Анализ стихотворения баратынского пироскаф

Дикою, грозною ласкою полны, Бьют в наш корабль средиземные волны. Вот над кормою стал капитан. Визгнул свисток его. Братствуя с паром, Ветру наш парус раздался недаром:

Пенясь, глубоко вздохнул океан!

Мчштся. Колеса могучей машины Роют волнистое лоно пучины. Парус надулся. Берег исчез. Наедине мы с морскими волнами, Только что чайка вьется за нами

• Белая, рея меж вод и небес.
• Только вдали, океана жилица, Чайке подобна, вод его птица, Парус развив, как большое крыло, С бурной стихией в томительном споре, Лодка рыбачья качается в море,-
• С брегом набрежное скрылось, ушло!
• Много земель я оставил за мною; Вынес я много смятенной душою Радостей ложных, истинных зол; Много мятежных решил я вопросов. Прежде чем руки марсельских матросов
• Подняли якорь, надежды символ!
• С детства влекла меня сердца тренога В область свободную влажного бога: Жадные длани я к ней простирал, Темную страсть мою днесь награждая, Кротко щадит меня немочь морская:
• Пеною здравья брызжет мне вал!

Нужды нет, близко ль, далеко ль до брега! В сердце к нему приготовлена нега. Вижу Фетиду; мне жребий благой Емлет она из лазоревой урны: Завтра увижу я башни Ливурны,

Завтра увижу Элизий земной!

Анализ стихотворения «Пироскаф» Баратынского

Свой «Пироскаф» Евгений Абрамович Баратынский создал на корабле, плывущем в Италию.

Стихотворение написано в 1844 году. Самому поэту в эту пору 44 года, он уже выпустил итоговый сборник стихов, побывал с семьей в кругосветном путешествии. Как раз на пути в Неаполь он и написал это произведение. В этом городе вскоре он и скончался. Жанр – пейзажная баллада, ода, размер – четырехстопный дактиль с рифмовкой как смежной, так и перекрестной, 6 строф.

Лирический герой – сам поэт. Пироскафом раньше называли пароход. В 1 строфе поэт описывает отплытие. Он рад, что впервые пересекает «океан», да еще на палубе новейшего судна. Прием амплификации: дикою, грозною; несколько инверсий: бьют волны, визгнул свисток. Олицетворение: вздохнул океан.

В 4 и 5 строфах – философские размышления автора. «Я оставил за мною»: немного неуклюжая формулировка. «Радостей ложных, истинных зол»: первые оказывались самообманом, вторые – преследовали. «Много мятежных решил вопросов»: поэт подводит черту. В свое время он оказался чужд радикальности декабристов.

Однако разошелся он и со славянофилами, которые поддерживали государство за его охранительные функции. В сущности, его идеал весьма старомоден, в основе всех отношений – свобода, добродетели, понятия чести, благородства, милосердия. Ратовал поэт и за меру в развитии техники, презирал торгашество всех мастей. Искусство считал одной из высших ценностей.

Разочарованный в действительности и в людях, поэт погрузился в мир своих чувств и переживаний, надеясь, что его стихи станут «символом надежды» если не для современников, то для будущих поколений. «Область влажного бога»: Посейдона. «Жадные длани»: руки. Сбылась мечта многих лет.

Дальше – будто речь с заздравной чашей, одические, восторженные стихи, с «пеною здравья», улыбкой. Даже от морской болезни он пощажен, устрашающих бурь нет, корабль весело несет его к вожделенной Италии. Фетида – нимфа, Элизий – загробный мир, хоть и не рай, но область некоего счастья.

«Емлет»: один из примеров возвышенной лексики (тоже признак оды), означает «берет». «Жребий благой»: «завтра» (еще и анафора) обещает полноту жизни, предел мечтаний. Завтрашний день становится заклинанием, долгожданной наградой. Однако читатель знает, что впереди у поэта – внезапная смерть. Гроб с его телом в Петербург также возвращался морем.

Произведение «Пироскаф» Е. Баратынского было напечатано в журнале «Современник» уже посмертно.

Читать стих поэта Евгений Баратынский — Пироскаф на сайте РуСтих: лучшие, красивые стихотворения русских и зарубежных поэтов классиков о любви, природе, жизни, Родине для детей и взрослых.

