Рюи блаз — краткое содержание романа гюго

«Рюи Блаз» (фр. Ruy Blas) — романтическая драма в пяти действиях, написанная александрийским стихом, французского писателя Виктора Гюго, написанная в 1838.

Основной сюжет пьесы строится вокруг интриги, которую задумал министр полиции дон Саллюстий де Базан, чтобы отомстить королеве. Дон Саллюстий де Базан соблазнил фрейлину королевы и отказывается на ней жениться. Королева с презрением увольняет его и отправляет в изгнание.

Дон Саллюстий предлагает своему кузену — дону Сезару де Базану — благородному разбойнику, скрывающемуся от закона — покровительство и деньги в обмен на услугу: тот должен соблазнить королеву. Дон Сезар с возмущением отказывается: хотя он промотал состояние и стал разбойником, но он отказывается оскорбить королеву и женщину.

В результате разговора двух кузенов дона Сезара де Басана арестовывают по приказу дона Саллюстия и отправляют на галеры. Один из слуг дона Саллюстия, Рюи Блаз — молодой человек, недавно закончивший университет, как две капли воды похож на его кузена.

Донья Мария Нейбургская — молодая королева Испании — очень одинока в Мадриде, ей нелегко даётся суровый испанский этикет, она чувствует себя во дворце погребённой заживо. Муж равнодушен к ней уже давно, тем не менее, однажды на своей любимой скамейке в парке она видит букет своих любимых фиалок, напомнивших ей о родном Нейбурге.

Королева теряется в догадках, кто может знать в Мадриде о её любимых цветах и кто принёс сюда этот букет, она позволяет себе немного помечтать о молодом незнакомце.

И когда королеве представляют дона Сезара де Базана, недавно прибывшего ко двору, королева влюбляется в молодого привлекательного дворянина, назначает его министром, осыпает почестями.

На протяжении шести месяцев фаворит королевы успешно занимается политикой и проводит ряд политических реформ, вызывающих одобрение народа и недовольство знати, опасающейся за свои привилегии и богатства. Обо всём происходящем при дворе дону Саллюстию докладывает его приближённый. Выждав необходимое время в изгнании, дон Саллюстий возвращается в Мадрид.

Королева получает письмо якобы от своего возлюбленного с просьбой о помощи. Под покровом ночи Мария покидает дворец, направляясь в особняк де Базана, где её уже поджидает дон Саллюстий и вынужденный присутствовать Рюи Блаз. Дон Саллюстий раскрывает маскарад Рюи Блаза и унижает его.

Королева сначала отказывается верить, но Рюи Блаз вынужден подтвердить, что это правда: он согласился присвоить чужое имя, чтобы иметь возможность приблизиться к ней. Дон Саллюстий жестоко насмехается над королевой, ведь она любила слугу, лакея, и угрожает обнародовать её связь, если она не подпишет документы об отречении.

В последний момент перед смертью Рюи Блаз видит, как королева склоняется над ним, прощает его и открыто признаётся в своей любви к нему, называя настоящим именем.

Главные герои

• Рюи Блаз
• Дон Саллюстий де Базан
• Дон Сезар де Базан
• Дон Гуритан
• Граф де Кампореаль
• Маркиз де Санта-Круз
• Маркиз дель Басто
• Граф Альба
• Маркиз де Приэго
• Дон Мануэль Ариас
• Монтазго
• Дон Антонио Убилья
• Коваденга
• Гудиэль
• Лакей
• Алькальд
• Придверник
• Альгвасил
• Донья Мария Нейбургская, королева Испании
• Герцогиня Альбукерская
• Касильда
• Дуэнья
• Паж
• Дамы, сеньоры, члены совета, пажи, дуэньи, альгвасилы, стража

Источник: https://ktoikak.com/ryui-blaz-kratkoe-soderzhanie/

Рюи Блаз читать онлайн, Виктор Гюго

ПРЕДИСЛОВИЕ

Три рода зрителей составляют то, что принято называть публикой: во-первых, женщины; во-вторых, мыслители; в-третьих, толпа в собственном значении этого слова.

Толпа требует от драматического произведения почти исключительно действия; женщины прежде всего желают в нем видеть страсть; мыслители ищут в нем предпочтительно характеры.

Внимательно изучая эти категории зрителей, мы наблюдаем следующее: толпа так любит действие, что в случае надобности согласна пренебречь характерами и страстями[1].

Женщины, интересуясь, правда, и действием, так поглощены развитием страсти, что уделяют мало внимания обрисовке характеров; что же касается мыслителей, то им так нравится видеть на сцене характеры, то есть живых людей, что, охотно принимая страсть как естественный побочный элемент драматического произведения, они готовы считать действие досадной помехой. Это происходит оттого, что толпа требует от театра главным образом ярких впечатлений, женщина — чувств, мыслитель — размышлений. Все хотят наслаждения, но одни — наслаждения для глаз, другие — наслаждения для сердца, а последние — наслаждения для ума. Отсюда три рода совершенно разных произведении на нашей сцене: один простонародный и низкий, два прославленных и высоких, но одинаково удовлетворяющих определенную потребность: для толпы — мелодрама; для женщин — трагедия, анализирующая страсть; для мыслителей — комедия, изображающая человеческую природу.

Заметим мимоходом, что мы не собираемся устанавливать здесь что-либо непреложное, и просим читателя, чтобы он сам ввел в высказанную нами мысль ограничения, которые она может потребовать.

Общие понятия всегда допускают исключения, мы отлично знаем, что толпа есть нечто великое, где можно найти все — как врожденное чувство прекрасного, так и склонность к посредственному, как любовь к идеальному, так и влечение к пошлому, мы знаем также, что всякий законченный мыслитель должен быть женщиной по утонченности чувств, и нам хорошо известно, что, благодаря таинственному закону, соединяющему оба пола и душой и телом, в женщине зачастую таится мыслитель. Отметив это и еще раз попросив читателя не придавать безоговорочного смысла немногим словам, которые нам остается сказать, продолжим нашу мысль.

