Литераторы не случайно выбрали такое название — по знаменитому циклу новелл немецкого романтика Эрнста Теодора Гофмана. В центре сюжета — компания друзей, которая снова собирается вместе после долгой разлуки. Один из них — Киприан — рассказывает историю о своей встрече с сумасшедшим графом П.
, который вжился в образ скитальца Серапиона, бежавшего в пустыню от гонений римского императора Деция, где и умер мученической смертью. Граф отказывался верить в окружающую его действительность, считая, что реальный мир является лишь иллюзией, плодом человеческого воображения, творимым по воле воображения творческого индивида.
Именно этот отказ от принятия объективной действительности стал центральным мотивом всей эстетики немецкого романтизма в целом и поэтики цикла новелл Гофмана, в частности.
Для молодых петербургских писателей, собравшихся вместе в 1921 году, принцип свободы творчества, непринужденности творческого воображения и воли художника, способных порождать собственную, субъективную реальность, также стал главным идейным элементом их литературного союза.
Члены объединения «Серапионовы братья»
Началась недолгая история «Серапионовых братьев» в 1919 году, когда при издательстве «Всемирная литература» была создана Студия художественного перевода, которую посещали талантливые молодые литераторы и теоретики искусства.
Главным содержанием дискуссий и встреч стали разговоры о принципах и приемах художественного творчества, о сущности и роли творца в создании уникального литературного произведения. Чуть позже Студия перевода преобразуется в Литературную студию, уже полностью посвященную проблемам писательского ремесла.
Организаторами встреч были поэт-акмеист Николай Гумилев и переводчик Корней Чуковский, а с лекциями тут вступали Андрей Белый и Виктор Шкловский. К 1920 году численность последователей и поклонников Литературной студии достигла 350 человек.
В результате было принято решение создать отдельное литературное объединение, участники которого настаивали на том, что они являются не какой-то особенной литературной школой, а лишь только дружественным союзом критиков, писателей и поэтов, связанных общими взглядами на суть и смысл искусства.
В Ясной Поляне (слева направо): П. Нилин, В. Шкловский, бывший конюх усадьбы И. В.Егоров, А. Сурков, И. Бабель и К. Федин (1938).
Источник: https://diletant.media/articles/31446673/
Эрнест Гофман и Серапионовы Братья
В СССР я читал сборник повестей Гофмана из серии «Классики и соврменники», может быть, помните, была такие книжки в мягком переплете. Помнится, туда входила повесть «Золотой Горшок» о приключениях студента Ансельма и «Крошка Цахес». Очень мне нравилось и частенько перелистывал я эти милые сказки!
Эрнест Гофман — книга 1981 г.
А сейчас почитываю гофмановские «Серапионовы братья». Это такой сборник фантастических и житейских новелл, что-то вроде «1000 и 1 ночь», только от мужского лица. Жанр весьма популярный для начала 19 века, времени расцвета романтизма и высоких страстей. Здесь вам и мистика, и вампиры, и всякая другая сказочная нечисть :).
Между прочим, «Серапионовы братья» считались в свое время практически «культовой литературой», как сейчас принято говорить. На них вырос весь серебряный русский век. В 20-х годах существовал одноименный кружок русских революционных литераторов — Зощенко, Замятин, Федин, Каверин и другие. Оттуда родом и знаменитый «Щелкунчик».
Список произведений из «Серапионовых братьев» (Взято с Фантлаб):
Часть I (1819)
- Предисловие / Vorwort (1819) [предисловие к сборнику «Серапионовы братья»]
- Отшельник Серапион / Der Einsiedler Serapion (1819)
- Советник Креспель / Rat Krespel (1817)
- Фермата / Die Fermate (1815)
- Поэт и Композитор / Der Dichter und der Komponist (1813)
- Эпизод из жизни трех друзей / Ein Fragment aus dem Leben dreier Freunde (1818)
- Артуров зал / Der Artushof [= Памяти короля Артура; Артуров двор; Артурова зала] (1816)
- Рудники Фалуна / Die Bergwerke zu Falun [= Фалунские рудники] (1819)
- Щелкунчик и мышиный король / Nu?knacker und Mausekonig [= Щелкунчик и мышиный царь] (1816)
Часть II (1819)
- Состязание певцов / Der Kampf der Sanger (1818)
- История привидения / Eine Spukgeschichte [= Eine gra?lich gespenstische Geschichte; Eine gra?liche Geschichte; История с привидением] (1819)
- Автомат / Die Automate (1814)
- Дож и Догаресса / Doge und Dogaresse (1818)
- Церковная музыка, старая и новая / Alte und neue Kirchenmusik (1814)
- Мейстер МартинБочар и его подмастерья / Meister Martin der Kufner und seine Gesellen [= Мастер Мартинбочар и его подмастерья] (1819)
- Неизвестное дитя / Das fremde Kind [= Прекрасное дитя; Чудесное дитя] (1817)
Часть III (1820)
- Сведения из жизни известного лица / Nachricht aus dem Leben eines bekannten Mannes [= Новости из жизни известного человека] (1819)
- Выбор невесты / Die Brautwahl (1819)
- Зловещий гость / Der unheimliche Gast (1819)
- Мадмуазель де Скюдери / Das Fraulein von Scuderi [= Мадемуазель де Скюдери; Девица Скюдери] (1819)
- Счастье игрока / Spielergluck (1819)
- Барон фон Б. / Der Baron von B (1819)
- Часть IV (1821)
- Синьор Формика / Signor Formica [= Синьора Формика] (1819)
- Закариас Вернер / Zacharias Werner (1821)
- Явления / Erscheinungen [‘Manifestations’] [= Видения] (1817)
- Связь вещей / Der Zusammenhang der Dinge [= Взаимозависимость событий] (1820)
- Вампиризм / Vampirismus [= Ужасная история графа Ипполита, Der Vampyr] (1821)
- Чайное общество / Die asthetische Teegesellschaft (1821)
- Королевская невеста / Die Konigsbraut (1821)
Рекомендую для прочтения, если вы устали от суеты и торопливой бессмыслицы современной жизни.
Будьте готовы к некоторой архаичности, тяжеловесности стиля и нужно обязательно настроиться на неспешно-немецкий лад старушки Европы — этого странного образования, ритм жизни и ценности которого давно и безвозвратно потеряны. Тот, кто проникнется этим духом старины и серьезно вчитается в Гофмана, получит истинное удовольствие.
22 Дек 2011 e-buka
Источник: https://kniganew.ru/recenzii/ernest-gofman-i-serapionovy-bratya/
Серапионовы братья — это… Что такое Серапионовы братья?
«Серапио́новы бра́тья» — объединение писателей (прозаиков, поэтов и критиков), возникшее в Петрограде 1 февраля 1921. Название заимствовано из цикла новелл немецкого романтика Э. Т. А. Гофмана «Серапионовы братья», в которых описывается литературное содружество имени пустынника Серапиона.