Источник: https://rustih.ru/evgenij-baratynskij-piroskaf/

Анализ стихотворения Баратынского “Пироскаф”

Совершая длительное европейское путешествие, весной 1844 г. семья Баратынских прибыла в Италию морским путем. Трехдневное плавание прошло удачно, оставив в душе поэта восторженные впечатления. На борту марсельского корабля родилось яркое стихотворение “Пироскаф”, один из последних стихотворных текстов Баратынского.

Композиция произведения состоит из двух частей. Основная тема трех первых строф – морское путешествие. Вторая половина текста посвящена чувствам лирического “я”, а также итогам его философских раздумий.

Океан,

парус, чайка, рыбацкая лодка, капитан, пароход, для именования которого избирается ныне устаревший синоним “пироскаф”, – образное наполнение стихотворной марины кажется традиционным. Однако внимательный структурный анализ приносит интересные результаты.

В стихотворении отразился мотив соревнования, попыток дерзкого соперничества

человека с природными силами. Характерно, что в борьбу вступают вещи и устройства, порожденные техническим прогрессом: “волнистое лоно” взрывают колеса быстрого парохода, парус ведет “томительный спор” с океаном. Показательны и особенности расстановки образов, когда капитан высится “над кормою”, а океан “глубоко” вздыхает внизу.

Детали, возникающие в морских зарисовках, связаны между собой. Их оригинальная перекличка организована при помощи лексических и иносказательных средств, сопоставленных с редкой тщательностью и высоким талантом, возможно опередившим свое время.

Парус, надутый ветром, предваряет появление чайки, которая “вьется” и белеет над головами. Значение деепричастия “рея” дополняется смыслом его омоформы-существительного, обозначающего часть мачты корабля.

В следующей строфе возникает сравнение паруса с “большим крылом”, явно отсылающее к образу морской птицы.

Пейзажный фрагмент завершается выводом лирического субъекта: “набрежное скрылось”. Оказавшись в принципиально ином художественном пространстве, герой освобождается от груза прошлого, тяготившего “смятенную душу”. Вдохновленный, радостный, полный энергии, он открыт будущему и предвкушает долгожданную встречу с итальянской землей, которая кажется земным воплощением рая.

(1

Источник: https://ege-essay.ru/analiz-stixotvoreniya-baratynskogo-piroskaf/

Пироскаф

• Дикою, грозною
  ласкою полны,
• Бьют в наш корабль
  средиземные волны.
• Вот над кормою
  стал капитан:
• Визгнул свисток
  его. Братствуя с паром,
• Ветру наш парус
  раздался недаром:
• Пенясь, глубоко
  вздохнул океан!
• Мчимся. Колёса
  могучей машины
• Роют волнистое
  лоно пучины.

Парус надулся.
Берег исчез.

1. Наедине мы с
   морскими волнами;
2. Только что чайка
   вьётся за нами
3. Белая, рея меж вод
   и небес.
4. Только вдали,
   океана жилица,
5. Чайке подобно, вод
   его птица,
6. Парус развив, как
   большое крыло,
7. С бурной стихией
   в томительном споре,
8. Лодка рыбачья
   качается в море, —
9. С брегом набрежное
   скрылось, ушло!
10. Много земель я
    оставил за мною;
11. Вынес я много
    смятенной душою
12. Радостей ложных,
    истинных зол;
13. Много мятежных
    решил я вопросов,
14. Прежде, чем руки
    марсельских матросов
15. Подняли якорь,
    надежды символ!
16. С детства влекла
    меня сердца тревога
17. В область свободную
    влажного Бога;
18. Жадные длани я к
    ней простирал.
19. Тёмную страсть
    мою днесь награждая,
20. Кротко щадит меня
    немочь морская:
21. Пеною здравия
    брызжет мне вал!
22. Нужды нет, близко
    ль, далеко ль до брега!
23. В сердце к нему
    приготовлена нега.
24. Вижу Фетиду: мне
    жребий благой
25. Емлет она из
    лазоревой урны:
26. Завтра увижу я
    башни Ливурны,
27. Завтра увижу Элизий
    земной.
28. Средиземное
    море, 1844

Евгений Абрамович
Баратынский
(Боратынский, 1800—1844) — поэт, известный,
прежде всего, философской лирикой.
Товарищ и собеседник Пушкина. Стихотворение
«Пироскаф» написано в мае 1844 г. на
пароходе, по пути из Марселя в Ливорно.
Поэт умер в Неаполе 29 июня /11 июля 1844.
«Пироскаф» стал его предпоследним
стихотворением.