Для каждого, кто всмотрится в три разряда зрителей, о которых мы сейчас говорили, очевидно, что все три правы. Женщины правы, требуя, чтобы душу их волновали; мыслители правы, требуя, чтобы их поучали, а толпа справедливо требует, чтобы ее забавляли. Из этих очевидных обстоятельств вытекает закон драмы.

Определяя сущность, закон и цель драмы, как он их понимает и как он уже не раз излагал их, автор вполне отдает себе отчет в том, что силы его очень невелики, а ум весьма ограничен. Он говорит здесь — пусть читатель правильно поймет его — не о том, что он сделал, а о том, что он хотел сделать. Он указывает, что являлось для него исходной точкой. И только.

Мы можем предпослать этой книге лишь несколько строк, ибо нам не хватает места для более пространного рассуждения.

Да позволено нам будет поэтому, не вдаваясь в дальнейшие подробности, перейти от общих мыслей, высказанных сейчас нами и руководящих, по нашему мнению, всем искусством в целом, — при соблюдении, конечно, всех требований идеала, — к некоторым частным мыслям, которые эта драма, Рюи Блаз, может вызвать у вдумчивых людей.

Во-первых, — если затронуть лишь одну сторону вопроса, — каков, с точки зрения философии истории, смысл этой драмы? Поясним это.

Когда монархия близка к развалу, наблюдается ряд своеобразных явлений. Так, прежде всего дворянство обнаруживает склонность к распаду. Распадаясь, оно делится на части, и вот каким образом.

Королевство шатается, династия угасает, закон рушится, политическое единство, раздираемое интригами, дробится; высшее общество дичает и вырождается; все ощущают предсмертную расслабленность — и внешнюю и внутреннюю; крупные государственные установления рухнули, остаются в силе только мелкие — печальное общественное зрелище; нет больше полиции, армии, финансов; все понимают, что приходит конец. Отсюда во всех умах рождается тоска о прошлом, опасение за будущее, недоверие ко всем и ко всему, уныние и глубокое отвращение. Так как болезнь государства гнездится в самой верхушке, то знать, соприкасающаяся с нею, заболевает первая. Какая участь постигает ее? Часть дворянства, менее честная и менее благородная, остается при дворе. Все должно вскоре рухнуть, время не терпит, надо спешить, надо обогащаться, возвеличиваться и пользоваться обстоятельствами. Все думают только о себе. Каждый, не питая ни малейшей жалости к стране, строит свое маленькое личное счастье на великом общественном несчастии: он придворный, он министр, он торопится стать счастливым и могущественным; он умен, он развращается и преуспевает. Люди домогаются всего, хватают и расхищают все — ордена, звания, должности, деньги, живут только честолюбием и алчностью. Скрывают под внешней благопристойностью тайное распутство, порождаемое человеческой слабостью. А так как подобная жизнь, состоящая в погоне за наслаждениями и удовлетворением своего честолюбия, требует прежде всего отречения от всех естественных чувств, то люди становятся жестокими. Когда наступает день опалы, в душе придворного, впавшего в немилость, пробуждается нечто чудовищное, и человек превращается в демона.

Безнадежное состояние государства толкает другую, лучшую и более родовитую половину дворянства на иной путь. Она удаляется от двора, возвращается в свои дворцы, замки и поместья.

Кто знает, есть ли впереди хотя бы год? Сказав или даже просто почувствовав это, дворянин живо принимается за дело: он заводит вдесятеро больше слуг, покупает лошадей, осыпает деньгами женщин, устраивает празднества, задает пиры, расточает, дарит, продает, покупает, закладывает, прожигает, проедает, отдает себя в руки ростовщиков и быстро проматывает свое имущество. Неожиданно приходит беда. Оказывается, что, хотя монархия быстро катится под гору, он разорился до ее крушения. Все миновало, все кончено. От всей этой роскошной, ярко пылавшей жизни не осталось даже и дыма — он развеялся. Один пепел, и больше ничего. Забытый и покинутый всеми, обедневший дворянин становится тогда тем, чем может, — искателем приключений, головорезом, беспутным бродягой. Он погружается в толпу и исчезает в этой огромной, тусклой и темной массе, которую он до тех пор едва различал глубоко под собою. Он уходит в нее с головой, он укрывается в ней. У него нет больше золота, но у него осталось солнце — это богатство неимущих. Сначала он жил в верхах общества, теперь он поселяется в низах и мирится с новой жизнью; он презирает своего родственника — честолюбца, богатого и могущественного; он становится философом и сравнивает воров с придворными. Впрочем, он добрый и смелый человек, умный и прямодушный: смесь поэта, нищего и принца; он над всем смеется; расправляется с ночной стражей, не прикасаясь к ней сам, при помощи своих товарищей, как раньше — при помощи слуг; не без изящества сочетает в своем обращении наглость маркиза с бесстыдством цыгана; он запятнан внешне, но чист душой; от дворянина в нем осталась только честь, которую он бережет, имя, которое он скрывает, и шпага, которую он пускает в ход.

Двойная картина, которую мы сейчас бегло обрисовали, встречается в известный момент в истории всех монархий, но особенно ярко она обнаруживается в Испании конца XVII века.

Итак, если только автору удалось выполнить эту часть своего замысла, — в чем он не очень уверен, — в предлагаемой читателю драме первая половина испанского дворянства найдет свое выражение в лице дона Саллюстия, а вторая — в лице дона Цезаря. Они — двоюродные братья.