Первоначально группа сложилась из кружка учеников Е. Замятина и В. Шкловского, занимавшихся в «Доме искусств», а затем в «Литературной студии» под руководством К. Чуковского, Н. Гумилёва и Б. Эйхенбаума.
Первое заседание «Серапионовых братьев» состоялось в «Литературной студии» 1 февраля 1921, от этого дня шло «серапионовское летосчисление». Почти сразу приём новых членов был ужесточён, а затем и прекращён вовсе.
«Канонический» состав группы запечатлён на фотографии 1921.
Членами объединения были Лев Лунц, Илья Груздев, Михаил Зощенко, Вениамин Каверин, Николай Никитин, Михаил Слонимский, Виктор Шкловский, Владимир Познер[1], Елизавета Полонская, Константин Федин, Николай Тихонов, Всеволод Иванов.
Упоминание Ахматовой, Шкловского и иных авторов, официально не входивших в группу, объясняется тем, что у молодых литераторов имелось немало друзей и единомышленников, многие из них регулярно посещали серапионовские собрания, участвовали в обсуждении новых произведений. Не являясь «серапионами» в полном смысле слова, не были они и «гостишками» — так именовали людей случайных или не слишком близких группе, допускавшихся на открытые собрания (иногда заседания проходили в узком кругу, где присутствовали одни «братья»).
Идейным и художественным руководителем «Серапионовых братьев» был Евгений Замятин. В своих декларациях объединение в противовес принципам пролетарской литературы подчёркивало свою аполитичность.
Наиболее полно позиции «Серапионовых братьев» выражены в статье «Почему мы Серапионовы братья» («Литературные записки», 1922, № 3), подписанной Л.
Лунцем, в которой на вопрос «С кем же вы, Серапионовы братья? С коммунистами или против коммунистов? За революцию или против революции?» прозвучал ответ: «Мы с пустынником Серапионом».
Михаил Зощенко прямо заявлял: «С точки зрения партийных я беспринципный человек… Я не коммунист, не монархист, не эс-эр, а просто русский» (там же). «Серапионовы братья» в ряде статей выступали против идейности в искусстве («Мы пишем не для пропаганды», декларировал Л. Лунц), отстаивая старый тезис идеалистической эстетики о незаинтересованности эстетического наслаждения.
С точки зрения партийной критики, позиции объединения отражали идеологию растерявшейся мелкобуржуазной интеллигенции после октябрьского переворота. Опубликованные декларации и альманах «Серапионовы братья» (Пг.
, «Алконост», 1922) вызвали оживлённую дискуссию. В. М. Фриче, Валериан Полянский, П. С.
Коган и другие в своих выступлениях резко критиковали декларации «Серапионовых братьев» за их враждебность пролетарской идеологии и нарочитую аполитичность.
Однако с самого своего возникновения объединение не было однородным ни по политическим, ни по литературным симпатиям его членов. Между декларациями и творческой практикой большинства «Серапионовых братьев» наблюдалось противоречие.
Если часть «братьев» стремилась соответствовать заявленным принципам аполитичности, то другие пытались осознать подлинное значение процессов советской действительности. Так, Всеволод Иванов опубликовал повесть «Бронепоезд № 14—69» («Красная новь», 1922, кн. 6) и другие произведения партизанского цикла.
Не соответствовали декларациям «Серапионовых братьев» творческие устремления Николая Тихонова, целый ряд стихотворений которого («Баллада о синем пакете», «Баллада о гвоздях» и др.) стал классикой советской революционной поэзии, а поэма «Сами» явилась одним из лучших произведений, посвящённых Ленину.
Большие общественные проблемы поднимались и в произведениях Константина Федина, Николая Никитина, Михаила Слонимского.
Принципиально различными были и стилистические особенности творчества «братьев». Так, Каверин, Зощенко стремились к объективистскому показу действительности, в то время как, например, уже в ранних произведениях Вс. Иванова ярко сказывается увлечённость автора пафосом партизанской борьбы против белых.
Чуждой оказалась ряду «серапионовцев» и ориентация на западную сюжетную прозу (Дюма, Стивенсон, Кетнер, Конан Дойль), провозглашённая в статье Л. Лунца «На Запад» («Беседы», 1923, № 3). В то время как так называемое «западное крыло» объединения (Л. Лунц, В. Каверин, М.
Слонимский) в центр внимания ставило авантюрный остросюжетный жанр — «западную новеллу», «восточное крыло» объединения (М. Зощенко, Вс. Иванов и др.) работало над бытовым рассказом, используя фольклорный материал.
Характерно, что отсутствие единства литературно-политических и творческих принципов «Серапионовых братьев» вызвало резкое недовольство Е. Замятина, заявившего, что почти все «Серапионовы братья» «сошли с рельс и поскакивают по шпалам» («Литературные записки», 1922, № 1).
Пестроту идеологических убеждений вынужден был признать Л. Лунц, писавший — «у каждого из нас есть идеология, есть и политические убеждения, каждый хату свою в свой цвет красит», и с горечью констатировавший наличие у них «идеологических расхождений».
В 1921 эмигрировали покровительствовавшие группе Горький и Шкловский, в этом же году уехал в Париж Познер, в 1923 уехал в Германию на лечение Лунц, в 1924 перебрались в Москву Никитин и Иванов. С 1923—1924 Объединение начало хиреть, а в 1926 совсем прекратило свои собрания, однако не было официально распущено.
Сопровождавшие социалистическое строительство репрессии и усиление цензурного гнёта вынудили часть «серапионовцев» принять платформу советской власти: «Похищение Европы» Федина, «Кочевники» и «Война» Тихонова, «Повесть о Левинэ» Слонимского и ряд произведений других бывших членов объединения говорят об их полном разрыве с иллюзиями о «беспартийности» художника.
Библиография
- В. Б. Шкловский, статья «Серапионовы братья», журнал «Книжный уголок» №7, 1921.
- Юрий Тынянов, «Серапионовы братья. Альманах I», 1922
- «Серапионовы братья» о себе. «Литературные записки», 1922, № 3.
- «Серапионовы братья» заграничный альманах. Берлин: изд. «Русское творчество», 1922.
- Г. Белая. Дон Кихоты 20-х годов: «Перевал» и судьба его идей. М.: Советский писатель, 1989. ISBN 5-265-00939-6.
Источник: https://dic.academic.ru/dic.nsf/ruwiki/113412
Художественный мир сборника "Серапионовы братья" Гофмана и система точек зрения в нём (стр. 1 из 2)
Художественный мир сборника Серапионовы братья Гофмана и система точек зрения в нем
«Серапионовы братья», собственно говоря, и не совсем роман.
