Достоевский задумал и начал «Хозяйку» осенью 1846 г.: «работа идет как некогда в «Бедных людях», свежо, легко и успешно» (письмо брату Михаилу, конец октября 1846 г.). Сравнение с «Бедными людьми» не было случайным. Оно подсказывалось автору ощущением сходной значимости произведений в его творческом развитии.
Спустя несколько месяцев писатель еще резче повторил мысль о взаимной близости между первым романом и «Хозяйкой»: «Я пишу мою «Хозяйку». Уже выходит лучше «Бедных людей». Это в том же роде. Пером моим водит родник вдохновения, выбивающийся прямо из души.
Не так, как в «Прохарчине», которым я страдал все лето» (письмо брату Михаилу, январь—февраль 1847).
Сейчас, когда знаешь о печальной литературно-критической судьбе повести, естественно задаешься вопросом: как мог Достоевский поставить «Хозяйку» не просто рядом с «Бедными людьми» («в том же роде»), но выше их («лучше»).
Достоевский имел право авторски сближать оба произведения и отдавать «Хозяйке» известное преимущество.
Вращаясь в кругу петербургской «физиологии», «девушкинской» и «голядкинской» психологической тематики (рамки натуральной школы), писатель рано, уже в 1846 году, почувствовал опасность творческой стагнации: «В моем положении однообразие гибель» (письмо брату, октябрь 1846).
Если не гениальным, то безусловно высокоталантливым подступом к преодолению «однообразия» и была новая, без творческого самоповторения, повесть.
Достоевский интуитивно оценил «Хозяйку» как равную «Бедным людям» точку этапного отсчета в своем творчестве, некое второе — «свежее», «легкое» и «успешное» — начало, веху своего литературного прогресса. В конечном итоге он не самообольщался: романтически остраненная, громокипящая, «нервическая» (В.Г. Белинский) по своему творческому стилю, «Хозяйка» оказалась первым — пускай еще очень отдаленным по времени — прорывом к «идеям-страстям» и «почвенничеству» великих романов 1860—1870-х гг. и «Дневнику писателя».
Другое дело, что «Хозяйка» не принесла молодому сочинителю публичного успеха, сопоставимого хотя бы сколько-нибудь с громким успехом «Бедных людей». Напротив, разочаровала критику и была определена (осмеяна) ее главою Белинским с заушательской неприязнью как «что-то чудовищное», «мерзость» и «ерунда страшная».
Такая реакция на вторую, после «Двойника», петербургскую повесть, по-видимому, ошеломила Достоевского. Под влиянием, или, правильнее сказать, гипнозом-давлением критики он проявил не свойственную ему литературную уступчивость, когда из конъюнктурных соображений называл «Хозяйку» «дурной вещью». Следует ли отсюда, что писатель расценил «Хоязйку» как «неудачу» (тезис Г.И. Чулкова, В.Я.
Кирпотина, Л.П. Гроссмана и др.)? Думается, что все-таки нет. В 1863—1864 гг., на пороге «великого пятикнижия», составляя авторизованный список «общего собрания сочинений», Достоевский нашел для себя обязательным подчеркнуть: «С присовокуплением «Хозяйки»».
Это, в частности, означало, что эстетическая самоценность повести не вызывала сомнений у зрелого Достоевского, к тому времени уже классика и мэтра.
Шлейф негативного литературно-критического отношения к «Хозяйке» дотянулся в том или ином виде до нашего времени. Одни исследователи обходят «неудобную» повесть молчанием (М.М. Бахтин, С.И. Фудель), другие сдержанны и скупы в ее оценках и разборах (В.С.
Нечаева), третьи объявляют «Хозяйку» «полным эстетическим поражением» «провалом», «эпигонством» (В.В. Ермилов) и т.п. Однако в зародышевых формах «Хозяйка» «программировала» будущее Достоевского-художника ничуть не менее определенно, чем «Бедные люди», «Петербургская летопись» или «Двойник».
Она реально была важным шагом вперед в творческой эволюции писателя.
Организация художественного текста «Хозяйки» невероятно сложна, изощренна, по образцу «Бедных людей». Местами, в отличие от первого романа, текст настолько «непрозрачен» и загадочен, что не поддается однозначно-рациональному истолкованию (явь и видения Ордынова).
Отсутствие чернового автографа еще более усугубляет сложность положения исследователя. Недаром Белинский буквально отшатнулся от повести: «странная вещь! непонятная вещь!».
Действительно, ее фабульные и характерологические материалы отобраны, выстроены и художественно развернуты как многоярусные, лабиринтообразные загадки.