Здесь, как и везде, набрасывая это изображение кастильской знати около 1695 года, мы, понятно, не имеем в виду редкие и почтенные исключения… Продолжим нашу мысль.

Вглядываясь пристально в эту монархию и в эту эпоху, мы видим, что ниже знати, расколовшейся надвое и до известной степени олицетворяемой двумя людьми, которых мы сейчас назвали, шевелится в тени нечто великое, темное и неведомое. Это — народ.

Народ, у которого есть будущее и нет настоящего; народ-сирота, бедный, умный и сильный, стоящий очень низко и стремящийся стать очень высоко; носящий на спине клеймо рабства, а в душе лелеющий гениальные замыслы; народ, слуга вельмож, в своем несчастии и унижении пылающий любовью к окруженному божественным ореолом образу, который воплощает для него среди развалившегося общества власть, милосердие и изобилие. Народ — это Рюи Блаз.

А над этими тремя людьми, которые, — если смотреть на них под этим углом зрения, — заставляют жить и действовать на глазах зрителя три начала и в этих трех началах — всю испанскую монархию XVII века, — над этими тремя людьми высится чистое и лучезарное создание, женщина, королева, несчастная как женщина, ибо у нее словно и нет мужа; несчастная как королева, ибо у нее словно и нет короля; склонившаяся, в приливе царственного сострадания, а может быть, и женского чувства, к тем, кто стоит ниже ее, и смотрящая вниз, тогда как Рюи Блаз, народ, смотрит вверх.

На взгляд автора, эти …

Источник: https://knigogid.ru/books/1073166-ryui-blaz/toread

Читать онлайн электронную книгу Рюи Блаз Ruy Blas — ПРИМЕЧАНИЯ бесплатно и без регистрации!

Драма «Рюи Блаз» была написана 8 июля — 11 августа 1838 г. для созданного по инициативе Гюго нового театра «Ренессанс», специально рассчитанного на постановку романтической драматургии.

Вновь после «Эрнани» обращается здесь Гюго к старой Испании, но на этот раз уже не периода становления абсолютизма, а времен его глубочайшего упадка. Действие драмы происходит около 1699 г.

, при последнем короле династии Габсбургов, Карле II, царствование которого явилось периодом полного истощения сил некогда могущественной державы. Испанский народ задыхался под гнетом феодально-католической реакции.

Непомерно разросшийся бюрократический аппарат, паразитическое дворянство, толпы монахов и священников кормились за его счет. Страна стала достоянием королевских фаворитов, оспаривавших друг у друга власть и доходы.

Выбор этой эпохи предоставлял Гюго широкие возможности для политического и социального обличения. Однако история понимается им здесь весьма упрощенно и сводится к ряду конфликтов между отдельными личностями.

Кроме того, верно воспроизводя многие основные черты эпохи, Гюго довольно свободно обращается с историческими фактами ради свободы чисто поэтического вымысла (см. ниже, примечание к списку действующих лиц).

Завершая цикл романтических драм Гюго 30-х годов, «Рюи Блаз» развивает и заостряет их главные черты. С необычайным блеском воспроизводит эта драма мрачную и лихорадочную атмосферу Испании XVII в.

, с большой силой клеймит она алчную свору правителей, расхищающих национальное добро и обрекающих народ на нищету; наконец, с огромной силой здесь утверждается гуманистическое понимание любви, которая для Гюго всегда — символ истинной человечности.

Социальная антитеза, присутствующая в той или иной форме во всех драмах Гюго, доведена в «Рюи Блазе» до крайности и находит выражение в необычайной ситуации: лакей, влюбленный в королеву.

Изобразив в предыдущих драмах идеального романтического героя в облике разбойника или скромного ремесленника, Гюго в «Рюи Блазе» осмелился надеть на него лакейскую ливрею.

Это было предельным нарушением канонов сословной драматургии классицизма, отчасти возродившейся в то время во Франции.

Если предшествующие герои Гюго проявляли высокое достоинство в личных отношениях, то в «Рюи Блазе» автор идет дальше: впервые он приобщает демократического героя к общественной деятельности, наделяет плебея талантом правителя и горячим патриотизмом, которые проявляются в краткий период его фантастического возвышения.

Не случайно Гюго назвал пьесу его именем, отказавшись от ранее намеченных названий: «Королева скучает» и «Месть дон Саллюстия».

Рюи Блаз — не просто социально униженный человек, каких Гюго изображал и до этого, а прежде всего — символ народа, символ трагического несоответствия между духовными возможностями угнетенных масс и их истинным положением в классовом обществе.

Но эта проблема ставится в условной романтической форме, на материале искусственного сюжета; как и в других драмах Гюго, здесь нет непосредственного изображения народной жизни; программный герой Рюи Блаз даже не соприкасается с народом и является довольно отвлеченным образом в драматургии Гюго. Если отрицательные персонажи драмы изображены более реалистично, так же как колоритная фигура дон Цезаря де Басана, несомненно несущая в себе черты эпохи, то Рюи Блаз остается рупором авторских идей.

Вполне понятно, что реакционная критика обрушилась на пьесу, объявив ее «вызовом здравому смыслу» и симптомом «заката романтизма». Но демократический зритель как в момент первого появления пьесы, так и впоследствии высоко оценил «Рюи Блаза», как «самую сценическую, самую человечную, самую живую из всех драм Гюго» (отзыв Эмиля Золя).

Сила общественного воздействия драматургии Гюго подтверждается ее цензурными мытарствами, которые не ограничились пределами Франции. Директор парижского театра Порт-Сен-Мартен, совершившего в 1841 г.

гастрольную поездку по Европе, Гарель писал Гюго: «Ни в России, ни в Польше, ни в одной части Германии я не смог добиться разрешения на постановку хотя бы одного из ваших произведений.

Ваше имя — под запретом».