Примечания

Пироскаф
— (фр. pyroscaphe < греч. руr огонь + skaphos судно) — первоначальное название парохода.

• Днесь
  — теперь, сегодня.
• Фетида
  — самая известная из нереид, морских
  богинь, мать Ахиллеса.
• Емлет
  — вынимает.
• Ливурна
  (Ливорно) — город-порт в итальянской
  провинции Тоскана.
• Элизий
  — в античной мифологии часть загробного
  мира, где царит вечная весна; место
  обитания героев и праведников.
• XX
  Всероссийская олимпиада школьников по
  литературе. 2015 год
• Задания
  заключительного этапа
• 11 класс
• I тур
• Проведите
  целостный анализ текста (прозаического
  или стихотворного – на выбор)
• Сигизмунд
  Кржижановский
• Рисунок пером

Директор Пушкинского
кабинета Долев чувствовал себя в этот
день очень утомлённым. Четыре экскурсии,
работа с машинисткой, ответ на тринадцать
настоятельных писем и, наконец, этот
маститый пушкиновед профессор Гроцяновский
плюс, как его, ах да, поэт Самосейский.

Пушкиноведу нужно
было собрать материал по поводу того,
в бане или у колодца возникли пушкинские
стихи по поводу вод Флегетона.

Профессор
долго, не выпуская из рук полы пиджака
Долева, втолковывал ему, что в деревянной
баньке села Михайловского вода не могла
«блистать», поскольку баня была парной
и в ней не было электрического освещения,
что же касается до поверхности воды в
колодце села, у которого, как нам
достоверно известно, Александр Сергеевич
неоднократно останавливался, то тут
возникает ряд проблем, требующих точной
документации и анализа материалов.

Дело было уже к
сумеркам, когда Долев услыхал внизу
звук защёлкивающегося замка и вошёл к
себе в свой, ставший внезапно очень
тихим, директорский кабинет. Наконец-то
можно взяться за свою работу.

Долев
посидел минуты две молча, положив руки
на поручни кресла, затем придвинулся
ближе к столу. Он уже вторую неделю
писал, чёркал и снова начинал писать
статью о «Медном всаднике».

Перо побежало
по строчке.

«…Учитывая
литературные и внелитературные влияния,
толкавшие руку Пушкина во время его
работы над “Медным всадником”, нельзя
забывать, как это все обычно делают, о
возможности воздействия образов
мифологических и геральдических.

Славянская мифология, как известно,
христианизировалась; древний палеологовский
герб государства Российского получил,
как раз во времена Петра, новое изображение
на своём щите: Георгий Победоносец на
коне, топчущем змея.

Если убрать копьё,
то оказывается, что фигура Фальконетова
Медного всадника и геральдическая
фигура Георгия Победоносца совпадают.
Что же нам говорит дохристианский миф
о Георгии? В древности приносились
человеческие жертвы на алтарь “духам
вод”.

Волны, грозящие поглотить всё
живое, изображённые и на гербе, и на
памятнике волнообразным, извилистым
телом змея, пробовали умилостивить,
бросая в море людей. Но пришёл Георгий
Воитель, попрал волны, и — как говорит
миф — приношение человеческих жертв
было отменено. Таким образом, если…».

На стене прозвенел
телефон.

«…образом, если
принять во внимание, что…»

Телефон повторил
звонок.

«…несмотря на, я
бы хотел сказать…»

Телефон напомнил
о себе ещё раз. Долев отшвырнул перо и
подошёл к трубке: «Как, ах да, да-да, знаю.
Статью о рисунках Пушкина? Видите ли, у
меня тут своя научная работа. Но, конечно,
с другой стороны, я понимаю. Гм, хорошо.
Пять страниц на машинке? Пожалуй. Рисунки?
Это я подберу».

Прежде чем вернуться
к столу, Долев вышел в соседнюю залу
музея. Теперь рядом с чернильницей и
стопкой белой бумаги легли две толстые
папки с пронумерованными рисунками
поэта.