В «Хозяйке» писатель впервые обнаружил творческий поэтико-психологический интерес к явлению фольклорной загадки.
Народные герои повести Катерина и Мурин, волгари, очутившиеся по интриге сюжета в Петербурге, изъясняются между собой в иносказательной, способом тайного языка и загадки, речевой манере, ставят себя относительно друг друга в положение загадчика и отгадчика, вовлекают в этот процесс Ордынова. Такая диалогическая связка-сцепка — нормативная ситуация в искусстве народного загадывания.
Сначала в эти разговорные отношения вступает «колдун» Мурин: «У кого какая загадка и думушка, пусть по его же хотенью и сбудется!» Их подхватывает Катерина: «Загадай, старина! Угадай…» Затем в окольную речь и обиняки снова пускается Мурин: «…давай загадаю…» и т.д. Это не только дань романтической народной риторике.
У Достоевского иное творческое направление: по ходу сюжета обратить загадывающе-угадывающую речь героя и героини в поэзию повествовательной техники, создать вокруг них ауру загадочности (эффект сфинкса). Другими словами, «странное» (синоним загадочному), недоступное для легкого сиюминутного понимания, намеренно сделано художественным принципом повествования.
После «Двойника» и «Господина Прохарчина» Достоевский вновь, только с гораздо большей силой таланта, подтвердил, что он великолепный мастер поэтического (психологического) остранения.
Картины петербургской жизни в «Хозяйке» даны остраненно (традиции «Медного всадника», «Пиковой дамы» и «Гробовщика» Пушкина, «Страшной мести», «Портрета» и «Носа» Гоголя, «Тамани» и «Штосса» Лермонтова) — глазами гадающих о таинственном смысле бытия народа и близких к народу людей. Характеры самих героев повести — рокового треугольника: Катерины, Мурина и Ордынова — головоломно загаданы читателю, и оттого точки зрения исследователей на них порою расходятся до противоположности. Опыт загадывания характера будет потом использован в «Селе Степанчикове», «Преступлении и наказании» и др.
Еще совсем юным Достоевским сказано основополагающее и почти клятвенное в связи с предчувствуемой литераторской карьерой: «Человек есть тайна.
Ее надо разгадать, и ежели будешь ее разгадывать всю жизнь, то не говори, что потерял время; я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком» (письмо брату Михаилу от 16 августа 1839 г.). Это признание не следует упускать из виду никогда, но в особенности, быть может, при изучении психологической поэтики «Xозяйки».
Сочиняя повесть из жизни петербургского интеллигента и столичного демоса (выходцы с Волги), Достоевский уже тогда понимал бытие человеческого духа как загадочнейшее явление миропорядка.
Возложив на себя — пожизненно — бремя разгадчика, он многое творчески почерпнул из мудрой стихии народной таинственности, метафизики и мистицизма.
Его профессионально-писательская этнологическая культура интенсивно формировалась в первый петербургский период творчества, и «Хозяйка» на этом отрезке литературной биографии имела для Достоевского узловое эволюционное значение. «Странные» и «непонятные» (не «натуральные») злоключения Катерины-Хозяйки и ее спутников по сюжетным обстоятельствам составили интригу, а непостижимый, авантюрно-запутанный, психологизм человеческих взаимоотношений — истинное художественное содержание и соль произведения.
Повесть справедливо называлась «идеологическим и стилистическим экспериментом Достоевского» (В.Н. Захаров).
Автор соединил в «Xозяйке», казалось бы, трудно или вовсе не соединимое: реализм и романтизм; литературу и фольклор; православную церковь и язычество; греховность, преступность и горнюю возвышенность чистого религиозного чувства; низкие тайны трущобного быта и целомудренную мечтательность человеческого духа; наивные нравы простонародья и отрешенные от жизни, книжные помыслы интеллигента-ученого; императорский венценосный Петербург и волжскую разбойничью вольницу; науку и суеверие; явь и бредовые грезы; заговор, загадку, песню, сказ и сказку; светлую, животворную любовь и черную, убийственную ненависть и прочее (и надо констатировать, что художественный синтез несоединимого действительно не во всем удался автору «экспериментальной» повести). Сложные и противоречивые в своем единстве поэтические универсалии «петербургского текста» «Xозяйки» ввели Белинского в искушение отвергнуть повесть как явление искусства.
В то время когда писалась «Xозяйка», журнальная печать России обсуждала проблемы национальной истории в связи со смежными проблемами народности и характерологии.