В конце жизни создает Гофман этот причудливый букет из новелл и сказок, обрамленный единой «рамкой», историей молодых литераторов-романтиков, называющих себя Серапионовыми братьями и читающих друг другу свои фантастические истории. Принцип их творчества и есть гофмановское творческое кредо – реальность самой безудержной фантазии.
Из всех сюжетов «Серапионовых братьев», пожалуй, именно эта рамка вовсе не выдумка, а история кружка, что сложился вокруг самого автора.
В Серапионов день 14 ноября 1818 года было отпраздновано основание союза Серапионовых братьев, в который кроме него вошли литератор Контесса (Сильвестр), друг Гофмана Хитциг (Оттмар), врач Кореф (Винцент) и писатель Адельберт Шамиссо, только что вернувшийся из кругосветного путешествия.
Позднее включен был и Фуке, автор знаменитой «Ундины», сюжет которой Гофман переложил в романтическую оперу. Этот кружок, ставший вскоре столь же знаменитым, как и застольная компания в погребке Люттера и Вегнера, не был объединен общей литературной программой. Здесь читали друг другу свои творения, спорили…
Для организации художественного пространства гофмановского произведения образ Серапионовых братьев важен как определенный композиционный стержень. С точки зрения поэтики композиции «рамочный рассказ» в «Серапионовых братьях» обретает большую органику сопряжения рассказчика и рассказа, фона и рамки.
Увековечив собрания членов кружка, Гофман воспользовался их несхожестью и вложил в уста «серапионов» фантазии самого разного свойства.
Зловещие истории о преступных гипнотизерах, вампирах, роковых предзнаменованиях как будто предвещают и сегодняшний бум «ужасов», светлые же детские сказки возвращают в мир чистоты и невинности, но, пожалуй, лейтмотивом всего произведения звучит тема художника, творца этих прекрасных или безумных фантазий.
Некоторые рассказы и сказки Серапионовых братьев стали, как, скажем, «Щелкунчик и мышиный король», почти хрестоматийными, многие же, в русском переводе, ныне практически неизвестны. Но даже хорошо знакомые, вернувшись на свое место в этой «романтической энциклопедии» Гофмана, подобно драгоценному камню в дорогой оправе, приобретут законченность и блеск совершенства…
Гофмановские герои не заложники обстоятельств (чумы, наводнения и т.д.), а творцы новой реальности. И в этом смысле перенос ситуации рассказывания с устного на письменный текст показателен. Серапионовы братья Гофмана – художники, открывающие лабораторию своего творчества.
В структуре гофмановского цикла границы между прочитанными историями и их обсуждением не просто более подвижны и размыты. Они нередко отсутствуют.
Потому что кроме читаемых рукописей в тексте присутствуют и устные рассказы – случаи из жизни, которые заполняют паузы, наполняя риторические рассуждения стилистической материей.
«Обрамляющий» и «обрамленный» тексты уравниваются в правах – возникает единое поле эстетической рефлексии. Риторика становится органической частью стилистики.
Эту особенность рефлексии очень точно определил автор лучшей в отечественной гофманиане статьи о «Серапионовых братьях» Ф.П.
Федоров: «В конечном итоге, в «рамочном рассказе» демонстрируется история эстетических и художественных исканий в Германии начала XIX века».
И еще: «» Серапионовы братья» благодаря «рамочному рассказу» приобретают смысл книги об искусстве и его методах, данных в развитии».
Целостность художественной системы гофмановской книги определяется органикой сопряжения творцов, их творчества, их биографии, рефлексии о творчестве и жизни и синтезирующей роли автора. Сам процесс циклотворения обнаруживает свою эстетическую природу благодаря подвижности «рамочной конструкции».
Всего в сборнике Гофмана насчитывается 22 истории, которые рассказывают друг другу названые братья. Среди этих историй такие известные, как «Щелкунчик и мышиный король», «Мастер Мартин-бочар и его подмастерья», «Мадемуазель Скюдери», «Автомат» и многие другие.
Рассказчики – люди разных темпераментов, иногда они вступают в спор по отдельным вопросам, но в главном остаются эстетическими единомышленниками. Себя они называют «серапионовыми братьями». Это название их содружество получило по имени героя первого рассказа, давшего зачин всему циклу.
Уже самый первый вечер – сплошное нарушение традиции новеллистических сборников.
Встретившись после долгой разлуки, герои пытаются «завязать новый узел взаимности», но главным для них оказывается момент самоопределения, выработки новой жизненной и эстетической позиции. Атмосфера бурных споров сопровождает весь этот процесс.
Идея постоянных еженедельных собраний вызывает неприятие Лотара, который ратует за свободу регламента и мнений, противопоставляя ее догматике и декларациям филистерских клубов.
Сталкиваются разные точки зрения, которые аргументируются разнообразными историями и случаями. История пустынника – духовидца Серапиона, рассказанная Киприано, вновь рождает противоположные суждения, так же как и фантастический рассказ Теодора о советнике Креспеле и его жертве, прекрасной Антонии.
Киприан рассказывает о своей встрече с безумным графом П., который в один прекрасный день отказался от дипломатической карьеры, покинул свет и семью и удалился в лесную глушь, вообразив себя христианским мучеником отшельником Серапионом.
Он живет в уединении, в полном согласии с самим собой, питается нехитрыми плодами земли и никак не желает вернуться в покинутый им мир. Воображение полностью заменило ему реальность.
Для Гофмана был важен этот отказ героя от объективной действительности и уход в мир свободного воображения.
Такая способность, как считают друзья, под силу лишь поэтическому духу. История мнимого Серапиона становится основанием для эстетической программы, получившей название «серапионовского принципа». Этот принцип предполагает активное преображение действительности в сознании творческой натуры.
Это преображение, однако, должно базироваться на учете реалий внешнего мира.
Настоящий художник, по мысли «серапионовых братьев», отказываясь от буквального следования жизнеподобию, не должен уходить от большой правды, а напротив, способствовать «глубочайшему познанию» бытия, быть переводчиком его смысла на доступный всем язык образов.
«Серапионовский принцип», таким образом, не мыслился как уход от реальности, напротив, он требовал от художника глубокого проникновения в ее суть. Оно доступно только богатому воображению, поэтому художник столь часто прибегает к фантастике, к гротеску.
Гофмановская фантастика всегда преображала действительность, но смысл ее мог быть разным. Фантастические образы и ситуации могли быть и угадыванием сути мира в его открывшейся глазам художника аномальности, и выражением мечты о более совершенных формах жизни.
В поразительном этюде «Советник Креспель» как бы начерно проигрываются ситуации и сюжетные ходы, которые получат дальнейшее развитие в других произведениях Гофмана (одиноко стоящий «дом волшебника», откуда звучит прекрасная музыка, отец и дочь, которую он скрывает от света, смерть прекрасной женщины как романтическая метафора гармонии и красоты, которые неосуществимы в реальной жизни) и намечаются образы типичных гофмановских героев (молодые студент и композитор, профессор, чиновник и музыкант в одном лице, итальянская певица, филистеры, населяющие небольшой германский город и т.д.).