Источник: https://librebook.me/ruy_blas/vol1/8

Новая постановка «рюи блаза» виктора гюго

Новая постановка «рюи блаза» виктора гюго

Ни на одной из пьес Виктора Гюго так явственно не выделяются печать и штамп 1830 года, как на «Рюи Блазе», ни в одной из них так явственно не звучит романтическое Hierro,[8] оказавшееся на скрещении великих литературных движений боевым кличем и лозунгом. И все же драма не устарела.

Она предстала перед нами вчера такой же, какой ее видели в первый раз наши отцы: мощной, живой, полной пафоса и театральной — даже в том, что в ней неправдоподобно.

Тогда, как и теперь, в архитектурном остове этого творения угадывались прихоти строителя, даже трещины и щели, которые время и не законопатило и не расширило, но которые по-прежнему остаются искусно и богато задрапированными и скрытыми волшебством ни с чем не сравнимых стихов.

В этой большой пьесе, в три тысячи стихов, перемешивается и перекрещивается все многообразие переходов и интонаций, все языковые оттенки; нежность, пафос, горькая и злая ирония, — в ней содержится, в ней звучит, в ней оживает вся клавиатура человеческой души.

И какие руки касаются этих клавиш! Найдется ли во всем классическом репертуаре, о котором часто заговаривают, когда дело касается подобных произведений, что-нибудь равное лучезарному веселью, блистательному, дерзкому и мощному пылу, которым дышит образ дона Сезара де Базана, которым веет от его пышного, развевающегося султана? Слушать его — это настоящее пиршество, на котором вы наслаждаетесь испанскими винами, пьянящими, бархатистыми, согревающими кровь. А как оживляет четвертое действие Коклен Старший, как он читает стихи — не на манер Меленга, исполнявшего эту роль в Одеоне: по-ученому, весьма любопытно и книжно, — нет, его исполнение проникнуто непосредственной, заразительной веселостью! «Он больше Фигаро, чем дон Сезар», — заметил мой сосед. Упрек незаслуженный, результат непонимания. Разумеется, актер не мог специально для этой роли вылезти из кожи, но он был блистательно многоречив, искренен. В нем было ровно столько барственности, сколько требуется этому прощелыге дону Сезару, чье испанское грандство часто ютилось под мостами, бродило по выжженным солнцем берегам рек, отчего на его плаще осталась печать цыганщины, отчего он пропитался запахом больших дорог. Коклен, отвергнув традиционную трактовку роли, создал совсем новый образ, который тотчас же был освящен успехом у публики, настолько, что для зрителя он даже заслонил образ Рюи Блаза, а между тем Рюи Блаз должен был быть на первом плане. Дело в том, что г-н Муне-Сюлли, который, впрочем, всегда отлично перевоплощается в свои любимые драматические образы, не наделяет их той спокойной и ровной силой, какую обнаруживает Коклен в роли дона Сезара. Великолепно изображая в пятом действии страсть и гнев, начиная с того момента, когда Рюи Блаза охватывает ярость:

Мне имя Рюи Блаз, и я простой лакей,[9] —

трогательный, пылкий, грозный, срывающий аплодисменты после каждого стиха, он долго заставил нас ждать этого пробуждения, он вяло произнес тираду: «Приятного вам аппетита…»-одну из важнейших арий этой лирической драмы, а главное, совершенно провалил сцену, где дон Саллюстий забавляется, унижая лакея, которого он сделал испанским грандом:

Здесь дует из окна —

Поди, закрой его…

Не слишком ли медлителен г-н Муне, когда закрывает окно, поднимает платок? Не слишком ли внешне передает он то усилие, какое делает над собой раб, грызущий удила? Во всяком случае, все это плохо пригнано, плохо отмерено: вся сцена до того фальшива, что делается неловко. А ведь она очень театральна.

Лафонтен — не говоря уже о Фредерике, которого нам не пришлось видеть, — извлек из нее могучий эффект. Поработав и поразмыслив, г-н Муне-Сюлли сумеет внести недостающие оттенки, гармонические паузы музыкальной страницы.

Заслуживает похвалы г-н Февр, достаточно сильный и выразительный, надменный и мрачный в роли зловещего дона Саллюстия, — он создал блестящий образ. Достоин похвалы и г-н Мартель, сумевший придать в меру шутовской облик старому дону Гуритану, поклоннику королевы.

Гордясь своими шпорами, словно старый боевой петух, он только, пожалуй, слишком уж напирает на этот внешний образ боевого петуха — его манера поднимать руку и держать ее горстью напоминает комика Александра в «Курице с золотыми яйцами».

[10] Я не могу найти слова, чтобы выразить восхищение игрой г-жи Сары Бернар, — слова, которые не были бы повторением всего, что уже говорилось об изумительной чистоте ее голоса, о четкости и ясности его интонаций, этом алмазном ключе, открывающем все самые трудные положения и даже самые враждебные сердца. Публика неистовствовала больше, чем когда-либо.

Прочесть в последним раз и разорвать…

Все это превосходно понято и произносится как нужно. Но в целом г-жа Сара Бернар не играет свою роль — она ее прет.

После того как мы похвалим г-жу Баррета за милую живость, с какой она воссоздает образ Касильды, рассыпая жемчужный смех в мрачном безмолвии испанского дворца, нам останется лишь с похвалой отозваться о декорациях, о великолепных костюмах, обо всей, впрочем, чересчур броской, чересчур «оперной» пышности, какой последние годы отличаются постановки Французского театра.

Печать единодушно отмечает блестящий успех новой постановки «Рюи Блаза». Рецензенты удовольствовались тем, что покритиковали отдельные детали исполнения.

В связи с этим нам хотелось бы рассеять с помощью маленькой книжки, вышедшей на днях в издательстве Оллендорфа, недоразумение с ложной, якобы традиционной трактовкой роли дона Сезара, которую блистательно исполняет сейчас несравненный Коклен.