Вот покосившиеся крест и несколько
стеблей, изогнутых вокруг заглавия
«Странник»; вот странная процессия,
точно сделанная из чернильных клякс
пером, в расщепе которого застряла
крохотная ниточка: рисунок к «Гробовщику»
— с длинным гробом, поднятым кверху на
упругих рессорах катафалка, с длинным
бичом возницы и коротенькими фигурами
провожающих катафалк; а вот и весёлый
росчерк, оторвавшийся от подписи поэта
и вдруг крутыми спиралями распахивающий
чернильные крылья, превращающие росчерк
в птицу.

Но особенно долго
автор будущей статьи задержался на
таинственном рисунке, который много
раз и до того притягивал его внимание:
это было изображение коня, занёсшего
передние копыта над краем скалы; две
задние ноги и хвост, как и у Фальконета,
упирались в каменный ступ скалы; как и
у Фальконета, под конём извивалась
попранная змея; как и в «Медном всаднике»…
но Всадника не было. Поэт как бы подчеркнул
это отсутствие, пририсовав к спине коня,
к желтоватому контуру его вздыбленной
фигуры, чернилами более тёмного оттенка
некоторое подобие седла. Где же всадник,
где звучала его медная поступь и почему
седло на рисунке № 411 было пусто?

Долев, сосредотачиваясь
на той или иной мысли, имел привычку
закрывать глаза. Так и теперь. Веки были
странно тяжёлыми, как свинцом давили
на зрачки. Он сделал усилие раскрыть
глаза.

Что за диковина? Конь, как и прежде,
стоял на профиле каменной глыбы, но
длинная морда его, в ракурсе, была
повернута в сторону Долева и чернильные
точки-глаза шевелились.

Надо было
стряхнуть с себя иллюзию, протереть
глаза, но руки чугунными перилами вросли
в подлокотники кресла, и Долев мог только
одно: наблюдать.

Конь сделал лёгкий
прыжок и широкой рысью двинулся вперёд.
Плоское пространство бумажного листа
разворачивающимся свитком неслось
впереди него. Волнообразный гад,
высвободившись из-под копыт, уцепился
ртом за конец длинного конского хвоста,
от чего тот казался втрое длиннее. Рысь
перешла в карьер.

Секунда — и конь, точно
упругий мяч, оттолкнувшись от земли,
взлетел, снова ударился копытами оземь
— и тут у его движущихся лопаток,
вывинчиваясь из плоского тела чернильными
росчерками, стали быстро расти лёгкие
крылья. К двум парам ног пришла на подмогу
третья, воздушная, — и конь нёсся теперь
высоко над нижним краем листа, ныряя в
облака и из них выныривая.

Долев (пульс
всё чаще стучал в висках) еле поспевал
глазами за полётом.

Конь, отдыхая,
спокойно щипал чернильно-чёрные штрихи
травы, выросшие из нижнего края свитка.

Местность уходила в глубину мягкими
холмами, за контурами которых виднелась
вершина какой-то горы, одетая в лёгкие
росчерки туч.

Седло, пририсованное
к спине коня, по-прежнему было без
всадника.

И тут внезапно
Долев почувствовал, что он не один.
Справа и слева от его закаменевших рук
было ещё по паре глаз. Одна принадлежала,
как он это увидел, скосив взгляд,
запыхавшемуся Самосейкину, другая —
почтенному пушкинисту, профессору
Гроцяновскому. Через мгновение оба они
очутились на рисунке, так что не надо
было поворачивать головы к плечу, чтобы
их видеть.

Оба они были покрыты чернильными
брызгами пыли; галстук Самосейкина
съехал почти что на спину, а из прорванных
локтей чёрного сюртука профессора
торчали его голые натруженные мозолистые
локти. Сейчас оба они подходили, профессор
со стороны узды, поэт — со стороны
хвоста, к мирно щипавшему штрихи травы
коню.

Тот шевельнул острыми ушами и,
приподняв узкую голову, оглядел их
весёлым, юмористическим оком. Профессор
протянул руку к узде, поэт — к хвосту,
но в тот же миг конь резко вздёрнул
голову и хлестнул учетверённым хвостом.
Профессор взлетел вверх и тотчас же
рухнул наземь; поэт, получивший размашистый
удар хвоста змеи, присосавшейся к хвосту
коня, отлетел далеко назад.

Оба они,
привстав, с испугом смотрели на норовистое
четырёхкопытное существо.

В то же время в
глубине рисунка появилось, вначале
неясно для глаза, два человеческих
контура. Они подходили всё ближе и ближе.
Через минуту уже можно было различить,
что один одет в белую складчатую тогу,
другой —
в чёрный, как клякса, узкий в талии и
широкими раструбами расходящийся книзу
сюртук.