Тема музыки – магистральная в художественной системе новеллы – раскрывается в двух планах, реальном и фантастическом, сочетание и переплетение которых и образует «двоемирие».
Истинное искусство, прекрасная музыка, возможна только в замкнутом мире, в уединенном доме Креспеля. Он сам прекрасно играет на скрипке, а его дочь Антония обладает дивным голосом.
Но вне стен его дома музыка тут же превращается в средство развлечения профанов и филистеров и приносит истинному музыканту разочарование и несчастье.
Здесь дается, пожалуй, самая виртуозная разработка этой психологической – впрочем, и социальной тоже – проблематики.
О заглавном герое там говорится: «Бывают люди, которых природа или немилосердный рок лишили покрова, под прикрытием коего мы, остальные смертные, неприметно для чужого глаза исходим в своих безумствах… Все, что у нас остается мыслью, у Креспеля тотчас же преобразуется в действие.
Горькую насмешку, каковую, надо полагать, постоянно таит на своих устах томящийся в нас дух, зажатый в тиски ничтожной земной суеты, Креспель являет нам воочию в сумасбродных своих кривляньях и ужимках. Но это его громоотвод.
Все вздымающееся в нас из земли он возвращает земле – но божественную искру хранит свято; так что его внутреннее сознание, я полагаю, вполне здраво, несмотря на все кажущиеся – даже бьющие в глаза – сумасбродства».
Это уже существенно иной поворот. Как легко заметить, речь тут идет не о романтическом индивиде только, а о человеческой природе вообще. Характеризует Креспеля один из «остальных смертных» и все время говорит «мы», «в нас».
В глубинах-то душ, оказывается, все мы равны, все «исходим в своих безумствах», и линия раздела, пресловутое «двоемирие» начинается не на уровне внутренней, душевной структуры, а на уровне лишь внешнего ее выражения.
То, что «остальные смертные» надежно скрывают под защитным покровом (все «земное»), у Креспеля, прямо по фрейдовски, не вытесняется вглубь, а, напротив, высвобождается вовне, «возвращается земле» (психологи фрейдовского круга так и назовут это «катарсисом» – по аналогии саристотелевским «очищением души»).
Но Креспель – и тут он вновь возвращается в романтический избранный круг – свято хранит «божественную искру». А возможно – причем сплошь и рядом – еще и такое, когда ни нравственность, ни сознание не оказываются в силах побороть» все вздымающееся в нас из земли».
Источник: https://mirznanii.com/a/136809/khudozhestvennyy-mir-sbornika-serapionovy-bratya-gofmana-i-sistema-tochek-zreniya-v-nyem
Читать онлайн "Серапионовы братья" автора Гофман Эрнст Теодор — RuLit — Страница 1
Гофман Эрнст Теодор Амадей
Серапионовы братья
- Эрнст Теодор Амадей Гофман
- Серапионовы братья
- Роман
- Перевод с немецкого А.Соколовского
под ред. Е.В.Степановой, В.М.Орешко.
Роман «Серапионовы братья» знаменитого немецкого писателя-романтика Э.Т.А.Гофмана (1776 — 1822) — цикл повествований, объединенный обрамляющей историей молодых литераторов — Серапионовых братьев.
Невероятные события, вампиры, некроманты, загадочные красавицы оживают на страницах книги, которая вот уже более 70-и лет полностью не издавалась в русском переводе. Перевод А.
Соколовского заново отредактирован и сверен с оригиналом.
- ОГЛАВЛЕНИЕ
- ОТ РЕДАКЦИИ
- ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
- Первое отделение
- ФЕРМАТА
- ПОЭТ И КОМПОЗИТОР
- Второе отделение
- ЭПИЗОД ИЗ ЖИЗНИ ТРЕХ ДРУЗЕЙ
- АРТУСОВА ЗАЛА
- ФАЛУНСКИЕ РУДНИКИ
- ЩЕЛКУНЧИК И МЫШИНЫЙ КОРОЛЬ
- ЧАСТЬ ВТОРАЯ
- Третье отделение
- СОСТЯЗАНИЕ ПЕВЦОВ
- АВТОМАТ
- ДОЖ И ДОГАРЕССА
- Четвертое отделение
- МЕЙСТЕР МАРТИН-БОЧАР И ЕГО ПОДМАСТЕРЬЯ
- НЕИЗВЕСТНОЕ ДИТЯ
- ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
- Пятое отделение
- ВЫБОР НЕВЕСТЫ
- ЗЛОВЕЩИЙ ГОСТЬ
- Шестое отделение
- ДЕВИЦА СКЮДЕРИ
- СЧАСТЬЕ ИГРОКА
- ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
- Седьмое отделение
- СИНЬОР ФОРМИКА
- ВИДЕНИЯ
- Восьмое отделение
- ВЗАИМОЗАВИСИМОСТЬ СОБЫТИЙ
- КОРОЛЕВСКАЯ НЕВЕСТА
- ОТ РЕДАКЦИИ
«Стой! Вот кафе-Руаяль. Приветливого человека, что стоит в дверях зовут Байерман. Вот это хозяин… Войдем. Заведение отменное; впереди — самая превосходная берлинская кофейня, за ней великолепная ресторация. Место встреч элегантных, образованных людей. Здесь можно часто увидеть интереснейших личностей.
Но кто это там за столом, вон тот маленький юркий человечек с вечно подергивающимся лицом, с движениями забавными и в то же время жутковатыми? Это советник апелляционного суда Гофман, написавший «Кота Мурра»»…
— и добавим, вслед за Генрихом Гейне, «Эликсиры Сатаны», «Фантазии в манере Калло», «Ночные рассказы», «Крошку Цахеса» и, разумеется, «Серапионовых братьев».
Уроженец столицы Восточной Пруссии Кенигсберга, Эрнст Теодор Амадей Гофман, последнее имя он сам прибавил вместо данного ему родителями имени Вильгельм в честь Амадея Моцарта, прожил недолгую, но удивительную жизнь.
Прусский судейский чиновник, музыкант, композитор, театральный художник и капельмейстер, знаменитый писатель и ночной гуляка, завсегдатай берлинских кабачков, он в собственной жизни воплощал ту романтическую загадочность, противоречивость и двойственность, которой так часто наделял своих героев.
Автор веселых зингшпилей и злых карикатур превращался на несколько часов в день в аккуратного государственного советника прусской администрации в Варшаве, а за спиной безудержного остроумца и фантаста из знаменитого берлинского погребка Люттера и Вегнера маячил советник апелляционого суда «с холодным спокойствием и серьезностью, определяющими его деятельность как судьи…»
Гофман поздно начал писать — вначале большая часть колоссальной творческой энергии отдавалась им музыке.