Признавая все достоинства артиста, признавая впечатление, произведенное его игрой на публику, большинство наших собратий упрекает его в извращении образа дона Сезара, в том, что он нарочно лишил эту роль присущей ей величественности, лишил благородства, что он играет не столько дона Сезара, сколько Фигаро.

Так вот, заглянув в «Историю Рюи Блаза» Александра Эппа и Клемана Кламана, мы обнаружим, что в 1838 году в первой постановке пьесы роль дона Сезара, сперва предназначавшаяся Гюйону, в конце концов поручена была Сен-Фирмену.

Гюйон был превосходный исполнитель первых ролей, Сен-Фирмен — законченный и очень живой комик, который, не усмотрев в образе дона Сезара ничего сложного, постарался сделать из него прежде всего яркий, лучезарный контраст ко всему, что есть в драме темного и страшного. В таком понимании роль эта очень позабавила публику.

Еще через несколько лет Фредерик Леметр, которого всегда соблазняли лохмотья пикаро,[11] заказал по своей мерке пьесу под названием «Дон Сезар де Базан», где одно лишь богатое воображение поэта, но только надутое, ходульное, лишенное блистательного волшебства его стихов, заполняло все пять или даже шесть актов мелодрамы, о которой Теофиль Готье отозвался нижеследующим образом:

«Можно не сомневаться, что гг. Дюмануар и Деннери — люди вполне порядочные: носового платка они ни у кого из кармана не вытащат, а вот идейкой воспользоваться могут.

Во всяком случае, у них хватило наивности не отпороть метку с шарфа, который они вытянули из кармана прославленного поэта Виктора Гюго. В наше время, когда свирепствуют литературные пираты, это своего рода добродетель… относительная, конечно.

Но какой великий актер Фредерик! Как он одним жестом, одним словом, одним восклицанием умеет растормошить публику — от партера до райка! Вам кажется, что вы видите любовные сцены, слышите пламенные слова, крики о мщении! Прочитайте пьесу — ничего этого в ней нет.

Все писал Фредерик, возводя очи к небу, бросаясь на колени, переставляя с места на место стул, закрывая судорожно сжатыми руками трагически искаженное лицо».

С того дня возник ложный образ дона Сезара, перворазрядная роль, трагическая и шутовская, бурлескная и патетическая, роль Дон Жуана, вылезшего из сточной канавы, Дон Жуана, который случайно избежал петли, роль паяца и Альмавивы. Но разве такого парня втиснуть в один ящик с доном Саллюстием и Рюи Блазом?

Меленг, в 1872 году сыгравший эту роль в традициях Фредерика, был в ней как-то странно уныл, особенно в четвертом действии.

Его слишком пышный романтический султан падал ему на глаза, словно траурные перья на катафалке, и, несмотря на Сару Бернар, Лафонтена и Жоффруа, это отразилось на всем спектакле.

Следующая глава

Источник: https://public.wikireading.ru/126015

Драмы Гюго. Драматургия Гюго Виктора ("Кромвель", "Марьон Делорм", "Эрнани", "Король забавляется" и др.)

Предисловие к драме Гюго «Кромвель» (1827) стало одним из важнейших манифестов романтизма. Манифест этот возник тогда, когда созрела решимость «ударить молотом по теориям, поэтикам и системам». Такая решимость Гюго проистекала из его убеждения в том, что «в нашу эпоху свобода проникает всюду, подобно свету».

«Великое движение» в литературе Гюго считал «прямым следствием 1789 года». В предисловии к «Кромвелю» Гюго исходит из принятого романтиками исторического подхода к литературе («мы выступаем в качестве историка»). Со сменой эпох неизбежно меняется искусство —«все связано друг с другом».

Так возникает современное искусство, противостоящее античному, то бишь романтическое, противостоящее классицистическому. Его признаки — гротеск и драма как форма отражения «страстей, пороков, преступлений», т. е. всего разнообразия жизни «невозвышенной».

Вершиной искусства нового времени Гюго считал Шекспира, его драму, «сплавляющую в одном дыхании гротескное и возвышенное, ужасное и шутовское, трагедию и комедию».

В Кромвеле Гюго привлекла «колоссальная», по его словам, личность, выразившая в себе политическую революцию.

Кроме того, сообразуясь «не с разрешением Аристотеля, но с разрешением истории» и явно следуя примеру Шекспира, он увидел в Кромвеле «существо сложное, многогранное, многообразное».

В драме Гюго «Кромвель» уже наметились сквозные политические идеи его творчества — антимонархизм, республиканизм, демократизм. Гюго вплотную подошел к теме, которая будет вдохновлять его на всем длительном пути, — к теме революции.

Виктор дал бой «старому строю» и устаревшим литературным традициям целой серией драматургических произведений — вслед за «Кромвелем» последовали драмы Гюго «Марьон Делорм» (1829), «Эрнани» (1829), «Король забавляется» (1832).

Потребовалась Июльская революция, чтобы (в 1831 г.) премьера состоялась. «Эрнани» удалось поставить в феврале 1830 г., накануне революции. Но и Июльская революция не принесла той свободы, о которой говорил Гюго.

Так, пьеса «Король забавляется» была запрещена после премьеры (1832) и появилась на сцене ровно через 50 лет.

В немалой степени ведущая роль Гюго была обусловлена тем обстоятельством, что он писал драмы. Именно романтическая драма посягала на главную цитадель классицизма, на жанр трагедии, с которым было связано творчество самых великих его представителей и в котором нагляднее всего воплотились классицистические «правила».

Романтическое движение было поставлено перед необходимостью ниспровергнуть эту «Бастилию классицизма». Журнал «Глоб» яростно атаковал ее, ссылаясь на достижения английской и немецкой драматургии, особенно на Шекспира, пьесы которого переиздавались во Франции и ставились на парижской сцене одна за другой.