Своей повестью Достоевский публицистически (публицистичность впоследствии стала литературным правилом романиста) откликнулся на идеологическую злобу дня. Это одна из ключевых литературно-общественных предпосылок «Xозяйки».
Народная ориентация, «предпочвенничество» повести не требуют особых доказательств, поскольку — в свете позднего творчества Достоевского — самоочевидны.
Отношения между Ордыновым и Катериной-Хозяйкой вместе с ее злым гением Муриным косвенно отражают споры о сущности национально-народного характера. Достоевский романтизировал художественное исследование этого характера.
Формы романтизации психологического материала повести чрезвычайно осложнены, прежде всего — за счет развития острого романтического конфликта между резко отчужденными героями.
В их напряженном до крайности душевном мире писатель ищет и находит определяющие черты русской характерологии (загадочность и непредсказуемость; набожность; широту и неуемность; поэтичность; страдальчество; инфернальность и т.д.).
Четкое разграничение романтизма и реализма повести не представляется целесообразным. Их парадоксальное взаимопроникновение — феномен этого произведения. О творчестве «двуметоде» «Xозяйки» можно судить по двуплановой символике ее заглавия.
С одной стороны, смысловые корни заглавного слова уходят в конкретную этнографическую действительность Петербурга (особая бытовая система найма «угла» «у каких-нибудь бедных жильцов»). Это штрих-реалия из физиологического портрета столицы. С другой — понятие «хозяйка» («хозяин») исполнено мистического значения: «злой дух, домовой» (Фасмер М.
Этимологический словарь русского языка. М., 1987. Т. 4. С. 254), т.е. романтизировано в стиле мифологического и поэтического мышления (ср., напр., с художественно-мифологической основой сказа П.П. Бажова «Медной горы Хозяйка».
) В глубине второго заглавного плана повести мерцают иные — далеко простершиеся — смыслы: «дух» (в демонологическом значении) «петербургской России»; госпожа волжских и столичных пределов; мифологическое начало русской истории; «фемина», которая «хозяйничает» на святой Руси и т.д.
Второй план переводит внимание читателя на центральную проблематику «Xозяйки» (зловещие загадки-тайны бедных петербургских кварталов). Катерина-Хозяйка художественно воплощена в паре с Муриным, фактически и мистически тоже «хозяином» квартиры, где нанимает Ордынов («мурин» в народном словоупотреблении — «бес»; см.: Словарь русских народных говоров. М., 1982. Вып.
18), и это основательно поддерживает символизм заглавия произведения. (Уместно сослаться на близкую историко-литературную перекличку: художественный состав названия повести современника Достоевского писательницы Е.В. Кологривовой «Хозяйка» («Библиотека для чтения». 1843) не имеет петербургского демонического элемента (в отличие от повестей Пушкина, Гоголя, Лермонтова и Достоевского).
В культурно-бытовой и эстетической многосмысленности заглавия «Xозяйки», собственно, и лежит основание для широкого включения в художественную ткань повести материалов русских народных суеверий и сопутствующих им быличек (комплекс «колдуна» и сюжетные таинства околдованности). Заголовочная поэтика «Xозяйки» позволяет таким образом проникнуть в «спиритуализованный» мир Петербурга, или мистическую душу столицы.
Действующие лица и сюжетика «странного» произведения Достоевского своими родовыми психологическими чертами, характером конфликта предопределяли систему характеров романного «пятикнижия» 1860—1870-х гг.
Так, любовная интрига «Xозяйки» — прообраз катастрофы в отношениях между Настасьей Филипповной, Мышкиным и Рогожиным в «Идиоте». Исповедальные речи Катерины — ранний пролог к трем «исповедям горячего сердца» Митеньки Карамазова.
Отчаянное сюжетное противоборство, с таким размахом выписанное в повести, сделается основной моделью романных сюжетов.
Бесспорно и общее положение: психологическая и речевая разработка характеров, взятых из самой гущи народа, выявила и утвердила в душе Достоевского глубокое народное чувство, и это имело для писателя далеко идущие творческие последствия (духовная преданность идее «почвы»).
От молодого ученого-историка, «художника в науке», Василия Михайловича Ордынова, мечтательно-неистового искателя нравственной правды русской жизни, тянутся генетические нити ко всем излюбленным героям писателя — философам, правдолюбам и страстотерпцам (Раскольников, Мышкин, Хроникер, Подросток, братья Карамазовы).
