуары да талый снег на огромных булыгах. Зима еще не устоялась.

На углу Гороховой – единственный извозчик, старик, в армяке, подпоясанном обрывками вылинявшей вожжи, в рыжей овчинной шапке, из которой султаном торчит кусок пакли. Пузатая мохнатая лошаденка запряжена в пошевни – низкие лубочные санки с низким сиденьем для пассажиров и перекинутой в передней части дощечкой для извозчика. Сбруя и вожжи веревочные. За подпояской кнут.

• – Дедушка, в Хамовники!
• – Кое место?
• – В Теплый переулок.
• – Двоегривенный.
• Мне показалось это очень дорого.
• – Гривенник.

Ему показалось это очень дешево. Я пошел. Он двинулся за мной.

1. – Последнее слово – пятиалтынный? Без почину стою…
2. Шагов через десять он опять:
3. – Последнее слово – двенадцать копеек…
4. – Ладно.

Извозчик бьет кнутом лошаденку. Скользим легко то по снегу, то по оголенным мокрым булыгам, благо широкие деревенские полозья без железных подрезов. Они скользят, а не режут, как у городских санок.

Зато на всех косогорах и уклонах горбатой улицы сани раскатываются, тащат за собой набочившуюся лошадь и ударяются широкими отводами о деревянные тумбы.

Приходится держаться за спинку, чтобы не вылететь из саней.

Вдруг извозчик оборачивается, глядит на меня:

– А ты не сбежишь у меня? А то бывает: везешь, везешь, а он в проходные ворота – юрк!

• – Куда мне сбежать – я первый день в Москве…
• – То-то!
• Жалуется на дорогу:
• – Хотел сегодня на хозяйской гитаре выехать, а то туда, к Кремлю, мостовые совсем оголели…

– На чем? – спрашиваю. – На гитаре?

– Ну да, на колибере… вон на таком, гляди.

Из переулка поворачивал на такой же, как и наша, косматой лошаденке странный экипаж. Действительно, какая-то гитара на колесах. А впереди – сиденье для кучера. На этой «гитаре» ехали купчиха в салопе с куньим воротником, лицом и ногами в левую сторону, и чиновник в фуражке с кокардой, с портфелем, повернутый весь в правую сторону, к нам лицом.

Так я в первый раз увидел колибер, уже уступивший место дрожкам, высокому экипажу с дрожащим при езде кузовом, задняя часть которого лежала на высоких, полукругом, рессорах. Впоследствии дрожки были положены на плоские рессоры и стали называться, да и теперь зовутся, пролетками.

Источник: https://www.litmir.me/br/?b=10184&p=1

О проекте

О проекте — Комментарии к книге Гиляровского “Москва и Москвичи”.

Мы рады приветствовать Вас на сайте, посвященном книге Гиляровского В.А.  “Москва и Москвичи”. Эту книгу читает и перечитывает не одно поколение москвичей и москвоведов. Все, кто интересуется историей Москвы, знакомы с этой книгой давно.

Но, часто при чтении “Москва и москвичи” читатель, не узнавая в книге старое название улицы или района, не отмечая этого факта, читает книгу дальше скорее как развлекательную литературу.Но, как же приятно, проходя мимо того самого места …узнать его.

Да, действительно, надо быть немного больным, чтобы читать книгу с картой города в руках, поминутно заглядывая в интернет, для попытки найти фотографию строения или новое название какой-нибудь улицы.

На сайте выложена книга Гиляровского “Москва и Москвичи” с разнообразными  ми: картами, ссылками на русскоязычные статьи в Википедии и фотографиями описанных в книге мест.

Все ссылки в тексте книги (подчеркивания) ведут на рускоязычный портал Википедии. Все фотографии взяты с сайта www.oldmos.ru. Карты составлены самостоятельно с помощю  карт Yandex. Сам исходный текст взят с сайта библиотеки Машкова www.lib.ru

Как это ни печально (или прекрасно), но я абсолютно уверен, что я ошибаюсь и при составлении карт и  при создании ссылок на уже существующие статьи в Википедии.

Поэтому прошу вас — Этот e-mail адрес защищен от спам-ботов, для его просмотра у Вас должен быть включен Javascript , обязуюсь реагировать максимально быстро.

Если правящих или правок будет много я готов дать доступ абсолютно любому заинтересованному проектом человеку (ресурс поддерживает отдельных пользователей, так что welcome).