Не случайно, а закономерно настоящее сражение разгорелось именно во время представления романтической драмы Гюго «Эрнани».

Появление романтической драматургии лишало противников романтизма очень важного в тогдашней борьбе козыря — утверждения, что романтизм не национален, что он не французское явление, что он противоречит самому духу французского искусства, сориентированного на незыблемые идеалы «романского», античного искусства и нашедшего себе адекватное выражение в жанре классицистической трагедии.

Свидетель и участник величайших, переломных исторических событий, так или иначе связанных с борьбой против монархии, с низвержением абсолютизма, Виктор Гюго свою драматургию посвятил одной и той же, в сущности, эпохе — эпохе утверждения абсолютной власти, одной и той же задаче — оценке этой власти, нравственному суду над монархией. Гюго создает обобщенный, «итоговый» образ абсолютизма, поэтому местом действия, помимо Франции, оказываются Испания, Италия, Англия. Драматургия Гюго иллюстрирует такое важное свойство французского романтизма, как вкус к исторической тематике. Его творчество поражает точным и тонким воспроизведением быта, сточным наблюдением» «местного колорита», нравов, костюмов и языка. Но нравственные истины Гюго всегда ставил выше исторических, а поэтому правда в его произведениях есть результат соотношения истин конкретно-исторических и истин «абсолюта человеческого». Вот почему конфликт в пьесе «Марьон Делорм» напоминает конфликт в романе «Сен-Мар».

В отличие от Виньи с его аристократическими пристрастиями, носителями таких свойств у Гюго оказываются куртизанка Делорм и безродный ее возлюбленный Дидье.

Сословный принцип, все основы феодальной иерархии сметаются поистине революционным актом: Гюго поднимает куртизанку выше короля! Здесь речь идет уже не столько о плохом короле, сколько о безнравственности абсолютной власти.

Конфликт добра и зла в драме Гюго по сути своей политический, исторический. Однако способом его изображения является романтическая символизация. Герои Гюго — олицетворение добра или зла, а потому это исключительные характеры в чрезвычайных обстоятельствах. Отсюда чересчур яркие, слепящие, контрастные краски в палитре художника.

Он отбирает такие ситуации, которые могли бы иллюстрировать добро и зло в максимально наглядной, плакатной форме. Поэтому и действие без труда переносится в Испанию, Италию, Англию. Декорации меняются, уточняется «местный колорит», однако суть конфликта и способ изображения героев не меняются. Вслед за куртизанкой символом добра и благородства оказывается разбойник Эрнани.

Он бросает вызов самому королю, и в их единоборстве на стороне нищего изгнанника оказываются все достоинства возвышенной души, тогда как на стороне его противника вся сила тиранического государства. Гюго рисует подлинные турниры чести, из которых выходят победителями его герои — мятежники, а поражение терпят власть имущие.

Колосс абсолютизма стоит на глиняных ногах, ибо тирания безнравственна, противоестественна.

Безнравственность воцарилась во дворе, «подлом дворе» короля, который «забавляется», попирая честь и благородство. Роль обвинителя Гюго доверяет шуту. В роли обвиняемого выступает король.

Такое изображение короля само по себе заключало в себе революционный смысл — устранение ничтожного самодержца казалось делом неизбежным н нетрудным. Поэтому шут может посягнуть на жизнь самого короля и в этой попытке обрести ощущение своего величия. И Делорм, и Эрнани, и Трибуле — герои трагические.

Они бросают вызов таким силам, с которыми им не совладать, и поэтому гибнут. Осуждение тирании заключено не только в нравственном превосходстве мятежных героев над тиранами, но даже в самом факте их гибели.

После революции 1830 г. мятежный пафос Виктора Гюго начал сникать. Он продолжал писать пьесы, по-прежнему критически изображая абсолютизм. Однако уже в «Лукреции Борджа» нагромождение преступлений, совершаемых тиранами, кажется искусственным, чрезмерным.

В «Анджело» разоблачение тирании отодвигается на второй план, на переднем — любовные коллизии с эффектными мелодраматическими поворотами. В «Рюи Блазе» вновь появляется человек из народа.

Игра случая превратила его, лакея, в государственного деятеля, и он обнаруживает выдающиеся способности, высоко поднимающие его над бездарными правителями и своекорыстными вельможами.

Но разоблачаются в этой пьесе скорее интриганы, чем тираны, — королева предстает просто женщиной, любящей и страдающей, а человек из народа довольствуется ее вниманием и добровольно уходит из жизни, не помышляя о защите своих прав. Романтическая поэтика здесь заметно выхолащивается и служит созданию чрезвычайно эффектных коллизий.

Гюго считал драматургию трибуной, социальным деянием. И не случайно он к 40-м годам оставляет эту трибуну, обращается к поэтическому творчеству, настаивая на том, что поэзия имеет дело с человеческим сердцем, неизменным, не подвластным никаким революциям.

Источник: Андреев Л.Г. и др. История французской литературы: Уч. для филол. спец. вузов. — М.: Высш. шк., 1987

Источник: https://classlit.ru/publ/zarubezhnaja_literatura/gjugo_v/dramy_gjugo_dramaturgija_gjugo_viktora_kromvel_maron_delorm_ehrnani_korol_zabavljaetsja/94-1-0-560

Герой драмы В. Гюго «Рюи Блаз»

Рюи Блаз служит лакеем у верховного судьи маркиза Саллюстия, что его унижает и мучает. Он с упоением вспоминает о днях далеких и счастливых: «Нам были радостью и голод и нужда, когда я мерз зимой, имел лишь хлеб и воду, а крова не имел — зато имел свободу! В те времена еще я человеком был». Страдания героя усугубляются его любовью к королеве.