В обрисовке ордыновской натуры автобиографична важная подробность: «любовно вслушивался в речь народную» (ср.: «словечки» в «Сибирской тетради» и «Дневнике писателя»). Как болезненно-чуткий к драмам жизни сновидец, Ордынов — предтеча позднейших сновидцев Достоевского (Раскольников, Ипполит Терентьев, Смешной человек).
Катерина (тип проклятой дочери) — «первопочвенная» личность, «хозяйка» России, прародительница инферальных героинь и — в ответвлении — «кротких» мадонн писателя. Кроме того, мощная фольклорность образа и сюжетной линии Хозяйки — школа народно-поэтического стиля — привела к фольклоризму «Сибирской тетради» и произведениям 1860—1870-х гг.
Говорящий по-татарски (своеобразное тайноречие поволжского ушкуйника), обладающий сатанинским огненным взглядом и магической властью слова («Велико его слово!»), знаток в человеках, повелитель Катерины, злая и необоримая кощеевская сила повести, преступный душегуб «старик» Мурин — родоначальник в череде сластолюбцев, «великих грешников» и всех крупных и мелких «бесов» творчества Достоевского.
Наконец, в «Xозяйке» образно-характерологически намечена главная трагическая тема не предвиденных еще тогда «Записок из Мертвого дома»: «батюшке барину» Ордынову не дано сблизиться с народом на равных, он — жертва социальной сословности и никогда не сможет сделаться «товарищем» Катерине и Мурину. Наивысшее и всестороннее публицистико-аналитическое развитие эта тема получит в «почвенничестве» «Дневника писателя».
Идейно-художественые «эксперименты» и демократические открытия «Xозяйки» (личность народа; «почва»; фольклоризм) самым плодотворным образом сказались на послекаторжном творчестве Достоевского. Непреходящее значение повести — историко-литературный факт.
Владимирцев В.П. Хозяйка // Достоевский: Сочинения, письма, документы: Словарь-справочник. СПб., 2008. С. 185—189.
Прижизненные публикации (издания):
1847 — Отечественные записки. Учено-литературный журнал, издаваемый А. Краевским. СПб.: Тип. Ив. Глазунова и Комп., 1847. Год девятый. Т. LIV. Октябрь. С. 396—424. Т. LV. Декабрь. С. 381—414.
1865 — Полное собрание сочинений Ф.М. Достоевского. Вновь просмотренное и дополненное самим автором издание. Издание и собственность Ф. Стелловского. СПб.: Тип. Ф. Стелловского, 1865. Т. I. С. 7—38.
1865 — Хозяйка. Повесть в двух частях. Сочинение Ф.М. Достоевского. Вновь просмотренное самим автором издание. Издание и собственность Ф. Стелловского. СПб.: Тип. Ф. Стелловского, 1865. 106 с.
Источник: https://fedordostoevsky.ru/works/lifetime/housewife/
Федор Достоевский: Хозяйка
Достоевский Федор Михайлович
Хозяйка
- Федор Михайлович Достоевский
- ХОЗЯЙКА
- ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
- I
Ордынов решился наконец переменить квартиру. Хозяйка его, очень бедная пожилая вдова и чиновница, у которой он нанимал помещение, по непредвиденным обстоятельствам уехала из Петербурга куда-то в глушь, к родственникам, не дождавшись первого числа, — срока найма своего.
Молодой человек, доживая срочное время, с сожалением думал о старом угле и досадовал на то, что приходилось оставить его: он был беден, а квартира была дорога.
На другой же день после отъезда хозяйки он взял фуражку и пошел бродить по петербургским переулкам, высматривая все ярлычки, прибитые к воротам домов, и выбирая дом почернее, полюднее и капитальнее, в котором всего удобнее было найти требуемый угол у каких-нибудь бедных жильцов.
Он уже долго искал, весьма прилежно, но скоро новые, почти незнакомые ощущения посетили его. Сначала рассеянно и небрежно, потом со вниманием, наконец с сильным любопытством стал он смотреть кругом себя.
Толпа и уличная жизнь, шум, движение, новость предметов, новость положения — вся эта мелочная жизнь и обыденная дребедень, так давно наскучившая деловому и занятому петербургскому человеку, бесплодно, но хлопотливо всю жизнь свою отыскивающему средств умириться, стихнуть и успокоиться где-нибудь в теплом гнезде, добытом трудом, по'том и разными другими средствами, — вся эта пошлая проза и скука возбудила в нем, напротив, какое-то тихо-радостное, светлое ощущение. Бледные щеки его стали покрываться легким румянцем, глаза заблестели как будто новой надеждой, и он с жадностью, широко стал вдыхать в себя холодный, свежий воздух. Ему сделалось необыкновенно легко.