• Мне нравится то, что возможно это только первый шаг проекта, я думаю, что подобным образом можно переработать не только эту книгу и даже возможно создать подобную библиотеку.
• В тексте книги:
• (Хитровка) — Географические понятия выделены жирным шрифтом, если вы видите текст выделенный жирным шрифтом значит рядом в центре присутствует карта с пояснениями (легендой) в виде  названий или отрывков комментируемого текста.

(Рязанский вокзал, извозчики) — Ссылки-комментарии на соответствующую статью в русском разделе Wikipedia выделены стандартно подчеркиванием. Данные ссылки ведут напрямую на Wikipedia, открывая статью в новом окне. (К сожалению я не нашел всех необходимых статей в Википедии, поэтому постепенно я буду дописывать статьи сам)

Конечно, я понимаю, что намного приятнее сидеть с бумажной книгой в руках, шурша страницами пить на кухне чай. Именно для таких людей я вставил возможность распечатки, каждой главе сверху справа присутствует значок печати.

1. Отмечу так же возможность поиска по книге, панель поиска находится под основным меню.
2. В завершении хочу с гордостью отметить, что данный проект  делаю как участник  “Группы Людей”. 
3. С уважением и заинтересованностью,
4.                                  всегда Ваш Василик Олег.

P.S.  Прошло уже несколько лет, oldmos.ru переехал  и стал https://pastvu.com/  , Яндекс несколько раз менял интерфейс карт, так что я постоянно что-то правлю. Кроме того, некоторые ответственные читатели помогли мне уточнить расположение пары домов-загадок и их дальнейшую судьбу —огромное СПАСИБО им за помощь.

• Только с января по октябрь 2013 года книгу в этом виде прочитали 35000 человек, а это толкает меня на продолжение проекта.
• Спасибо Вам!
• С уважением, Василик Олег.

Источник: https://www.Gilyarovsky.ru/index.php/2010-09-14-14-34-45

Москва Гиляровского: 5 мест в городе, известных по книге "Москва и москвичи"

Одним из самых любимых столичных мест писателя была знаменитая Хитровка — площадь, располагавшаяся на месте ныне снесенного дома 11А по Подколокольному переулку. Поэтому сегодня она, как ни одно другое место в городе, ассоциируется с Гиляровским.  Более того, именно благодаря красочному описанию Хитровки, с ее трактирами, ночлежками и сомнительными обитателями, в книге «Москва и москвичи» площадь сохранилась по сей день. Ее историческая ценность никогда не подвергалась сомнению.

Несмотря на то, что на карте Москвы Хитровская площадь не значится (название ей так и не вернули), найти ее легко – от стыка Яузского и Покровского бульваров идет Подколокольный переулок. Достаточно спуститься по нему вниз, и вы попадете на небольшой пустырь, ограниченный Подколокольным, Певческим, Петропавловским и Хитровским переулками – это и есть бывшая Хитровская площадь.

Площадь создал и подарил городу в 1824 году генерал-майор Николай Хитрово. Площадь обрамляли стройные здания торговых рядов и жилых подворий. На протяжении нескольких десятилетий Хитровский рынок постепенно разрастался, а после отмены крепостного права стал прибежищем для всех низов.

  Гиляровский в своей книге «Москва и москвичи» утверждает, что именно на Хитровке арестовывали большинство беглых уголовников из Сибири.

Ночлежные дома, окружающие Хитровскую площадь, назывались местными жителями по фамилиям их владельцев – Бунина, Румянцева, Ярошенко, Кулакова. Все эти здания существуют до сих пор. В том числе, самый мрачный доходный дом Кулакова, прозванный за свою необычную треугольную форму «утюгом», расположенный на пересечении Певческого и Петропавловского переулков.

До сих пор сохранились и торговые палаты, построенные Хитрово, только они были надстроены третьим этажом, а торговые проемы заложены.

Трубная площадь

Трубная площадь, или как ее еще называл Гиляровский «Труба»,  в конце XIX века была местом проведения рынка: тут торговали певчими птицами, породистыми щенками и другими мелкими животными, к концу века сюда перебрались торговцы цветами.

По сей день на площади сохранилось здание легендарного ресторана и гостиницы «Эрмитаж», простроенной в 1864 году. Сейчас там находится театр Школа современной пьесы.

Рестораном заправлял французский кулинар Оливье, которому мы обязаны появлением легендарного новогоднего салата.