Контуры шли по змеевидной
извилистой тропинке среди лавровых
кустов и фантастических росчерков
наземных трещин. Белый, теперь уже это
можно было разглядеть, держал в левой
руке вощёные таблички, в правой —
поблескивал стальной стилос; чёрный
размахивал в воздухе изогнутым, как
запятая, хлыстом.

Это были какие-то
новые, не читанные никогда никем стихи
поэта. Гроцяновский и Самосейкин сперва
раскрыли рты, потом опрометью кинулись
навстречу скользящим в воздухе строкам.
Но от резкого движения воздуха строки
эти теряли контур и расплывались, как
дым, потревоженный дыханием. Однако
исследователь и поэт продолжали их
преследовать.

Спотыкаясь о камни, они
падали, подымались снова. Гроцяновский,
одышливо дыша, рылся в карманах, отыскивая
записную книжку. Но она, очевидно,
затерялась. Самосейкин, вынув вечное
перо, тщательно подвинтил его и, подражая
человеку в чёрном сюртуке, пробовал
вписывать свои заметы в воздух. Тот не
терял при этом своей гладкой белизны.

Движения Самосейкина с каждым мигом
делались всё лихорадочнее и
некоординированнее. Он искал причину
неудачи в несложном механизме вечного
пера, встряхивал им, пробовал писать на
ладони: ладонь была покорна его воле,
но бумажный воздух упорствовал.

Впрочем, вскоре
оба они, увлечённые погоней, скрылись
за чернильной линией холма.

Тогда конь, стоявший
до сих пор почти без движения, оторвал
копыта от земли и, кругля бегом ноги,
приблизился к тем двоим, чёрному и
белому.

Человек в тоге
ласково потрепал его по вытянутой шее.
Конь, выражая радость, нервно стриг
воздух ушами. Затем он подошёл к человеку
в чёрном и положил ему голову на плечо.
Тот, бросив в сторону толстую палку, на
которую опирался, нежно обнял шею коня.
Так они простояли, молча, с минуту, и
только по радостно горящим глазам
человека и по вздрагиванию кожи на шее
коня угадывались их чувства.

В это время из-за
линии холма показались снова Самосейкин
и Гроцяновский. Они были измучены вконец.
Пот градом сыпался с их лбов. Вместо
сюртука с плеч профессора свисали
какие-то разрозненные чёрные кляксы. О
штанах Самосейкина можно было вспомнить
«с благодарностию: были».

— Александр
Сергеевич, — простонал задыхающимся
голосом пушкинист, — маленькую справочку,
только одну справочку…

Самосейкин в
вытянутой руке держал какой-то томик,
вероятно, своих собственных стихов:
взор его молча молил об автографе.

— Александр
Сергеевич, не откажите, дайте за вас
Бога молить, обогатите нас датой, одной
крохотной датой: в ночь с какого числа
на какое (год нам известен), с какого на
какое изволили вы начертать ваше «Пора,
мой друг, пора!» э цетера?!

— Да, пора.

Несколько секунд
длилось молчание. И снова его голос:

— Ночью. А вот
какого числа, запамятовал. Право.

И последнее, что
видели на его лице Самосейкин, Гроцяновский
и Долев: вежливая, смущённая улыбка.
Конь сверкнул чернью четырёх копыт —
и видение скрылось.

Настойчивый стук
в дверь заставил Долева проснуться. В
окно смотрело солнце. Циферблат часов
показывал час открытия музея. Долев
встал, бросил беглый взгляд на рисунок
коня без всадника, лежащий на прежнем
месте, и на не тронутую пером стопку
писчей бумаги.

Сделав нужные распоряжения,
директор Пушкинского кабинета вернулся
к стопке бумаги. Он попросил не тревожить
его до полудня. Без десяти двенадцать
звонок в редакцию извещал, что вместо
статьи о рисунках Пушкина получился
фантастический рассказ.

Как отнесётся
к этому уважаемая редакция? Уважаемая
редакция, в лице замреда, недоумевающе
пожала плечами.

1934

Сигизмунд
Доминикович Кржижановский
(1887—1950) — писатель-прозаик, практически
все произведения которого были
опубликованы через много лет после
смерти автора (наиболее полное издание:
Собрание сочинений: В 6 т. СПб., 2001—2013).