Образ его героя, неистового музыканта, эксцентричного капельмейстера Крейслера, — это сам Гофман, воплощение его творческого «я», свободного от земных забот и гнета житейских обстоятельств.
Да можно сказать, и все его творчество — это странствия по собственной душе, ее тайникам и закоулкам, это сотворение из ее материала другого, параллельного мира, где все, абсолютно все, до зеркальности точно такое же, как и здесь, кроме одного, — там может случится все что угодно…
Знаменитые его, ставшие литературной легендой «Серапионовы братья», собственно говоря, и не совсем роман.
В конце жизни создает Гофман этот причудливый букет из новелл и сказок, обрамленный единой «рамкой», историей молодых литераторов-романтиков, называющих себя Серапионовыми братьями и читающих друг другу свои фантастические истории. Принцип их творчества и есть гофмановское творческое кредо — реальность самой безудержной фантазии.
Из всех сюжетов «Серапионовых братьев», пожалуй, именно эта рамка вовсе не выдумка, а история кружка, что сложился вокруг самого автора.
В Серапионов день 14 ноября 1818 года было отпраздновано основание союза Серапионовых братьев, в который кроме него вошли литератор Контесса (Сильвестр), друг Гофмана Хитциг (Оттмар), врач Кореф (Винцент) и писатель Адельберт Шамиссо, только что вернувшийся из кругосветного путешествия.
Позднее включен был и Фуке, автор знаменитой «Ундины», сюжет которой Гофман переложил в романтическую оперу. Этот кружок, ставший вскоре столь же знаменитым, как и застольная компания в погребке Люттера и Вегнера, не был объединен общей литературной программой. Здесь читали друг другу свои творения, спорили…
Увековечив собрания членов кружка, Гофман воспользовался их несхожестью и вложил в уста «серапионов» фантазии самого разного свойства.
Зловещие истории о преступных гипнотизерах, вампирах, роковых предзнаменованиях как будто предвещают и сегодняшний бум «ужасов», светлые же детские сказки возвращают в мир чистоты и невинности, но, пожалуй, лейтмотивом всего произведения звучит тема художника, творца этих прекрасных или безумных фантазий.
Некоторые рассказы и сказки Серапионовых братьев стали, как, скажем, «Щелкунчик и мышиный король», почти хрестоматийными, многие же, в русском переводе, ныне практически неизвестны. Но даже хорошо знакомые, вернувшись на свое место в этой «романтической энциклопедии» Гофмана, подобно драгоценному камню в дорогой оправе, приобретут законченность и блеск совершенства…
- СЕРАПИОНОВЫ БРАТЬЯ
- ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
- Первое отделение
— Нет, как ни придумывай, а горького убеждения, что прошлое никогда, никогда не вернется, нельзя ничем ни прогнать, ни уничтожить! Напрасен труд бороться с неодолимой силой всесокрушающего времени! Туманные картины канувшего в вечную ночь минувшего, наполняя наше существо, дразнят и мучат его, как тяжелый сон, и неужели, глупцы, можем мы мечтать восстановить мыслью в прежней свежести ту частицу нашего «я», которая существовала когда-то? Покидая на долгое время любимую женщину или дорогого друга, мы теряем их навсегда, потому что никогда при новом свидании не найдем ни себя, ни их похожими на то, чем мы были прежде.
Так говоря, Лотар быстро встал со стула, подошел к камину и, сложив на груди руки, мрачно устремил глаза на весело пылавший огонь.
— Что касается до тебя, любезный друг Лотар, — возразил на это Теодор, — то я могу засвидетельствовать, что лично ты остался совершенно тем же, каким я знал тебя двенадцать лет назад. Узнаю сразу твою способность глубоко чувствовать всякую мелочь и легко поддаваться первому впечатлению.
Мы все, и Оттмар, и Киприан, чувствуем не менее тебя, что нынешнее наше свидание после долгой разлуки далеко не так радостно, как мы того ожидали.
Но если пошло на то, обвиняй меня одного в том, что я обегал сегодня наши бесконечные улицы с единственной целью собрать вас около моего камина! Может быть, умнее было бы предоставить устройство этого свидания счастливому случаю, — но неужели после стольких лет сердечной привязанности и тесно связывавшего нас стремления к науке и искусству, нарушенных диким ураганом прошлого, который мы пережили, неужели, повторяю, могли мы упустить случай, приведший нас в одну и ту же гавань, не сделав попытки увидеться телесными глазами, подобно тому, как постоянно смотрели друг на друга зрением духовным? Такая мысль была бы для меня невыносима! И вот теперь сидим мы более двух часов, мучая себя во имя той же сердечной дружбы! Неужели же никто из нас не принес с собой чего-либо умнее этой глупой выставки хандры? А отчего все? Оттого, что мы с простодушием маленьких детей вообразили себя способными затянуть прежним голосом песенку, петую двенадцать лет назад. Неужели Лотар должен по-прежнему начать чтение «Принца Зербино» Тика, а мы, слушая его, таять от восторга? Или Киприан должен явиться с фантастическим стихотворением, а не то с целым либретто бесконечной оперы, которую я тут же бы сначала сочинил, а затем сыграл на наших хромых фортепьянах, уже двенадцать лет тому назад трещавших под моими пальцами до того, что в бедном отжившем инструменте не оставалось живого места? Или не должен ли Оттмар рассказать нам какую-нибудь интересную новость, только что им слышанную, сообщить сведения о новом трактире, где можно достать хорошее вино, рассказать забавный анекдот о чьей-нибудь трусости и этим возбудить наш жар и внимание до того, что мы рискнули бы на серьезную попытку добыть хорошего вина и литературно разработать анекдот. И вот потому только, что никто этого не делает, сидим мы все с надутыми губами и каждый думает про другого: «Сильно, однако, изменился этот добряк! Совсем стал не похож на прежнего! Никак я этого не ожидал!» Да! Все мы стали не такими, как прежде! Я уже не говорю, что мы постарели на двенадцать лет и что земля надвигается на нас с каждым годом все более и более, до тех пор, пока не очутимся мы совсем под нею, простясь навсегда с воздушною сферой. Но вспомните, как бросал нас жизненный вихрь в событиях нашей жизни! Неужели все, что мы испытали страшного, ужасного и неприятного, могло пройти мимо, не схватив нас в свои объятия и не оставив в нашем существе глубоких, кровавых следов? Вот почему побледнели в нас яркие образы прошлого, и напрасным кажется наше желание их воскресить! Или, может быть, казавшееся нам прежде в жизни прекрасным теперь потеряло свой блеск оттого, что глаза наши привыкли к более яркому свету, между тем как внутреннее чувство, бывшее источником нашей взаимной любви, осталось прежним. Я, по крайней мере, полагаю, что все мы считаем друг друга все еще достойными себя и нашей взаимной дружбы. Оставим же в покое прошлое со всеми его притязаниями и постараемся, во имя прежних чувств, завязать новый узел взаимности.