Он всегда вел жизнь тихую, совершенно уединенную. Года три назад, получив свою ученую степень и став по возможности свободным, он пошел к одному старичку, которого доселе знал понаслышке, и долго ждал, покамест ливрейный камердинер согласился доложить о нем в другой раз.
Потом он вошел в высокую, темную и пустынную залу, крайне скучную, как еще бывает в старинных, уцелевших от времени фамильных, барских домах, и увидел в ней старичка, увешанного орденами и украшенного сединой, друга и сослуживца его отца и опекуна своего. Старичок вручил ему щепоточку денег.
Сумма оказалась очень ничтожною; это был остаток проданного с молотка за долги прадедовского наследия. Ордынов равнодушно вступил во владение, навсегда откланялся опекуну своему и вышел на улицу.
Вечер был осенний, холодный и мрачный; молодой человек был задумчив, и какая-то бессознательная грусть надрывала его сердце. В глазах его был огонь; он чувствовал лихорадку, озноб и жар попеременно. Он рассчитал дорогою, что может прожить своими средствами года два-три, даже с голодом пополам и четыре.
Смерклось, накрапывал дождь. Он сторговал первый встречный угол и через час переехал. Там он как будто заперся в монастырь, как будто отрешился от света. Через два года он одичал совершенно.
Он одичал, не замечая того; ему покамест и в голову не приходило, что есть другая жизнь — шумная, гремящая, вечно волнующаяся, вечно меняющаяся, вечно зовущая и всегда, рано ли, поздно ли, неизбежная. Он, правда, не мог не слыхать о ней, но не знал и не искал ее никогда. С самого детства он жил исключительно; теперь эта исключительность определилась.
Его пожирала страсть самая глубокая, самая ненасытимая, истощающая всю жизнь человека и не выделяющая таким существам, как Ордынов, ни одного угла в сфере другой, практической, житейской деятельности. Эта страсть была — наука.
Она снедала покамест его молодость, медленным, упоительным ядом отравляла ночной покой, отнимала у него здоровую пищу и свежий воздух, которого никогда не бывало в его душном углу, и Ордынов в упоении страсти своей не хотел замечать того. Он был молод и покамест не требовал бо'льшего.
Страсть сделала его младенцем для внешней жизни и уже навсегда неспособным заставить посторониться иных добрых людей, когда придет к тому надобность, чтоб отмежевать себе между них хоть какой-нибудь угол. Наука иных ловких людей капитал в руках; страсть Ордынова была обращенным на него же оружием.
В нем было более бессознательного влечения, нежели логически отчетливой причины учиться и знать, как и во всякой другой, даже самой мелкой деятельности, доселе его занимавшей. Еще в детских летах он прослыл чудаком и был непохож на товарищей.
Родителей он не знал; от товарищей за свой странный, нелюдимый характер терпел он бесчеловечность и грубость, отчего сделался действительно нелюдим и угрюм и мало-помалу ударился в исключительность.
Но в уединенных занятиях его никогда, даже и теперь, не было порядка и определенной системы; теперь был один только первый восторг, первый жар, первая горячка художника.
Он сам создавал себе систему; она выживалась в нем годами, и в душе его уже мало-помалу восставал еще темный, неясный, но как-то дивно-отрадный образ идеи, воплощенной в новую, просветленную форму, и эта форма просилась из души его, терзая эту душу; он еще робко чувствовал оригинальность, истину и самобытность ее: творчество уже сказывалось силам его; оно формировалось и крепло. Но срок воплощения и создания был еще далек, может быть, очень далек, может быть, совсем невозможен!
Читать дальше
Источник: https://libcat.ru/knigi/proza/327607-fedor-dostoevskij-hozyajka.html
Фёдор Достоевский «Хозяйка»
Молодой человек, живущий только наукой, нелюдимый, вынужден искать квартиру. Найдя подходящий его возможностям угол, Ордынов случайно забредает в церковь на окраине. С этого момента в его жизнь врываются страсти, добро и зло, красота и шанс умереть.
Впервые опубликовано в журнале «Отечественные записки» (1847. № 10 и 12) с подписью: Ф. Достоевский.