В первоклассном «Эрмитаже» в апреле 1879 москвичи чествовали Ивана Тургенева, а  1902 труппа МХТ и Максим Горький отмечали здесь премьеру спектакля «На дне».

Но, несмотря на класс ресторана, при гостинице «Эрмитаж» находился «дом свиданий», официально разрешенный начальством. Гостей и работающих девиц не смущало даже соседство с Богородице-Рождественским женским монастырем. 

Грачевка

Еще одним знаменитым трущобным районом XIX века в Москве, описанным Гиляровским, была Грачевка – район, между нынешним проспектом Сахарова и Цветным бульваром. В этом темном уголке обитали бедняки, выпивохи, промотавшиеся и опустившиеся люди разных сословий.

Грачевка была «гнездом разврата», так как здесь на протяжении нескольких десятилетий была сконцентрирована основная масса копеечных публичных домов Москвы.

Сейчас, конечно, от притонов Грачевки не осталось и следа. Все они были снесены в начале ХХ века, а одноименную улицу переименовали в Трубную.

Квинтэссенцией творившегося на Грачевке была гостиница «Крым» с полуподвальным помещением со страшными номерами для свиданий. Местечко это прозывали «Адом».

Тверская улица

Особое внимание в своей книге Гиляровский уделил булочникам и парикмахерам. Известный в то время булочник Филиппов владел целой сетью булочных, но самая знаменитая находилась на Тверской улице, дом 10. В пекарне выпекались легендарные «филипповские» сайки, калачи и пироги. Народ выстраивался в очереди.

Именно Гиляровский поведал историю о том, как генерал-губернатор Закревский, получавший каждое утро к чаю горячие сайки от Филиппова, нашел в булке запеченного таракана.

А на следующий день к ужасу пекарей в подтверждение своих слов уже продавал сайки с изюмом. От покупателей отбою не было. 

Здание булочной по сей день украшает Тверскую улицу. Правда, в ХХ веке оно было не раз перестроено. В нем располагалась гостиница «Люкс», а потом – «Центральная». С 2007 года здание находится на реставрации. Площадь отеля хотят увеличить на 40%, но при этом сохранить его исторический облик. Результат можно будет увидеть не раньше 2015 года.

Охотный ряд

Охотный ряд Гиляровский называл «чревом Москвы». Здесь шла торговля только первосортными продуктами – рыбой, мясом, птицей. У прилавков в Охотном ряду закупались повара из лучших трактиров города. Тут же располагались наиболее известные из них.

На месте нынешней гостиницы «Москва» находились сразу несколько известнейших в начале XIX века трактиров: трактир у Гурина и трактир Егорова. Гиляровский пишет о них, как о «старейших чисто русских трактирах в Москве».

Во второй половине XIX века на месте Егоровского трактира появляется «Большой Патрикеевский трактир» И.Я. Тестова. Это был приказчик Гурина, который сумел сделать так, чтобы здание Егорова сдали ему.

Источник: https://realty.ria.ru/20131206/402034594.html

Читать онлайн "Москва и москвичи" автора Гиляровский Владимир Алексеевич — RuLit — Страница 5

— Вот потому двадцать годов и стою там на посту, а то и дня не простоишь, пришьют! Конечно, всех знаю.

И «благоденствовали» хитрованцы под такой властью. Рудников был тип единственный в своем роде. Он считался даже у беглых каторжников справедливым, и поэтому только не был убит, хотя бит и ранен при арестах бывал не раз. Но не со злобы его ранили, а только спасая свою шкуру. Всякий свое дело делал: один ловил и держал, а другой скрывался и бежал.

• Такова каторжная логика.
• Боялся Рудникова весь Хитров рынок как огня:
• — Попадешься — возьмет!
• — Прикажут — разыщет.
• За двадцать лет службы городовым среди рвани и беглых у Рудникова выработался особый взгляд на все:

— Ну, каторжник… Ну, вор… нищий… бродяга… Тоже люди, всяк жить хочет. А то что? Один я супротив всех их. Нешто их всех переловишь? Одного пымаешь — другие прибегут… Жить надо!

Во время моих скитаний по трущобам и репортерской работы по преступлениям я часто встречался с Рудниковым и всегда дивился его умению найти след там, где, кажется, ничего нет. Припоминается одна из характерных встреч с ним.

С моим другом, актером Васей Григорьевым, мы были в дождливый сентябрьский вечер у знакомых на Покровском бульваре. Часов в одиннадцать ночи собрались уходить, и тут оказалось, что у Григорьева пропало с вешалки его летнее пальто. По следам оказалось, что вор влез в открытое окно, оделся и вышел в дверь.