Источник: https://rulit.me/books/serapionovy-bratya-read-118642-1.html
Серапионовы братья читать онлайн
Annotation
Роман «Серапионовы братья» знаменитого немецкого писателя-романтика Э.Т.А. Гофмана (1776 – 1822) – цикл повествований, объединенный обрамляющей историей молодых литераторов – Серапионовых братьев. Невероятные события, вампиры, некроманты, загадочные красавицы оживают на страницах книги, которая вот уже более 70-и лет полностью не издавалась в русском переводе.
- Эрнст Теодор Амадей Гофман
- ОТ РЕДАКЦИИ
- СЕРАПИОНОВЫ БРАТЬЯ
- ОТШЕЛЬНИК СЕРАПИОН
- СОВЕТНИК КРЕСПЕЛЬ
- ФЕРМАТА
- ПОЭТ И КОМПОЗИТОР
- Второе отделение
- ЭПИЗОД ИЗ ЖИЗНИ ТРЕХ ДРУЗЕЙ
- АРТУСОВА ЗАЛА
- ФАЛУНСКИЕ РУДНИКИ
- ЩЕЛКУНЧИК И МЫШИНЫЙ КОРОЛЬ
- ЧАСТЬ 2
- СОСТЯЗАНИЕ ПЕВЦОВ
- ИСТОРИЯ ПРИВИДЕНИЯ
- АВТОМАТ
- ДОЖ И ДОГАРЕССА
- Четвертое отделение
- ЦЕРКОВНАЯ МУЗЫКА, СТАРАЯ И НОВАЯ
- МЕЙСТЕР МАРТИН-БОЧАР И ЕГО ПОДМАСТЕРЬЯ
- НЕИЗВЕСТНОЕ ДИТЯ
- ЧАСТЬ 3
- СВЕДЕНИЯ ИЗ ЖИЗНИ ИЗВЕСТНОГО ЛИЦА
- ВЫБОР НЕВЕСТЫ
- ЗЛОВЕЩИЙ ГОСТЬ
- Шестое отделение
- ДЕВИЦА СКЮДЕРИ
- СЧАСТЬЕ ИГРОКА
- БАРОН ФОН Б.
- ЧАСТЬ 4
- СИНЬОР ФОРМИКА
- ВИДЕНИЯ
- Восьмое отделение
- ВЗАИМОЗАВИСИМОСТЬ СОБЫТИЙ
- ВАМПИРИЗМ
- ЧАЙНОЕ ОБЩЕСТВО
- КОРОЛЕВСКАЯ НЕВЕСТА
- notes
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- 8
- 9
- 10
- 11
- 12
- 13
- 14
- 15
- 16
- 17
- 18
- 19
- 20
- 21
- 22
- 23
- 24
- 25
- 26
- 27
- 28
- 29
- 30
- 31
- 32
- 33
- 34
- 35
- 36
- 37
- 38
- 39
- 40
- 41
- 42
- 43
- 44
- 45
- 46
- 47
- 48
- 49
- 50
- 51
- 52
- 53
- 54
- 55
- 56
- 57
- 58
- 59
- 60
- 61
- 62
- 63
- 64
- 65
- 66
- 67
- 68
- 69
- 70
- 71
- 72
- 73
- 74
- 75
- 76
- 77
- 78
Эрнст Теодор Амадей Гофман
Серапионовы братья
Ernst Theodor Amadeus Hoffmann
«Die Serapionsbrüder»
(1819-1821)
Роман
ОГЛАВЛЕНИЕ
ОТ РЕДАКЦИИ
- ЧАСТЬ 1 (1819)
- Первое отделение
- ОТШЕЛЬНИК СЕРАПИОН
- СОВЕТНИК КРЕСПЕЛЬ
- ФЕРМАТА
- ПОЭТ И КОМПОЗИТОР
- Второе отделение
- ЭПИЗОД ИЗ ЖИЗНИ ТРЕХ ДРУЗЕЙ
- АРТУСОВА ЗАЛА
- ФАЛУНСКИЕ РУДНИКИ
- ЩЕЛКУНЧИК И МЫШИНЫЙ КОРОЛЬ
- ЧАСТЬ 2 (1819)
- Третье отделение
- СОСТЯЗАНИЕ ПЕВЦОВ
- ИСТОРИЯ ПРИВИДЕНИЯ
- АВТОМАТ
- ДОЖ И ДОГАРЕССА
- Четвертое отделение
- ЦЕРКОВНАЯ МУЗЫКА, СТАРАЯ И НОВАЯ
- МЕЙСТЕР МАРТИН-БОЧАР И ЕГО ПОДМАСТЕРЬЯ
- НЕИЗВЕСТНОЕ ДИТЯ
- ЧАСТЬ 3 (1820)
- Пятое отделение
- СВЕДЕНИЯ ИЗ ЖИЗНИ ИЗВЕСТНОГО ЛИЦА
- ВЫБОР НЕВЕСТЫ
- ЗЛОВЕЩИЙ ГОСТЬ
- Шестое отделение
- ДЕВИЦА СКЮДЕРИ
- СЧАСТЬЕ ИГРОКА
- БАРОН ФОН Б.
- ЧАСТЬ 4 (1821)
- Седьмое отделение
- СИНЬОР ФОРМИКА
- ВИДЕНИЯ
- Восьмое отделение
- ВЗАИМОЗАВИСИМОСТЬ СОБЫТИЙ
- ВАМПИРИЗМ
- ЧАЙНОЕ ОБЩЕСТВО
- КОРОЛЕВСКАЯ НЕВЕСТА
- ОТ РЕДАКЦИИ
«Стой! Вот кафе-Руаяль. Приветливого человека, что стоит в дверях зовут Байерман. Вот это хозяин… Войдем. Заведение отменное; впереди – самая превосходная берлинская кофейня, за ней великолепная ресторация. Место встреч элегантных, образованных людей. Здесь можно часто увидеть интереснейших личностей.
Но кто это там за столом, вон тот маленький юркий человечек с вечно подергивающимся лицом, с движениями забавными и в то же время жутковатыми? Это советник апелляционного суда Гофман, написавший «Кота Мурра»«… – и добавим, вслед за Генрихом Гейне, «Эликсиры Сатаны», «Фантазии в манере Калло», «Ночные рассказы», «Крошку Цахеса» и, разумеется, «Серапионовых братьев».
Уроженец столицы Восточной Пруссии Кенигсберга, Эрнст Теодор Амадей Гофман, последнее имя он сам прибавил вместо данного ему родителями имени Вильгельм в честь Амадея Моцарта, прожил недолгую, но удивительную жизнь.