Входит в:
Лингвистический анализ текста:
- Приблизительно страниц: 76
- Активный словарный запас: крайне низкий (2254 уникальных слова на 10000 слов текста)
- Средняя длина предложения: 78 знаков, что близко к среднему (81)
- Доля диалогов в тексте: 41%, что близко к среднему (37%)
- подробные результаты анализа >>
1885 г. 1894 г. 1894 г. 1899 г. 1906 г. 1911 г. 1926 г. 1956 г. 1972 г. 1972 г. 1981 г. 1983 г. 1988 г. 1991 г. 1996 г. 2005 г. 2006 г. 2006 г. 2010 г. 2010 г. 2012 г. 2014 г. 2014 г. 2015 г. 2015 г. 2015 г. 2015 г. 2015 г. 2019 г. 2005 г. 2015 г. Издания на иностранных языках: 1918 г.
Доступность в электронном виде:
Сортировка: по дате | по рейтингу | по оценке
kerigma, 3 февраля 2012 г.
Очень странный для Достоевского текст. На самом деле, фабула довольно классичная для ФМ — некий одинокий, скромный, тихий вьюнош внезапно встречает на улице красивую молодую женщину в компании неприятного старика — и пропадает.
Сказать, что он влюбился, было бы недооценить Достоевского — там такая буря эмоций в стакане, что назвать это просто любовью значило бы преуменшить. Правильнее будет, что и так не слишком уравновешенный человек слегка спятил, иначе объяснить его последующие поступки не получается.
Как-то странно выходит, что в итоге он нанимает у этой странной парочки комнату — и начинается самое интересное. Представьте себе классические русские сказки, ну там, серый волк, темный лес, «ой ты гой еси, добрый молодец» — положенные на сюжеты Достоевского, которые сплошь состоят из того, кто на кого как посмотрел или не посмотрел.
Девица, хозяйка, между делом рассказывает вьюношу «всю свою жизнь» именно в таком, очень сказочном стиле, и непонятно, то ли это было на самом деле, то ли это плод чьего-то больного воображения.
Потому что по всему выходит натуральная мистика, и в придачу к сказкам является еще неясный злобный старик, которые просто олицетворяет собой мировое зло, при этом неизвестно, кем приходится девице. И весь странный кошмар продолжается некоторое время, пока не наступает эмоциональный (но не сюжетный) пик, а потом сходит на нет.
purgin, 31 июля 2019 г.
Сюжет оригинальный.
Молодой ученый Василий Ордынов, искусственно отторгнувший себя от реальной жизни (и все-таки Достоевский счел нужным упомянуть фабульное «объяснение» такого шага — Ордынов получил незначительное наследство), посвятивший всего себя единственной страсти — науке, терпит страшное, трагическое и уже необратимое поражение при первом же столкновении с действительностью, при первой же попытке избавиться от своего одиночества.
«Может быть, в нем осуществилась бы целая оригинальная, самобытная идея. Может быть, ему суждено было быть художником в науке». Но мечты героя рухнули, его опыт создания новой, оригинальной научной системы не состоялся, глубокое душевное потрясение приводит его к состоянию отчаяния, и он просит «исцеления у бога».
Знаменательно, что Ордынов, живущий в мире «химер», сталкивается отнюдь не с повседневной действительностью Петербурга, но с «действительностью», пожалуй, не менее «иллюзорной», чем та, в которой он пребывал ранее.
Крайне впечатлительная и незащищенная душа Ордынова вступает в безнадежный для нее поединок со злой волей «колдуна» старика Мурина, в прошлом, как можно предположительно догадаться, «удалого разбойника» и «душегуба», а в настоящем — коварного начетчика-старообрядца.
Под властью Мурина томится молодая красавица Катерина, не смеющая и даже, под гипнотическим влиянием старого «колдуна», не желающая освободиться от своего тягостного и одновременно сладостного плена.
Повесть предельно насыщена картинами галлюцинаций, снов, бреда, таинственных скрещений реальных и «фантастических» происшествий. Интересно, прочесть стоит, проникает в самую глубину души.
Подписаться на отзывы о произведении
Источник: https://fantlab.ru/work227422
“Бедные люди” Достоевского в кратком содержании
Макар Алексеевич Девушкин – титулярный советник сорока семи лет, переписывающий за небольшое жалованье бумаги в одном из петербургских департаментов. Он только что переехал на новую квартиру в “капитальном” доме возле Фонтанки. Вдоль длинного коридора – двери комнат для жильцов; сам же герой ютится за перегородкой в общей кухне. Прежнее его жилье было “не в пример лучше”.
Однако теперь для Девушкина главное – дешевизна, потому что в том же дворе он снимает более удобную и дорогую квартиру для своей дальней родственницы
Варвары Алексеевны Доброселовой. Бедный чиновник берет под свою защиту семнадцатилетнюю сироту, за которую, кроме него, заступиться некому. Живя рядом, они редко видятся, так как Макар Алексеевич боится сплетен.