— Соседи сработали… С Хитрова. Это уж у нас бывалое дело. Забыли окно запереть! — сказала старая кухарка.

Вася чуть не плачет — пальто новое. Я его утешаю:

— Если хитрованцы, найдем.

Попрощались с хозяевами и пошли в 3-й участок Мясницкой части. Старый, усатый пристав полковник Шидловский имел привычку сидеть в участке до полуночи; мы его застали и рассказали о своей беде.

— Если наши ребята — сейчас достанем. Позвать Рудникова, он дежурный!

— Наши! Сейчас найдем… Вы бы пожаловали со мной, а они пусть подождут. Вы пальто узнаете?

Вася остался ждать, а мы пошли на Хитров в дом Буниных. Рудников вызвал дворника, они пошептались.

— Ну, здесь взять нечего. Пойдем дальше!

Темь. Слякоть. Только окна «Каторги» светятся красными огнями сквозь закоптелые стекла да пар выходит из отворяющейся то и дело двери.

Пришли во двор дома Румянцева и прямо во второй этаж, налево в первую дверь от входа.

— Двадцать шесть! — крикнул кто-то, и все в ночлежке зашевелились.

В дальнем углу отворилось окно, и раздались один за другим три громких удара, будто от проваливающейся железной крыши.

— Каторга сигает! — пояснил мне Рудников и крикнул на всю казарму: — Не бойтесь, дьяволы! Я один, никого не возьму, так зашел…

— Чего ж пугаешь зря! — обиделся рыжий, солдатского вида здоровяк, приготовившийся прыгать из окна на крышу пристройки.

— А вот морду я тебе набью, Степка!

— За что же, Федот Иванович?

— А за то, что я тебе не велел ходить ко мне на Хитров. Где хошь пропадай, а меня не подводи. Тебя ищут… Второй побег. Я не потерплю!..

— Я уйду… Вон «маруха» завела! — И он подмигнул на девицу с синяком под глазом.

— П-пшел! Чтоб я тебя не видел! А кто в окно сиганул? Зеленщик? Эй, Болдоха, отвечай! Молчание.

— Кто? Я спрашиваю! Чего молчишь? Что я тебе — сыщик, что ли? Ну, Зеленщик? Говори! Ведь я его хромую ногу видел.

Болдоха молчит. Рудников размахивается и влепляет ему жесточайшую пощечину.

Поднимаясь с пола, Болдоха сквозь слезы говорит:

— Сразу бы так и спрашивал. А то канителится… Ну, Зеленщик!

— Черт с ним! Попадется, скажи ему, заберу. Чтоб утекал отсюда. Подводите, дьяволы. Пошлют искать — все одно возьму. Не спрашивают — ваше счастье, ночуйте. Я не за тем. Беги наверх, скажи им, дуракам, чтобы в окна не сигали, а то с третьего этажа убьются еще! А я наверх, он дома?

— Дрыхнет, поди!

Зашли в одну из ночлежек третьего этажа. Там та же история: отворилось окно, и мелькнувшая фигура исчезла в воздухе. Эту ночлежку Болдоха еще не успел предупредить.

Я подбежал к открытому окну. Подо мной зияла глубина двора, и какая-то фигура кралась вдоль стены. Рудников посмотрел вниз.

— Л ведь это Степка Махалкин! За то и Махалкиным прозвали, что сигать с крыш мастак. Он?

— Васьки Чуркина брат, Горшок, а не Махалкин, — послышался из-под нар бас-октава.

— Ну, вот он и есть, Махалкин. А это ты, Лавров? Ну-ка вылазь, покажись барину.

— Это наш протодьякон, — сказал Рудников, обращаясь ко мне.

Из-под нар вылез босой человек в грязной женской рубахе с короткими рукавами, открывавшей могучую шею и здоровенные плечи.

— Многая лета Федоту Ивановичу, многая лета! — загремел Лавров, но получив в морду, опять залез под нары.

— Соборным певчим был, семинарист. А вот до чего дошел! Тише вы, дьяволы! — крикнул Рудников, и мы начали подниматься по узкой деревянной лестнице на чердак. Внизу гудело «многая лета».

— Ну, что надо? И кто?

Поднимается кулак, раздается визг, дверь отворяется.

Источник: https://www.rulit.me/books/moskva-i-moskvichi-read-136529-5.html