Прусский судейский чиновник, музыкант, композитор, театральный художник и капельмейстер, знаменитый писатель и ночной гуляка, завсегдатай берлинских кабачков, он в собственной жизни воплощал ту романтическую загадочность, противоречивость и двойственность, которой так часто наделял своих героев.
Автор веселых зингшпилей и злых карикатур превращался на несколько часов в день в аккуратного государственного советника прусской администрации в Варшаве, а за спиной безудержного остроумца и фантаста из знаменитого берлинского погребка Люттера и Вегнера маячил советник апелляционого суда «с холодным спокойствием и серьезностью, определяющими его деятельность как судьи…»
Гофман поздно начал писать – вначале большая часть колоссальной творческой энергии отдавалась им музыке.
Образ его героя, неистового музыканта, эксцентричного капельмейстера Крейслера, – это сам Гофман, воплощение его творческого «я», свободного от земных забот и гнета житейских обстоятельств.
Да можно сказать, и все его творчество – это странствия по собственной душе, ее тайникам и закоулкам, это сотворение из ее материала другого, параллельного мира, где все, абсолютно все, до зеркальности точно такое же, как и здесь, кроме одного, – там может случится все что угодно…
Знаменитые его, ставшие литературной легендой «Серапионовы братья», собственно говоря, и не совсем роман.
В конце жизни создает Гофман этот причудливый букет из новелл и сказок, обрамленный единой «рамкой», – историей молодых литераторов-романтиков, называющих себя Серапионовыми братьями и читающих друг другу свои фантастические истории. Принцип их творчества и есть гофмановское творческое кредо – реальность самой безудержной фантазии.
Из всех сюжетов «Серапионовых братьев», пожалуй, именно эта рамка – вовсе не выдумка, а история кружка, что сложился вокруг самого автора.
В Серапионов день 14 ноября 1818 года было отпраздновано основание союза Серапионовых братьев, в который кроме него вошли литератор Контесса (Сильвестр), друг Гофмана Хитциг (Оттмар), врач Кореф (Винцент) и писатель Адельберт Шамиссо, только что вернувшийся из кругосветного путешествия.
Позднее включен был и Фуке, автор знаменитой «Ундины», сюжет которой Гофман переложил в романтическую оперу. Этот кружок, ставший вскоре столь же знаменитым, как и застольная компания в погребке Люттера и Вегнера, не был объединен общей литературной программой. Здесь читали друг другу свои творения, спорили…
Увековечив собрания членов кружка, Гофман воспользовался их несхожестью и вложил в уста «серапионов» фантазии самого разного свойства.
Зловещие истории о преступных гипнотизерах, вампирах, роковых предзнаменованиях как будто предвещают и сегодняшний бум «ужасов», светлые же детские сказки возвращают в мир чистоты и невинности, но, пожалуй, лейтмотивом всего произведения звучит тема художника, творца этих прекрасных или безумных фантазий.
Некоторые рассказы и сказки Серапионовых братьев стали, как, скажем, «Щелкунчик и мышиный король», почти хрестоматийными, многие же, в русском переводе, ныне практически неизвестны. Но даже хорошо знакомые, вернувшись на свое место в этой «романтической энциклопедии» Гофмана, подобно драгоценному камню в дорогой оправе, приобретут законченность и блеск совершенства…
СЕРАПИОНОВЫ БРАТЬЯ
ЧАСТЬ 1
Первое отделение
– Нет, как ни придумывай, а горького убеждения, что прошлое никогда, никогда не вернется, нельзя ничем ни прогнать, ни уничтожить! Напрасен труд бороться с неодолимой силой всесокрушающего времени! Туманные картины канувшего в вечную ночь минувшего, наполняя наше существо, дразнят и мучат его, как тяжелый сон, и неужели, глупцы, можем мы мечтать восстановить мыслью в прежней свежести ту частицу нашего «я», которая существовала когда-то? Покидая на долгое время любимую женщину или дорогого друга, мы теряем их навсегда, потому что никогда при новом свидании не найдем ни себя, ни их похожими на то, чем мы были прежде.
Так говоря, Лотар быстро встал со стула, подошел к камину и, сложив на груди руки, мрачно устремил глаза на весело пылавший огонь.
– Что касается до тебя, любезный друг Лотар, – возразил на это Теодор, – то я могу засвидетельствовать, что лично ты остался совершенно тем же, каким я знал тебя двенадцать лет назад. Узнаю сразу твою способность глубоко чувствовать всякую мелочь и легко поддаваться первому впечатлению.
Мы все, и Оттмар, и Киприан, чувствуем не менее тебя, что нынешнее наше свидание после долгой разлуки далеко не так радостно, как мы того ожидали.
Но если пошло на то, обвиняй меня одного в том, что я обегал сегодня наши бесконечные улицы с единственной целью собрать вас около моего камина! Может быть, умнее было бы предоставить устройство этого свидания счастливому случаю, – но неужели после стольких лет сердечной привязанности и тесно связывавшего нас стремления к науке и искусству, нарушенных диким ураганом прошлого, который мы пережили, неужели, повторяю, могли мы упустить случай, приведший нас в одну и ту же гавань, не сделав попытки увидеться телесными глазами, подобно тому, как постоянно смотрели друг на друга зрением духовным? Такая мысль была бы для меня невыносима! И вот теперь сидим мы более двух часов, мучая себя во имя той же сердечной дружбы! Неужели же никто из нас не принес с собой чего-либо умнее этой глупой выставки хандры? А отчего все? Оттого, что мы с простодушием маленьких детей вообразили себя способными затянуть прежним голосом песенку, петую двенадцать лет назад. Неужели Лотар должен по-прежнему начать чтение «Принца Зербино» Тика, а мы, слушая его, таять от восторга? Или Киприан должен явиться с фантастическим стихотворением, а не то с целым либретто бесконечной оперы, которую я тут же бы сначала сочинил, а затем сыграл на наших хромых фортепьянах, уже двенадцать лет тому назад трещавших под моими пальцами до того, что в бедном отжившем инструменте не оставалось живого места? Или не должен ли Оттмар рассказать нам какую-нибудь интересную новость, только что им слышанную, сообщить сведения о новом трактире, где можно достать хорошее вино, рассказать забавный анекдот о чьей-нибудь трусости и этим возбудить наш жар и внимание до того, что мы рискнули бы на серьезную попытку добыть хорошего вина и литературно разработать анекдот. И вот потому только, что никто этого не делает, сидим мы все с надутыми губами и каждый думает про другого: «Сильно, однако, изменился этот добряк! Совсем стал не похож на прежнего! Никак я этого не ожидал!» Да! Все мы стали не такими, как прежде! Я уже не говорю, что мы постарели на двенадцать лет и что земля надвигается на нас с каждым годом все более и более, до тех пор, пока не очутимся мы совсем под нею, простясь навсегда с воздушною сферой. Но вспомните, как бросал нас жизненный вихрь в событиях нашей жизни! Неужели все, что мы испытали страшного, ужасного и неприятного, могло пройти мимо, не схватив нас в свои объятия и не оставив в нашем существе глубоких, кровавых следов? Вот почему побледнели в нас яркие образы прошлого, и напрасным кажется наше желание их воскресить! Или, может быть, казавшееся нам прежде в жизни прекрасным теперь потеряло свой блеск оттого, что глаза наши привыкли к более яркому свету, между тем как внутреннее чувство, бывшее источником нашей взаимной любви, осталось прежним. Я, по крайней мере, полагаю, что все мы считаем друг друга все еще достойными себя и нашей взаимной дружбы. Оставим же в покое прошлое со всеми его притязаниями и постараемся, во имя прежних чувств, завязать новый узел взаимности.