На глаза ей Рюи Блаз конечно, не показывается, играя роль незримого доброго ангела: узнав, что королева скучает по фиалкам, он каждый день ходит за две мили, чтобы нарвать для нее цветов.

В этой драме очень большую роль играет сам сюжет, та интрига, в которую попадает герой и по ходу которой раскрывается его характер.

Дон Саллюстий сумел разгадать тайну своего лакея и ловко использует ее в своих интересах. Убедившись в том, что еще никто при дворе не видел Р. Б.

, дон Саллюстий представляет его как своего кузена, дона Цезара де Ба-сан, предварительно избавившись от кузена настоящего.

Рюи Блаз которого теперь все называют доном Цезаром, получает должность курьера короля, а потом его делают министром, даруя герцогский титул.

Королева легко угадывает в нем своего тайного воздыхателя и весьма благосклонно относится к этому красивому молодому человеку. За полгода, проведенные при дворе, Р. Б.

становится статс-секретарем королевы, и придворные поговаривают о том, что именно он диктует ей все решения, что между ними существует тайная связь.

Но даже явные недоброжелатели признают, что герой честен. Р. Б. наконец может доказать свою любовь к Испании, он мечтает возродить ее былую мощь, обнаруживая себя способным государственным деятелем.

Рюи Блаз решается признаться королеве в своей любви: «Любить вас издали, из мрака — мой удел, и я вас пальцем бы коснуться не посмел». Конечно, на такие слова трудно не ответить взаимным признанием.

Воспользовавшись этим, дон Саллюстий заманивает королеву в дом к Р. Б. И здесь герой уже на деле доказывает, что на его слово можно положиться, что королева не ошиблась, поручив ему заботу о своей чести. Сначала он сам признается ей в том, кем является на самом деле, потом убивает дона Саллюстия и, убедившись, что королеве больше ничего не грозит, выпивает яд.

Гюго в предисловии к пьесе написал, что хотел окутать «Рюи Блаза» вечерними сумерками. Действительно, здесь показан сумеречный мир, в котором торжествует эгоизм и мелкое себялюбие, мир, в котором нет места таким достойным, ярким людям, и потому Рюи Блаз в нем лишний.

Источник: https://schoolessay.ru/geroj-dramy-v-gyugo-ryui-blaz/

36. Романтическая драма в.Гюго ("Марион Делорм" или "Рюи Блаз")

В 1829 г. Гюго написал драму «Марион Делорм»
(«Marion de Lorme», 1831), в которой впервые в
высокохудожественной форме воплотил
принципы «Предисловия к «Кромвелю».

Гюго взял сюжет не из античности, а нашел
его в национальной истории. Исторический
«колорит» он создал за счет точного
указания времени действия (1638 г.

),
привлечения в сюжет исторических лиц
(Людовик XIII, кардинал Ришелье, сама
героиня Марион Делорм и др.).

Стремление
создать «местный колорит» соединилось
в драме с разрушением единства места
(действие происходит то в Блуа, то в
Шамборе, то в других местах). Разрушается
и единство времени, но единство действия
сохраняется.

Идеальность этих героев сохраняется
лишь как тенденция. Во-вторых, в классицизме
положительными героями были короли,
вельможи, у Гюго — наоборот, Марион
Делорм — бывшая куртизанка, которая
служила утехой для вельможных развратников.
Дидье — сирота, он не знает, кто его
родители.

Вельможные люди в меньшей
мере способны к идеализму. Так, маркиз
де Саверни, соперник Дидье в любви,
способен на подлость и лишь в самый
критический момент поступает благородно.
Но в обществе деспотии благородство
обречено на гибель, зато жестокость,
аморальность процветают.

Именно этими
чертами наделены вельможные лица —
кардинал Ришелье и даже король.

Гюго вслед за классицистами считал, что
драму нужно писать стихами. Тем не менее,
в александрийский стих, которым он
написал «Марион Делорм», поэт внес
изменения (они касались места пауз, рифм
и т.д.). На смену классицистической
холодности стиля пришел эмоциональный
язык героев.

Свою лучшую драму «Рюи Блаз» («Ruy Bias»)
Гюго написал в 1818 г. Об этой пьесе Э. Золя
высказался так: «Самая циничная, резкая
из всех драм Гюго». В предисловии к драме
Гюго исследует проблему зрителя.

Женщины
в театре ищут наслаждения для сердца,
ценят страсти, стремятся к трагедии.
Мыслители, ища пищи для ума, находят ее
в характерах героев, в комедии. Толпа
ищет наслаждения для глаз. Ее привлекает
на сцене действие, поэтому она любит
мелодраму.

В «Рюи Блази» Гюго решил
объединить черты трагедии, комедии и
мелодрамы, чтобы его пьесой восхищался
весь зал.

В основе сюжета — исключительные
события: лакей Рюи Блаз влюбился в
испанскую королеву. Неожиданный поворот
судьбы разрешил Рюи Блазу под именем
вельможного дворянина дона Сезара де
Базана приобрести благосколонность
королевы, стать министром.

Интрига против королевы не удалась, но
она узнала правду о происхождении Рюи
Блаза и презрела им. Рюи Блаз отравляется.

Источник: https://studfile.net/preview/4465642/page:31/

Краткие сюжеты драм Гюго

Гюго считал, что «особенность драмы — это реальность». Поэтому, вопреки утверждению классицистов, что нужно изображать лишь «приятную» природу, Гюго убеждал: «…Все, что есть в природе, есть и в искусстве».

Он призвал разрушить границы между жанрами, соединить комическое и трагическое, высокое и низкое, отказаться от единства времени и единства места, поскольку эти единства, предоставляя драме лишь внешнее правдоподобие, заставляют писателя отступать от правдивого изображения действительности. Великим образцом такого искусства, свободного от условных правил, является драмы В.