Экспериментальную прозу Кржижановского
сравнивают с произведениями
писателей-романтиков (Э. По, Э. Т. А.
Гофмана), А. Грина, Х. Л. Борхеса. В
1920—1930-е годы вынужденно занимался
литературоведением (статьи о Шекспире,
Пушкине, Чехове).

Источник: https://studfile.net/preview/5909132/page:3/

24. Лирический стиль Боратынского

 

Его значение осознается при жизни, но раскрывается полностью только в лирике Серебряные века. Востребованной оказывается его философская лирика.

Баратынского и  Пушкина воспринимали как соперников, но Баратынский казался более мудрым и само появление его привлекало внимание, потому что он был красив, тактичен, избегал всех кружкой, жил уединенно.

И сравнивали творчество – возникают дуплеты, но у Баратынского – свой путь.

“Баратынский оригинален, ибо мыслит” – как о поэте мысли.

“Но и чувствует он оригинально” – Пушкин.

Синтез мысли и чувства трагичен, эсхатологические мотивы. Много перекличек с творчеством Пушкина, но по своему пути, в его подходе что-то новое. Баратынский стоит у истоков философской лирики. Он сделал объектом коренные вопросы бытия:

— что есть человек и какова его сущность?  психологическое состояние человека и их анализ.

• — что есть истина? – “Истина”
• — что такое мысль и как она живет?
• У него впервые – “исследовать”, и он исследует закономерности и состояния, подходит к собственному духовному образу, опыту – и это становится объектом познания.
• Периоды творчества:
• — 1818-1824г. – Баратынский тяготеет к традициям арзамасцев и действует в рамках школы “гармонической точности”

— 1824-1833/35 – период увлечения Шеллингом. В этот период появляется философская тематика.

— 1835-1844 – расцвет философской лирики. Он исключительно философствует.

Первая его элегия – “Финляндия” (1820г). Он стал печататься благодаря Дельвигу, они вместе снимали квартиру. Это стало его визитной карточкой – “певец Финляндии”. Баратынский там служил, там была его первая любовь – и это суровое, таинственное, экзотическое.

1. Поэма “Эда” – тоже финские мотивы + “Поэт пиров” – так есть элегия “Пиры”.
2. “Эда”
3. В 1ой элегии было много традиционного + здесь многое как у Батюшкова – певец, который созерцает, размышляет о человеческой природе (стилистика исторической оды).

У Батюшкова главная роль – воспоминания,  у Баратынского все со знаком -, все со знаком конца, в забвении. Здесь проявляется зрелый поэт, он чересчур доверяется разуму и предает чувства. + “Последний поэт”

В “Финляндии” также войдет тема поколения, которое идет в забвение. Свое поколение Батюшков воспринимает, как нереализованное, обреченное, так как причина в раздвоенности в сознании. Он первый, кто затронет эту тему в лирике, впервые так изображает сознание.

Очень ярко в “Рассеивает грусть пиров веселый шум” – 21г. Это серьезная личностная элегия Баратынского. Герой пребывает в гармоничном состоянии, внутри грусть одиночество, он в событии, но и в то же время – время вне его. А внешнее – удальство, веселость, хмель.

При этом полярные вещи для него – это вещи имеющие одну природу (то есть + в чрезмерном количестве -). “Грусть пиров — веселье” – оксюморон, “тишина мира – буйное веселье”. В результате человек выпадает из общенго порядка и природа изгнала его. Я – доминирует.

Внутренняя отстраненность от происходящего. В финале – основная мысль. Природная склонность к самоанализу и является причиной выпадения человека. “Так много ты в немного дней прожить, прочувствовать успела”. Здесь раздвоено сознание женское – “как Магдалена плачешь ты и как русалка ты хохочешь”.

Образ сложный, контрастный – и это приводит к опустошению, мечтанию, поиску себя/ По Баратынскому такая душа обречена.

Излюбленным жанром является элегия (особенно на раннем этапе). Развивается 2 типа: интимная (психологическая) и медитативная. К первому типу – “Разуверенье” и “Признание”, а ко второму “Истина” и “Череп”.

“Признание”

Здесь ситуация – элегия о любви, которая уже ушла, пережита, усыплена.Здесь лирическое сознание – герой вспоминает и сравнивает с чувствами, которые сейчас. Сейчас душа – холодна, спит – и это хорошо. Человек волевым усилием запрещает возродить чувство, так как знает, что оно разрушает его. Само чувство – уникальное.