– Благодарю Бога, – перебил тут своего друга Оттмар, – что Лотар не выдержал того дурацкого состояния, в котором мы находились, и что ты, Теодор, сумел поймать за хвост мучавшего нас зловредного чертика.
Меня самого начинала до злости душить вынужденная любезность, которую мы на себя напускали, пока наконец не прервал ее Лотар. Теперь же, когда Теодор объяснил в чем дело, я чувствую, что мы сближены теснее прежнего и что наше прежнее уютное счастье всплывает наверх наперекор всем дурным сомнениям.
Теодор прав, что мы сохранили веру в себя, несмотря на дурное влияние времени. Новый союз заключен, и я …
Источник: https://knigogid.ru/books/61280-serapionovy-bratya/toread
«Серапионовы братья»
Б. Мейлах
Объединение писателей (прозаиков, поэтов и критиков), возникшее в Ленинграде 1 февраля 1921. Название его заимствовано из цикла новелл немецкого романтика Э. Т. А.
Гофмана «Серапионовы братья», в которых описывается литературное содружество имени пустынника Серапиона. Членами объединения были: Л. Лунц, И. Груздев, М. Зощенко, В. Каверин, Н. Никитин, М. Слонимский, В. Шкловский, Вл.
Певзнер, Е. Полонская, К. Федин, Н. Тихонов, Вс. Иванов.
В своих декларациях объединение в противовес принципам пролетарской литературы подчеркивало свою аполитичность. Наиболее полно позиции «С. б.» выражены в декларативной статье «Почему мы Серапионовы братья» («Литературные записки», 1922, № 3), подписанной Л.
Лунцем, в которой на вопрос «С кем же вы, Серапионовы братья? С коммунистами или против коммунистов? За революцию или против революции?» было ответом: «Мы с пустынником Серапионом». М. Зощенко прямо заявлял: «С точки зрения партийных я беспринципный человек…
Я не коммунист, не монархист, ни эс-эр, а просто русский» (там же). «С. б.» в ряде статей выступили против идейности в искусстве («Мы пишем не для пропаганды», декларировал Л. Лунц), отстаивая старый тезис идеалистической эстетики о незаинтересованности эстетического наслаждения.
Позиции объединения отражали идеологию растерявшейся мелкобуржуазной интеллигенции после октябрьского переворота. Идейным и художественным руководителем «С. б.» был Е. Замятин . Опубликованные декларации и альманах «Серапионовы братья» (П., «Алконост», 1922) вызвали оживленную дискуссию. В выступлениях В. М. Фриче, В.
Полянского, П. С. Когана и др. была обнажена реакционная основа деклараций «С. б.», враждебной пролетарской идеологии, и смысл их нарочитой аполитичности.
Но уже с самого возникновения объединение не было однородным ни по политическим ни по литературным симпатиям его членов. Между декларациями и творческой практикой большинства «С. б.» наблюдалось противоречие.
Если часть «братьев» стремилась целиком осуществить изложенные выше принципы, то другие — с начала творческого пути пытались осознать подлинное значение процессов советской действительности. Так, Вс. Иванов публикует повесть «Бронепоезд № 14—69» («Красная новь», 1922, кн. 6) и другие произведения партизанского цикла, революционная суть которых несомненна.
Не соответствовали декларациям «С. б.» творческие устремления Н. Тихонова , целый ряд стихотворений которого («Баллада о синем пакете», «Баллада о гвоздях» и др.) вошел в железный фонд советской революционной поэзии, а поэма «Сами» явилась одним из лучших произведений, посвященных Ленину. Большие общественные проблемы поднимались и в произведениях К. Федина , Н. Никитина , М.
Слонимского Принципиально различными были и стилистические особенности творчества «братьев». Так, Каверин, Зощенко стремились к объективистскому показу действительности, в то время как напр. уже в ранних произведениях Вс. Иванова ярко сказывается увлеченность автора пафосом партизанской борьбы против белых.
Чуждой оказалась ряду «серапионовцев» и ориентация на западную сюжетную прозу (Дюма, Стивенсон, Кетнер, Конан-Дойль), провозглашенной в статье Л. Лунца «На Запад» («Беседы», 1923, № 3). В то время как так наз. «западное крыло» объединения (Л. Лунц, В. Каверин, М.
Слонимский) в центр внимания ставило авантюрный остро-сюжетный жанр — «западную новеллу», «восточное крыло объединения» (М. Зощенко, Вс. Иванов и др.) работало над бытовым рассказом, используя фольклорный материал. Характерно, что отсутствие единства литературно-политических и творческих принципов «С. б.» вызвало резкое недовольство Е. Замятина, указавшего, что почти все «С. б.
» «сошли с рельс и поскакивают по шпалам» («Литературные записки», 1922, № 1). Пестроту идеологических убеждений вынужден был признать Л. Лунц, писавший — «у каждого из нас есть идеология, есть и политические убеждения, каждый хату свою в свой цвет красит», и с горечью констатировавший наличие у них «идеологических расхождений». С 1923—1924 Объединение начало хиреть, а в 1926 совсем прекратило свои собрания.
Победы, одержанные партией и пролетариатом Советского Союза и рост успехов социалистического строительства оказали решающее влияние на диференциацию интеллигенции.
Лучшие из «серапионовцев» приняли платформу советской власти: «Похищение Европы» Федина, «Кочевники» и «Война» Тихонова, «Повесть о Левинэ» Слонимского и ряд произведений других бывших членов объединения говорят об их полном разрыве с иллюзиями о «беспартийности» художника.
Список литературы
«Серапионовы братья» о себе, «Литературные записки», 1922, № 3
Коган П., Литература этих лет, изд. «Основа», Ив.-Вознесенск, 1924
Полянский В., Вопросы современной критики, Гиз, М. — Л., 1927
Саянов В., Современные литературные группировки, изд. «Прибой», Л., 1928
Полонский В., Очерки литературного движения революционной эпохи (1917—1927), Гиз, Москва — Ленинград 1928.
Источник: https://neuch.ru/referat/64499.html