Однако оба нуждаются в душевном тепле и сочувствии, которые черпают из почти ежедневной переписки друг с другом.
История взаимоотношений Макара и Вареньки раскрывается в тридцати одном – его и в двадцати четырех – ее письмах, написанных с 8 апреля по 30 сентября 184… г.
Первое письмо Макара пронизано счастьем обретения сердечной привязанности: “…весна, так и мысли все-такие приятные, острые, затейливые, и мечтания приходят нежные…” Отказывая себе в еде и платье, он выгадывает на цветы и конфеты для своего “ангельчика”.
Варенька сердится на покровителя за излишние расходы, охлаждает иронией его пыл: “…одних стихов и недостает…”
“Отеческая приязнь одушевляла меня, единственно чистая отеческая приязнь…” – конфузится Макар.
Варя уговаривает друга заходить к ней почаще: “Какое другим дело!” Она берет на дом работу – шитье.
В последующих письмах Девушкин подробно описывает свое жилище -“Ноев ковчег” по обилию разношерстной публики – с “гнилым, остро-услащенным запахом”, в котором “чижики так и мрут”. Рисует портреты соседей: карточного игрока мичмана, мелкого литератора Ратазяева, нищего чиновника без места Горшкова с семьей. Хозяйка -“сущая ведьма”.
Стыдится, что плохо, бестолково пишет -“слогу нет”: ведь учился “даже и не на медные деньги”.
Варенька делится своей тревогой: о ней “выведывает” Анна Федоровна, дальняя родственница.
Раньше Варя с матерью жили в ее доме, а затем, якобы для покрытия расходов на них, “благодетельница” предложила осиротевшую к тому времени девушку богатому помещику Быкову, который ее и обесчестил.
Только помощь Макара спасает беззащитную от окончательной “гибели”. Лишь бы сводня и Быков не узнали ее адреса!
Бедняжка заболевает от страха, почти месяц лежит в беспамятстве. Макар все это время рядом. Чтобы поставить свою “ясочку” на ноги, продает новый вицмундир.
К июню Варенька выздоравливает и посылает заботливому другу записки с историей своей жизни.
Ее счастливое детство прошло в родной семье на лоне деревенской природы. Когда отец потерял место управляющего в имении князя П-го, они приехали в Петербург -“гнилой”, “сердитый”, “тоскливый”. Постоянные неудачи свели отца в могилу. Дом продали за долги.
Четырнадцатилетняя Варя с матерью остались без крова и средств. Тут-то их и приютила Анна Федоровна, вскоре начавшая попрекать вдову. Та работала сверх сил, губя слабое здоровье ради куска хлеба.
Целый год Варя училась у жившего в том же доме бывшего студента Петра Покровского. Ее удивляло в “добрейшем, достойнейшем человеке, наилучшем из всех”, странное неуважение к старику отцу, часто навещавшему обожаемого сына. Это был горький пьяница, когда-то мелкий чиновник. Мать Петра, молодая красавица, была выдана за него с богатым приданым помещиком Быковым.
Вскоре она умерла. Вдовец женился вторично. Петр же рос отдельно, под покровительством Быкова, который и поместил оставившего по состоянию здоровья университет юношу “на хлебы” к своей “короткой знакомой” Анне Федоровне.
Совместные бдения у постели больной Вариной матери сблизили молодых людей. Образованный друг приучил девушку к чтению, развил ее вкус. Однако вскоре Покровский слег и умер от чахотки.
Хозяйка в счет похорон забрала все вещи покойного. Старик отец отнял у нее книг, сколько мог, и набил их в карманы, шляпу и т. п. Пошел дождь. Старик бежал, плача, за телегой с гробом, а книги падали у него из карманов в грязь. Он поднимал их и снова бежал вдогонку…
Варя в тоске вернулась домой, к матери, которую тоже вскоре унесла смерть…
Девушкин отвечает рассказом о собственной жизни. Служит он уже тридцать лет.
“Смирненький”, “тихонький” и “добренький”, он стал предметом постоянных насмешек: “в пословицу ввели Макара Алексеевича в целом ведомстве нашем”, “…до сапогов, до мундира, до волос, до фигуры моей добрались: все не по них, все переделать нужно!”.
Герой возмущается: “Ну что ж тут такого, что переписываю! Что, грех переписывать, что ли? ” Единственная радость – Варенька: “точно домком и семейством меня благословил Господь!”
10 июня Девушкин везет свою подопечную гулять на острова. Та счастлива. Наивный Макар в восторге от сочинений Ратазяева.