Во всех этих стихотворениях (Признание, Разуверение, Приманка ласковых речей) возникает иллюзия общения. Причем начинаются с идеологической реплики, то есть с обращения с ориентацией к собеседнику. Но сами слова собеседника входят в лирический монолог – они воспринимаются через речь самого героя, включаются в его ткань: “вам дорог я, твердите вы”.

И за счет этого – создается полифония, 2-х портретность. Причем “Она” – разная, и нежна, и коварна, и влюблена, и зла. А “Он” – для него это тяжелые чувства, оно опустошает его душу.

“Две доли” (23г.)

Дает философский аспект одиночества. 2 доли – надежда и волнение (юность) и безнадежность и покой (зрелость).

Только в зрелости обретается “хлад спасительный” и любая попытка возродить принесет еще больше боли и ран.

Идея того, что середины нет, но рок ведет к тому, что человек обретает внутренний покой, хоть и теряет надежду – “холодная мудрость жизни”. Меняется само представление о жизни – “жизнь как кресть, как судьбина”.

“Поверь мой милый друг”

Призыв страдать, так как это дает возможность душе понять вкус жизни. “Счастливцы беднее” – так как они имеют только чувственность а у него – чувства. Сознательное выпадение из жизненного потока, уход в себя. “Дорога жизни” – это сознательный выбор Баратынского, так как он хочет сохранить чувство.

В таких внутренних переживания основной цикл 42 г – Сумерки.

Из элегического поэта личности Б. Стал элегическим поэтом человечества. Подчеркнуто интеллектуальный цикл. Здесь более сложный принцип объединения – напоминал полифонию.

Тогбин считал, что строится по сюите, но не психологично-личной, а философской. Разбирает цикл, как произведение. Зачин всего – как название. “Сумерки” – это название беседки в имении Баратынского, где были написаны многие стихи + символика заката дня, жизни, цивилизации, эпохи. И все это развивалось в разных стихах цикла.

Тема поэт и время – сквозная, центральная. Поэт тоскует по миру, но осознает, что не может преодолеть разрыв.

• 3 главных мотива в цикле:
• — античность (железный век)
• — земное/небесное в человеке – “Недоносок”
• — существование художника

Причем Баратынский так располагает стихи в цикле, что происходит постоянная смена интонаций. Вместе с трагической проступают иронические нотки. Главные стихи: “Последний поэт”, “Приметы”, “Недоносок”, “На что вы дни”, “Что за звуки? Мимоходом..”, “Осень”.

По жанру они разные и эти миниатюры задействуют разные регистры. “Робость ” – бытовые детали, и это немного разряжает цикл. Через подобное он соединяет вечное и суетное, высокое и низкое => знаменитая антитеза и яркое звучание цикла.

Кульминацией цикла, где сходятся все темы и смыслы сумерек – “Осень” как “вечер года” и “сумерки в жизни художника”.

1. На контрасте труд земледельца и труд художника – сопоставляет природное и духовное.
2. Природное – гармоничное, оптимистичное, полнота бытия, довольствие и зима здесь как нечто временное.
3. Духовное – трагическая безысходность, слово его не имеет отклика, духовная изоляция.
4. 2 типа слова: — пошлый глас и “тот глагол, что страстное земное перешел”.

Итог раздумий – выход к подлинно духовному труду – и это обрекает на одиночеству, на утрату радостей земных. В этом вечная драма, духовная катастрофа.

• Медитативная элегия.
• Мыслительное начало у него очень важно. Мысль становится темой
• “Сначала мысль воплощена в поэму статуей поэта”
• “Все мысль да мысль, художник бедный слова”
• “О мысль! Тебе удел цветка”
• “Предрассудок”
• => сама мысль, ее эволюция – самостоятельная тема. Причем выражает абстрактную мысль через предметное начало:
• — развернутая метафора
• — система сравнений.
• Предметное начало показывает ярко, что есть мысль – “тебе удел цветка” – как цветок.
• “Истина” – здесь есть проблески, что есть возможность одуматься, направиться в нужное русло.

“Пироскаф” – это диссонанс всему его творчеству и умирает. В этом стихотворении возникает надежда на счастье, на новый жизненный путь. Но получается, что это предвестник смерит.

Источник: https://kovalerova.livejournal.com/114305.html