Шекспира. Тем не менее, Гюго считал, что наследие В. Шекспира не принесет успеха романтику. Самому писателю более близка национальная традиция, прежде всего Ж..Б. Мольер.

Призыв подражать природе не привел Гюго к реализму. Для него характерно утверждение романтических принципов типизации. Сравнивая драму с зеркалом, Гюго писал: «…Драма должна быть концентрирующим зеркалом».

Если классицисты типизировали какую-то одну человеческую страсть, то Гюго старался в каждом образе столкнуть две такие страсти, одна из которых проявит в человеке идеальное, возвышенное, а вторая — низкое.

Теория высокого была разработана классицистами. Гюго разработал теорию гротеска как противоположности высокому и как средству контраста, присущего новой литературе.

Гротеск — это концентрированное выражение, с одной стороны, безобразного и ужасного, с другой — комического. Гротеск разнообразен, как сама жизнь.

Гротеск особенно оттеняет прекрасное, в этом его главное назначение в романтическом произведении.

В 1829 г. Гюго написал драму «Марион Делорм» («Marion de Lorme», 1831), в которой впервые в высокохудожественной форме воплотил принципы «Предисловия к «Кромвелю».

Гюго взял сюжет не из античности, а нашел его в национальной истории. Исторический «колорит» он создал за счет точного указания времени действия (1638 г.

), привлечения в сюжет исторических лиц (Людовик XIII, кардинал Ришелье, сама героиня Марион Делорм и др.).

Ряд черт сближает драму с классицистической трагедией. Сохраняется деление героев на положительных (Марион, ее любимый Дидье) и отрицательных (Ришелье, его шпион судья Лафемас). Тем не менее, во-первых, среди положительных героев нет идеальных. Каждый из них сделал в жизни большие моральные ошибки.

Идеальность этих героев сохраняется лишь как тенденция. Во-вторых, в классицизме положительными героями были короли, вельможи, у Гюго — наоборот, Марион Делорм — бывшая куртизанка, которая служила утехой для вельможных развратников. Дидье — сирота, он не знает, кто его родители.

Вельможные люди в меньшей мере способны к идеализму. Так, маркиз де Саверни, соперник Дидье в любви, способен на подлость и лишь в самый критический момент поступает благородно. Но в обществе деспотии благородство обречено на гибель, зато жестокость, аморальность процветают.

Именно этими чертами наделены вельможные лица — кардинал Ришелье и даже король.

Гюго вслед за классицистами считал, что драму нужно писать стихами. Тем не менее, в александрийский стих, которым он написал «Марион Делорм», поэт внес изменения (они касались места пауз, рифм и т.д.). На смену классицистической холодности стиля пришел эмоциональный язык героев.

Воспевание представителей общественных низов, развенчивание его верхов было особенно значимым в период подготовки революции 1830 г.

Правительство увидело в портрете слабохарактерного и беспринципного короля Людовика XIII намек на правящего тогда Карла X и запретило пьесу (она была поставлена после революции, в 1830 г.). В ответ на запрет Гюго написал драму «Эрнани» («Hernani», 1830).

Премьера этой драмы накануне революции стала центральным событием в истории французского театра XIX ст. Был причинен сокрушительный удар классицизму.

Трое мужчин добиваются любви прекрасной доньи Соль — король дон Карлос, граф Сильва и разбойник Эрнани. В пьесе все трое осуществляют благородные поступки. Граф спасает Эрнани, которого преследует король. Но им руководят лишь традиционные представления о гостеприимности. Король прощает Эрнани заговорщичество и отдает ему руку доньи Соль.

Но не благородство, а точный политический расчет толкает его на этот шаг. Вообще же, король — наиболее моральный герой драмы. Не случайно пьеса начинает со свидания доньи Соль и Эрнани, за которыми король подсматривает, сидя в шкафу. Граф де Сильва перестает быть благородным, когда узнает, что донья Соль станет женой Эрнани.

Он требует от Эрнани, который в знак благодарности дал графу право распоряжаться его жизнью, чтобы Эрнани совершил самоубийство. И лишь разбойник оказывается до конца благородным. Придерживаясь обещания, он отравляется. Вместе с ним совершает самоубийство донья Соль. Молодые влюбленные морально побеждают мир бесчестной знати.

Эту мысль автор подчеркивает в финальном эпизоде. Осознав поражение своей позиции, граф де Сильва убивает себя.

Свою лучшую драму «Рюи Блаз» («Ruy Bias») Гюго написал в 1818 г. Об этой пьесе Э. Золя высказался так: «Самая циничная, резкая из всех драм Гюго». В предисловии к драме Гюго исследует проблему зрителя.

Женщины в театре ищут наслаждения для сердца, ценят страсти, стремятся к трагедии. Мыслители, ища пищи для ума, находят ее в характерах героев, в комедии. Толпа ищет наслаждения для глаз. Ее привлекает на сцене действие, поэтому она любит мелодраму.

В «Рюи Блази» Гюго решил объединить черты трагедии, комедии и мелодрамы, чтобы его пьесой восхищался весь зал.

В этой ситуации раскрывается романтическая исключительность личности Рюи Блаза. Лакей оказался выдающимся государственным мыслителем. Его решения поражают мудростью и гуманностью. Но возвышение Рюи Блаза было лишь частью интриги обиженного королевой дона Салюстия де Базана.

Интрига против королевы не удалась, но она узнала правду о происхождении Рюи Блаза и презрела им. Рюи Блаз отравляется.

(нет оценок) Loading…

Источник: https://sochinenienatemupro.ru/kratkie-soderzhaniya-shkolnyih-proizvedenij/kratkie-syuzhetyi-dram-gyugo/