Варенька же отмечает безвкусицу и выспренность “Итальянских страстей”, “Ермака и Зюлейки” и др.
Понимая всю непосильность для Девушкина материальных забот о себе, больная Варенька хочет устроиться в гувернантки. Макар против: ее “полезность” – в “благотворном” влиянии на его жизнь.
За Ратазяева он заступается, но после прочтения присланного Варей “Станционного смотрителя” Пушкина – потрясен: “я то же самое чувствую, вот совершенно так, как и в книжке”.
Судьбу Вырина примеряет на себя и просит свою “родную” не уезжать, не “губить” его.
6 июля Варенька посылает Макару гоголевскую “Шинель”; в тот же вечер они посещают театр.
Если пушкинская повесть возвысила Девушкина в собственных глазах, то гоголевская – обижает. Отождествляя себя с Башмачкиным, он считает, что автор подсмотрел все мелочи, его жизни и бесцеремонно обнародовал. Достоинство героя задето: “после такого надо жаловаться…”
К началу июля Макар истратил все. Страшнее безденежья только насмешки жильцов над ним и Варенькой. Но самое ужасное, что к ней является “искатель”-офицер, из бывших соседей, с “недостойным предложением”. В отчаянии бедняга запил, четыре дня пропадал, пропуская службу.
Ходил пристыдить обидчика, но был сброшен с лестницы.
Варя утешает своего защитника, просит, невзирая на сплетни, приходить к ней обедать.
С начала августа Девушкин тщетно пытается занять под проценты денег, особенно необходимых ввиду новой беды: на днях к Вареньке приходил другой “искатель”, направленный Анной Федоровной, которая сама вскоре навестит девушку. Надо срочно переезжать. Макар от бессилия снова запивает. “Ради меня, голубчик мой, не губите себя и меня не губите”, – умоляет его несчастная, посылая последние “тридцать копеек серебром”.
Ободренный бедняк объясняет свое “падение”: “как потерял к самому себе уважение, как предался отрицанию добрых качеств своих и своего достоинства, так уж тут и все пропадай!” Самоуважение Макару дает Варя: люди “гнушались” им, “и я стал гнушаться собою., а вы всю жизнь мою осветили темную, и я узнал, что не хуже других; что только не блещу ничем, лоску нет, тону нет, но все-таки я человек, что сердцем и мыслями я человек”.
Здоровье Вареньки ухудшается, она уже не в силах шить. В тревоге Макар выходит сентябрьским вечером на набережную Фонтанки. Грязь, беспорядок, пьяные -“скучно”!
А на соседней Гороховой – богатые магазины, роскошные кареты, нарядные дамы. Гуляющий впадает в “вольнодумство”: если труд – основа человеческого достоинства, то почему столько бездельников сыты? Счастье дается не по заслугам – поэтому богачи не должны быть глухи к жалобам бедняков. Макар немного гордится своими рассуждениями и замечает, что у него “с недавнего времени слог формируется”.
9 сентября Девушкину улыбается удача: вызванный за ошибку в бумаге на “распеканцию” к генералу, смиренный и жалкий чиновник удостоился сочувствия “его превосходительства” и получил лично от него сто рублей. Это настоящее спасение: уплачено за квартиру, стол, одежду. Девушкин подавлен великодушием начальника и корит себя за недавние “либеральные” мысли. Читает “Северную пчелу”.
Полон надежд на будущее.
Тем временем о Вареньке разузнает Быков и 20 сентября является к ней свататься. Его цель – завести законных детей, чтобы лишить наследства “негодного племянника”. Если Варя против, он женится на московской купчихе.
Несмотря на бесцеремонность и грубость предложения, девушка соглашается: “Если кто может возвратить мне честное имя, отвратить от меня бедность так это единственно он”. Макар отговаривает: “сердечку-то вашему будет холодно!” Заболев от горя, он все же до последнего дня разделяет ее хлопоты по сборам в дорогу.
30 сентября – свадьба. В тот же день, накануне отъезда в поместье Быкова, Варенька пишет письмо-прощание старому другу: “На кого вы здесь останетесь, добрый, бесценный, единственный!”
Ответ полон отчаяния: “Я и работал, и бумаги писал, и ходил, и гулял, все оттого, что вы здесь, напротив, поблизости жили”. Кому теперь нужен его сформировавшийся “слог”, его письма, он сам? “По какому праву” разрушают “жизнь человеческую”?
Источник: https://lit.ukrtvory.ru/bednye-lyudi-dostoevskogo-v-kratkom-soderzhanii/